Тайна дома №12 на улице Флоретт (СИ) - Торин Владимир. Страница 13

Степпл скрылся в тумане, а джентльмен на скамейке напротив отвлекся от прослушивания и недоуменно уставился на доктора Доу. Доктору мучительно захотелось отыграться на нем и в грубой, не терпящей возражений манере велеть ему заниматься своими делами.

Доктор Доу не знал, что ему дальше делать. Он рассчитывал на помощь Степпла, и вот…

— Доктор Доу…

Стивен Степпл стоял у скамейки. Почему он вернулся?!

— Прошу вас, простите мне мою грубость. Я сожалею. Я не должен был на вас кричать. Это… мне очень стыдно.

Доктор Доу был поражен.

— Вы передумали?

Стивен Степпл неловко опустился на скамейку и тяжело вздохнул.

— Вы ведь не оставите это дело, так? И продолжите свою охоту? Я работал под вашим началом одиннадцать лет и хорошо вас знаю. За это время вы распознали и обезвредили пять прежде неизвестных медицине смертельных болезней. Именно вы обнаружили, что опухоли могут блуждать… Если вы правы… Конечно же, я помогу вам.

— Рад, что вы передумали.

— Но только, чтобы оградить своих пациентов от ваших бесчеловечных экспериментов. Вы согласны? — Доктор Доу кивнул, и Степпл спросил: — Что от меня требуется?

— Я понимаю, что больничное руководство не позволит карантинировать дом. Как минимум мне нужно, чтобы жильцы позволили мне осмотреть их.

— Я сделаю все возможное…

— В первую очередь меня интересует миссис Браун.

От этого имени лицо Степпла дернулось — очевидно, молодой доктор был знаком с упомянутой дамой, но спросил он о другом:

— Вы ведь не зря показали мне пыльцу Мисс Руби?

Доктор Доу кивнул.

— Я считаю, что пыльца имеет какое-то отношение к этой болезни. Но пока не могу понять, какое.

— Определенно, дело в пыльце! — закивал Степпл. — Вы уже были в ГНОПМ?

— ГНОПМ? — Доктор Доу недоуменно взглянул на него. Речь шла о Габенском научном обществе Пыльного моря, и он не понимал, какое отношение оно имеет к болезни из дома у канала.

— Ну разумеется! — воскликнул Степпл с какой-то странной горячностью. — Мисс Руби — очень необычный цветок, кто знает, какими свойствами обладает его пыльца. Кто знает, — добавил он с намеком, — как ни профессора с кафедры ботаники. Я удивлен, что вы не отправились туда первым делом.

Это было не лишено смысла, и все же…

— Я бы предпочел сперва осмотреть больных.

— А я бы предпочел, чтобы вы сперва убедились, что это не аллергия, прежде чем начинать колоть иглами и резать моих пациентов.

— Метод Хаймиша не ошибается…

Степпл его словно не услышал:

— Этот цветок может оказаться разгадкой, — сказал он. — Послушайте, доктор Доу. Насколько мне известно, мистер Карниворри — это господин, владевший домом, — привез Мисс Руби из каких-то тропиков. А мы с вами знаем, что в тропиках произрастает и живет множество такого, что вызывает различные, временами поистине поразительные аллергии, лихорадки и прочие заболевания, которые наша медицина часто не может просто понять. Вы, в свою очередь, обнаружили пыльцу, разлетевшуюся по всему дому через трещину в плафоне. У вас есть пыльца необычного растения и необычная болезнь. Логично предположить, что эти вещи связаны. Так вы меня учили рассуждать. И я помогу вам только после того, как вы поговорите с кем-то из ГНОПМ и убедите меня, что Мисс Руби ни при чем. Или же точно убедитесь, что именно это растение вызвало болезнь.

Доктор Доу поглядел ему в глаза, и впервые доктор Степпл не отвел взгляд. Слова бывшего ученика действительно были не лишены смысла и логики, а против логики не могло выстоять даже страстное желание доктора Доу разоблачить и обезвредить тварь-болезнь. Пока… пока искра в сознании Натаниэля Френсиса Доу еще не слишком разгорелась, и азарт не захватил его целиком.

Он раздраженно вздохнул.

— Я сделаю, как вы хотите.

Доктор Степпл кивнул и сказал:

— И еще я хочу, чтобы вы знали, доктор Доу: если я почувствую, что ваши… кхм… исследования несут опасность моим пациентам, я остановлю вас.

Это было сказано с такой твердостью и убежденностью в голосе, что доктор Доу непроизвольно дернул щекой. Это, определенно, был не тот Степпл, которого он знал прежде. Но при этом в душе у него зародилось крошечное зерно надежды, что и он сам — больше не тот человек, одно имя которого делало темные и мрачные коридоры Больницы Странных Болезней еще темнее и мрачнее. Больше не тот человек, который обратит внимание на то, что изрезал кого-то на лоскуты лишь в тот момент, когда окровавленный бурый комок блуждающей опухоли удачно извлечен и посажен в банку.

***

Полли Уиннифред Трикк была очень странной. По меркам Габена она порой, возможно, и вела себя, как слегка чокнутая, но Джаспер склонялся к тому, что она просто милая чудачка, и считал, что другой такой девушки, как племянница их экономки, больше не существует. И хоть Полли была взрослой, он воспринимал ее, как своеобразного, но очень красивого мальчишку. И неудивительно: она была неунывающей, храброй и бесшабашной, и неприятности к ней так и липли. Настоящее горе для ее чинной тетушки. Дядюшка говорил, что Полли невыносима, но Джасперу это в ней нравилось особенно.

Когда они только сели в кэб и отправились на улицу Флоретт, он еще не знал, что она задумала. Что ж, в ее планы входило то, на что строгий и хмурый Натаниэль Френсис Доу сказал бы: «Ни в коем случае!»

— Ты мне скажешь, что у тебя на уме, Полли? — спросил Джаспер.

Полли поглядела на него и улыбнулась.

— У меня на уме то, что тебе так нравится: проникновение в злодейское логово.

Джаспер не поверил своим ушам.

— Но, чтобы было злодейское логово, должен быть злодей!

— О, он есть, — уверила его Полли. — Твоего дядюшку волнуют только болезни, и он совершенно не обращает внимания на людей — люди не вызывают у него решительно никакого интереса. Как будто он не знает, что почти все беды исходят как раз от людей. Где какое-то горе, какая-то подлость — там всегда какой-то подлец. А у меня, знаешь ли, чутье на подлецов. Когда вы рассказали мне об этом доме, кое-что показалось мне подозрительным. — Она сделала многозначительную паузу. — Кое-кто показался мне подозрительным.

— Кто?

— Жильцы начали болеть несколько дней назад, так? А кто появился в этом доме несколько дней назад?

Джаспер понял.

— Мистер Драбблоу!

Полли кивнула.

— Он поселяется в доме, и жильцы начинают болеть. Слишком невероятное совпадение, не находишь?

Джаспер вспомнил встречу на лестнице — то, как этот Драбблоу хмурился, то, как от него мерзко пахло, и то, как он грубо велел Китти убираться с дороги.

— А еще он злобный и его никто не переносит! Настоящий хмырь! — сказал мальчик. — Он очень похож на злодея. И как я сам не понял?!

Полли поглядела в окно. И ничего не увидела, кроме тумана. Рыжие пятна фонарей появлялись и исчезали. Девушку посетили мрачные воспоминания о ее собственных злодеях, тех, от кого она скрывалась, уверяя всех, что просто гостит у тетушки. В Льотомне злодеи часто совсем не похожи на злодеев, и тем страшнее становится, когда милые улыбки внезапно превращаются в жуткие гримасы, а в ярких и искренних глазах появляется коварный блеск. Габен был мрачнее, грубее, чем Льотомн, здесь правили более низменные нравы, и местные мрази вовсе не заботились о том, как бы удивить свою жертву прежде, чем на нее наброситься…

Оставшуюся дорогу до улицы Флоретт они обсуждали мистера Драбблоу и строили предположения, кто он такой на самом деле и что затеял.

Вскоре они были на месте.

Вид дома, в котором, по мнению дядюшки, поселилась тварь-болезнь, заставил Джаспера усомниться в их плане: ему вдруг перехотелось туда соваться. От одного взгляда на это сгорбившееся, будто вылезшее из какого-то невнятного сна, строение кожа мальчика покрылась мурашками. Дом кутался в туман, словно в одеяло, его окна чернели — со стороны казалось, будто он давно стоит пустой. Полли испытывала схожие чувства.