Килька в томатном соусе (СИ) - "Villano". Страница 37

— Знал бы, что ты так все повернешь, остался бы сидеть за столом, — простонал ему в ухо я, понимая, что вожжи из моих рук таки выскользнули.

— Ты бы не смог просто сидеть и смотреть.

— Почему это?

— Потому что считаешь меня своей добычей и не хочешь делиться ни с кем.

— Ты помнишь, что я тебе сказал там, в кабаке, добыча? — обхватил Даньку изо всех сил я.

Повел бедрами, прилипая пахом к упругой заднице, как маньяк. Что же он со мной делает, а? Данька ведь и правда мой. Только мой и ничей больше!

— О да, еще как помню, и обязательно этим воспользуюсь, — мечтательно протянул мой коварный донельзя гламурный подонок, и я понял, что очень скоро моя сексуальная жизнь раскрасится новыми, крайне неприличными, красками.

05.03.17

====== Глава 24 Бытовуха ======

Комментарий к Глава 24 Бытовуха На правах рекламы мультиварки))))

16.07.2017

Алексей

— Цезарь, слышь, Данька с подоконника слез?

Псин, пришедший ко мне пару минут назад с проверкой, довольно зажмурился от почесывания за ухом, высунул язык и на вопрос отвечать не стал. Впрочем, мне его ответ и не нужен был, это я так, чтобы избавиться от внутренней маяты, спросил. Не помогло. Очередная грозовая туча за окном накрыла небо свинцом, а город ливнем, и я сдался: залез в ящик стола рукой, чтобы достать фляжку с коньяком и как следует глотнуть живительной влаги для успокоения нервов и улучшения мыслительного процесса. Помогло чисто символически и ненадолго. Желание ужраться в хламину усиливалось с каждым ударом грома, а все почему?

Да потому что впервые за все наше совместное бытие Данька устроил мне скандал. И не просто скандал (пошипели чуток, поцеловались и сексом закусили), а МЕГА-скандал: с воплями: «Я тебе кто, уборщица-домохозяйка? Приготовь, постирай, погладь, развесь. Хоть бы раз сам что-нибудь по дому сделал! Носки твои гребаные НЕНАВИЖУ!!! Ходишь в них, даже когда без трусов, а потом кидаешь, где попало! Я тебе сто раз говорил и двести раз показывал, в какую корзину их нужно складывать! Их в подсобке три!!! Я заебался от своих отбирать, разбирать и спаривать! Еще раз сунешь не туда, куда нужно, я тебе все твои носки до единого в жопу засуну!», швырянием в меня одежды (стопкой футболок, пиджаком и ботинками, которые в одном из углов обнаружились) и даже битьем посуды (то есть киданием на пол сковородки с макаронами по-флотски, рассыпавшимися по паркету на радость Цезарю, который перестал скулить и принялся заедать стресс нежданной вкусняшкой).

Я глотнул из фляжки. Какого черта произошло? Подумаешь, не смог найти в гардеробной рубашку и спросил. Чего орать-то? Я бы нашел, если б знал, где искать, и если б там не было целой горы Данькиных тряпок. Развел, понимаешь, в гардеробной Версаль, а я виноват. И что такого в том, что я в носках все время? Привык с детства по паркету кататься из одной комнаты в другую по коридору, вот и хожу. А тапки мои Цезарь жрет, не переставая, они в его слюнях и соплях сто лет как вымазаны, разве их можно на ноги надевать?

Я глотнул из фляжки и тяжело вздохнул. Никакой справедливости! Кричит Данька не по делу: к стиральной машинке он меня с некоторых пор сам не подпускает: я предыдущую однажды запрограммировал так, что она половину подсобки проскакала и воду из себя грязную на пол фонтаном извергла — хотел постирать кроссовки, которые, как выяснилось, стирать нельзя было в принципе, но я ж этого не знал! Хотел, как лучше, получилось… не очень. Про шнягу с паром (типа утюга) я вообще молчу. Как однажды чуть Цезарю нос не сварил, так больше близко к этому пыточному прибору не подхожу. Как и к утюгу. Мало ли. Отвлекут звонком, оставлю его на штанине и дом спалю. Оно нам надо?

Я глотнул из фляжки и покачался в кресле. Еда. Мда… На то, чтобы я приготовил чего-нибудь пожрать, Данька намекал регулярно. Особенно, когда с работы позже меня возвращался. Я в ответ на его просьбы честно заказывал еду в ресторане. Правда, после десяти вечера с этим возникали проблемы, особенно по будним дням, но в холодильнике же всяких ништяков полно, можно и ими закинуться, а утром позавтракать. И вообще, на ночь жрут только толстопузы!

Я глотнул из фляжки, качнулся в кресле, чуть не навернулся и с тоской посмотрел в окно, за которым творился полнейший бардак. Как и у меня в душе. Надо к Даньке идти мириться, но с чем? Он же меня вот так запросто не простит, а я ему ничего предложить не могу. Домработницу нанять предлагал несколько раз — не проканало. Данька отказывался с таким видом, что наперекор идти не хотелось. Он же у меня ревнивый до жути, зачем провоцировать? Хорошо хоть Васильича разрешил припрячь к уборке.

Я глотнул из фляжки, встал и пошел на кухню без единой хорошей мысли в голове — просто не смог больше сидеть в кабинете, зная, что мой ангел дуется на меня, злится и ужасно переживает. Всерьез переживает, иначе бы давно прискакал мириться. Как я и думал, Данька сидел на широченном подоконнике кухни, прислонившись спиной к простенку, смотрел на дождь за окном и позорно хлюпал носом.

— Ты, как дитя малое, — приобнял его за плечи я. Подождал минутку, притянул к себе и прижал лицом к футболке, о которую он немедленно вытер нос и опухшие глаза. — Зачем было доводить до предела? Что, сказать не мог?

— Я говорил, но ты же глухой на оба уха, если речь идет о том, что тебе не по душе.

— Не прибедняйся. Ты мною, когда хочешь, вертишь, только в путь!

— Лекс, я не хочу вертеть. Это не честно! Я хочу, чтобы ты сам додумывался, а ты дуб дубом, — успокаиваясь, сказал Данька. Облапал меня за задницу.

— Я, может, и дуб дубом, но видеть тебя в таком состоянии, а тем более являться его причиной не желаю. Однако мыслей хороших у меня нет. Домработницу ты к нам…

— Не пущу. Ты морально неустойчивый тип, а она будет перед твоим носом раком ползать. Убью нах!

— К стиралке не подпускаешь.

— Хватит с меня одного раза, самодеятельный ты наш. До сих пор голову ломаю, как ты умудрился две несовместимые программы в одну свести.

— В дебрях нашей гардеробной я скоро заблужусь и сгину бесследно, пожалей меня, а? Вспомни, что было, когда я твой синий твидовый костюм перевесил на другую вешалку, когда свой клетчатый искал? Ты ж мне чуть глаза не выцарапал.

— Ничего подобного, — обнял меня крепче Данька. — Просто не хотел, чтобы ты вносил хаос и разрушение в мой упорядоченный беспорядок.

— Согласен на все сто, — обрадовался я. Может, обойдется? Данька психанул, но понял, что дело — труба, и смирился? Увы, мне не повезло.

— Тебе можно доверить готовку. Не всегда, не делай такое лицо, Лекс! Мне нравится готовить, но иногда сил моих еще и на это нет.

— Полагаю, яичница или вареные макароны с килькой в томатном соусе на гарнир тебя не удовлетворят? — с тоской посмотрел на дождь за окном я. Ненавижу готовить!

— Я не прошу чего-то сверхъестественного, ну же, Лекс! И дам тебе книгу рецептов, там все подробно расписано, — поднял ко мне лицо Данька.

Погладил меня по спине. По бедру. По заднице. Потянулся ко мне губами. Чуть не упал с подоконника, ну и… Я залюбил его прямо там: стер обиду с прекрасного лица губами, слизал горечь с губ языком, затискал, зацеловал, отлюбил в бесстыже оттопыренную попку, а потом поддался умоляющим глазам, виноватому шепоту и нетерпеливым пальцам на простате, укладываясь на спину на пол и разводя ноги. Ладно, чего уж там. Он же у меня мужик, а не баба. Тут уж ничего не попишешь.

Данька мое безмолвное послушание оценил: был со мной ласков, вежлив и аккуратен, так что спустя полчаса я умудрился не только поймать кайф от члена в заднице, но даже кончить, чем вернул несчастному ангелу утраченное душевное равновесие, которое не сумели пошатнуть даже мои так и не снятые носки.

— Лекс, спасибо, что пришел мириться первым. Я знаю, как это тяжело для тебя, и ценю, — шепнул мне Данька, когда мы утихомирились. — Я люблю тебя.

— Я приготовлю ужин сегодня, — сказал я в романтическом порыве. — Твою любимую солянку. Хочешь?