Барышня. Нельзя касаться (СИ) - Иванова Ксюша. Страница 25

— Но и полюбить не смогли… — прошептала пошедшая со мной к Мерцаловой Катя.

Я обернулся. Катя плакала, растирая слезы по щекам сгибом пальца. Она жалела Анну Сергеевну! Я пытался это принять и понять и не мог! Сама же виновата! Зачем было лезть в чужие отношения! Да еще обманывать мужика!

— Не смогла.

— Как получилось так, что Святослав Мерцалов оказался в тюрьме? — официальную версию я уже знал. Стас был телохранителем главного Питерского бандита… то есть бизнесмена, Ждановского Юрия Витальевича. Уйдя из профессионального спорта, он был нанят лично Ждановским, не столько в качестве охранника, сколько из уважения и преклонения — криминальный авторитет обожал бокс и всячески поддерживал бойцов-земляков. Кто ж знал, что начнутся разборки, что у Ждановского развернется настоящая война с другим местным воротилой. Когда полетели головы, Свят Мерцалов просто попал под замес. Он выполнил работу, для которой и был нанят. На Ждановского было совершено покушение в самый неожиданный момент. Юрий Витальевич, по кличке Ждан, отмечал юбилей в загородном доме. Видимо, хотел, чтобы друзья, к которым несомненно относил Мерцалова, отдохнули вместе с ним. Для охраны гостей и юбиляра были наняты ребята из частного охранного предприятия. Для врагов Ждановского появился самый подходящий момент.

— Он убил того, кто Ленку застрелил. Они у Ждановского вместе были. Там все с женами… А он с ней! Хотя мы еще женаты были… Гришка тогда маленький совсем был — восемь месяцев всего. С Ленкиной матерью остался. На юбилее, когда перестрелка началась, Свят рядом со Ждановским был, от пули его собой закрыл. Ранение получил в плечо. В общем, Ленка случайно пулю получила. Если бы под столом сидела, никто бы не тронул — они в гостей не стреляли. Но она к Святу побежала, и… Там полиция приехала, еще кто-то… На глазах у них Свят и убил того, кто в Ленку попал — одним ударом, никто ничего и сделать не успел. А отмазать его от тюрьмы вдруг стало некому — Ждановского другим способом устранили, отравили в собственном доме — в водку яд подсыпали. Пока передел сфер влияния шёл, в том деле виновными пешки оказались, Свят в том числе.

— Ребёнок же у бабушки был? — задавал наводящие вопросы я.

— У тети Светы было больное сердце. Когда она узнала, что случилось с дочерью, оно не выдержало. Я забрала мальчика. У Ленки больше никого не было. А родителям Свята я его не отдала — официально мы в браке были. Подкупила кого нужно… Я надеялась, что вот он выйдет… Увидит, как Я забочусь о Грише… И… Не дождалась… Как-то прошло всё, утихло. Я повзрослела. Поняла, что не полюбит… Никогда. А так, без любви, зачем мне…

— Почему Гриша сбежал? — задал я главный вопрос.

— Максим ударил его. Максим — программист, у него оборудование очень дорогое. Гриша что-то там в компьютере повредил… Меня в тот вечер дома не было — я с подругами в ресторан ходила. Они вдвоем остались дома. Пришла поздно и сразу спать… Я даже не знала, когда именно он ушёл из дома! А Макс не обратил внимания, что Гриша сбежал — чинил свои железяки!

— Почему отказывались в розыск подавать?

— А если он у Свята, и я навредила бы…

— Почему не связались с Мерцаловым?

— Если он не у него, Свят бы меня убил, узнав, что не усмотрела!

34 глава. Катя

— Катюша, Марина, а давайте торт купим? Завтра мне уезжать, отпразднуем! — улыбался Марк, поглядывая на нас в зеркало заднего вида. Под разными предлогами уже были куплены роллы, шампанское, куча фруктов и, как оказалось, любимые Мариной гамбургеры.

— Катя, давай торт! — девочка всплеснула руками и сложила ладошки в умоляющем жесте.

— Давайте торт! — я не могла не согласиться — их болтовня в машине звучала так по-семейному, так успокаивающе и, одновременно с этим, заразительно, что и мне хотелось быть причастной, хотелось быть с ними заодно…

— Здорово! Праздник настоящий получается!

Было уже решено, что эти несколько дней, когда Марка не будет, Марина поживет у нас с мамой, хоть её и собиралась взять к себе Нина, приезжавшая в агентство днем. Но Нина жила в другом городе, в области, а значит, школу ребенку пришлось бы пропустить…

Я сама им предложила. Мне не хотелось расставаться с этой девочкой… Мне хотелось чего-то невозможного, нереального… Мне хотелось представить себе ненадолго, что я — это не я, Катя Семёнова… или даже пусть это я, но другая, нормальная, обычная женщина. Мне хотелось думать, что сейчас я еду домой со своей семьёй. Вот рядом сидит моя дочка. И я могу взять её ручку в свою ладонь. А если захочу, вообще обниму её за плечи и в макушку поцелую!

И я косилась на Марину, с любопытством смотрящую на проносящиеся мимо здания и прохожих. И не решалась взять за руку… И мечтала дальше…

Представляла, что за рулем сидит мой муж. Мужчина, которого я… люблю! Это не укладывалось в голове, это было несовместимо с моей действительностью! Но отчего-то думалось, что мои фантазии вреда никому причинить не могут. А значит, можно думать и мечтать, сколько угодно! Тем более, что Марк зачем-то женой меня и представил своему сотруднику.

А раз так, осуществляя свою странную идею, я имею право смотреть на него! И я смотрела. Лангет, ту штуку, в которую была засунута его левая рука, Марк снял и бросил на пассажирское сиденье впереди. Но видно было, что эту руку он приберегает, что она все еще доставляет ему дискомфорт. Вот и сейчас он управлял машиной одной правой.

Старалась не пялиться слишком уж откровенно. Но снова и снова цеплялась взглядом за широкое запястье правой руки, которое туго охватывал кожаный ремешок часов. Удивлялась, как уверенно, как естественно, как красиво лежат его пальцы на руле. И какие у него пальцы! Никогда в своей жизни я не задумывалась о том, что руки могут быть красивыми! Такими, как у Марка…

А лицо? Боже мой, какое у него лицо! Вот молчит же сейчас, а по глазам, только по ним одним, в зеркало заднего вида понятно, что улыбается. Губы не улыбаются, а глаза… Я резко отвернулась к боковому окну и невидящим взглядом уставилась на мелькающие за ним здания. Он заметил, как я разглядываю! Поэтому и улыбался! Стыдно-то как! Даже щеки загорелись от стыда! Посмотреть в сторону Марка я теперь не решалась, даже когда он затормозил возле кондитерского магазина.

…Кажется, моя жизнь — привычная, скучно-размеренная, устоявшаяся, спокойная, — дала трещину! Кажется, всё не так, всё изменилось, всё стало другим! Это и пугало меня, заставляло внутри, в душе, волноваться и нервничать, и, одновременно, мне чудилось, что я свыкаюсь с этими изменениями, принимаю их. Я сидела на подоконнике и смотрела на спящий город. Все отправились спать, а я не могла. Не от страха, не из-за присутствия в квартире посторонних людей. По другой причине не спалось…

Я пила с ними чай! Есть не могла, да! Но чай пила, сидя за столом с мамой, Марком и Мариной. И даже сумела не разлить, не разбить, не убежать! И даже, что было совсем уж странно, дважды я касалась Его рукой и… ничего не происходило! Ничего. Ни обмороков, ни приступов, ни паники — ни-че-го! Почти ничего. Кроме понимания, что кожа у него горячая, что…

В дверь постучали.

— Да? — негромко спросила, не зная, то ли сорваться с места и бежать, то ли сидеть и не дергаться.

— Катя, можно я войду? — раздалось вкрадчивое, негромкое.

Что сказать? Чтобы уходил? Сказать, что я не могу впустить в свою комнату постороннего человека или… пусть войдет? Он же ничего мне не сделает! Тут же и мама, и Марина рядом. Да и не станет Марк причинять мне боль. Или все-таки пусть уходит? Потому что, если задуматься, то ведь… зачем он пришел? Что он может хотеть от меня? Что мужчина может хотеть от женщины?

Вот теперь мне было страшно! Мысли балансировали на грани: вспомнить-не вспомнить, воскресить в памяти мой персональный ад или сюда, в настоящее вернуться! И только понимание, что дверь заперта, что он не сможет открыть ее сам, помогало держать себя в руках.