Застава (СИ) - Ойтен Мирланда. Страница 7

А вот других родителей нет, и до выпуска из шестнадцати девочек моего класса дотянуло только семеро, что было катастрофой. Почему матриарх вообще позволяла Ракхе руководить школой — не знала даже тётушка. Позволяла — и всё. С матриархом не спорят, даже если всем видно, что разум уже давно простился с её мудростью Лавией.

Ещё одна проблема сестринства — среди многих других — из-за который оно пришло в такой упадок.

Играс вздохнула и перестала улыбаться.

— Чистая правда, Мая, и поэтому я привезла её к тебе. Совет постановил её отчислить и отправить лечиться…

— Подождите! У нас же самих есть врачи, почему её не отправили к Унаните, она же меня лечил!

— Унанита отказалась.

Вот этого я точно не ожидала. Унанита лечила меня в своё время, и я помнила её как очень мягкую и добрую женщину, которая непонятно почему служила Тиаре, когда должна была — Элени.

— Но почему?

— Потому. И поэтому я её привезла сюда.

— А кто её тут лечить-то будет?! Нин, так нельзя же! — я всё же повысила голос. Не хорошо кричать на старших, но у меня были причины ужаснуться ситуации. Во многом потому, что я о-очень, прямо таки очень-очень-очень хорошо помнила, что со мной было, когда Унаните потребовалось лечить мою не очень умную голову. Если у девочки хоть десятая доля моих проблем, то я не справлюсь и сделаю ей хуже.

Играс пожевала сигарету и подошла ко мне. Она была сильно ниже меня, и мне пришлось нагнуться, чтобы смотреть ей в глаза.

— Майя, я тебе по большому секрету расскажу: мать Лавия умерла. Месяц назад. Преемницу избрали, ей стала сестра Рафиз. Но о смерти Лавии пока официально не объявили, потому что… Не буду мучить тебя всеми пробелмами нашего сестринства, но Синод Рафиз может и не утвердить, совет же единодушно избрал её, и что делать в этой ситуации никто не знает.

— Так уж единодушно? — усомнилась я, зная, как Играс ненавидела мать Рафиз.

— Я прогуляла выборы, — пожала плечами Играс. — Ужасно неудачно застряла в Ракке во время бури. А в Ракку попала случайно, перепутав местные поезда.

Я против воли улыбнулась. Играс — тоже.

— Так что когда я вернулась, то всё уже закончилось, я пожаловалась на свои злоключения и повозмущалась, какой нехороший Синод, раз не желает признавать Рафиз новым матрархом, пока не объявлено о смерти Лавии.

Вот тут мне стало не до смеха. Раз Играс увернулась от голосования, значит, подозревала, что её никто не поддержит и что придётся либо голосовать за и ставить свою подпись в протоколе, либо голосовать против Рафиз и поять же расписываться в протоколе. А зная характер Рафиз…

— Всё сестринство за неё?

Играс, угадав мои мысли, достала свой портсигар и протянула мне. Я взяла одну ароматную палочку и раскурила. Хех, мята, душица, шалфей и какой-то сор. Захотелось закашляться.

— Пф… я бы сказала, половина. Винить их не могу, Рафиз семьдесят лет ждала возможности напялить на себя венец, и, Богиня видит, кто угодно, кто не Лавия, будет для сестринства лучше. А остальные просто как ты. Пока Рафиз не лезет в их храмы, она для них хорошая. Впрочем, у нас есть и героиня, которая успела приехать на совет и даже проголосовала против.

— И кто же это?

— Ракха, представляешь? — Играс покачала головой. — Ещё, говорят, возмутилась тем, что смерть Лавии скрывают.

— И что, она до сих пор жива? — я вспомнила рекомендации девочки. Мать-настоятельница её очень хвалила. А Унанита отказалась лечить. Не поэтому ли Играс её привезла ко мне?

— Да, жива. Если её снять, то в школу заявится учебная инспекция, а любая инспекция эту жалкое заведение закроет, чего Рафиз допустить не может.

Я кивнула.

— Нин, это всё интересно, но причём тут я и эта девочка Камалин?

— Ты прочитала же её личное дело, — матушка многозначительно поиграла бровями.

— Я всё ещё не понимаю.

Брови Играс встали мостиком.

Ну нет, так дело не пойдёт.

— Не понимаю, — твёрдо сказала я. — Девочке нужен врач, здесь врачей нет, я точно знаю. Я её вылечить не смогу, я со своей головой едва справляюсь. Тем более я не справлюсь, если от неё отказалась Унанита. Значит, ей тем более для её же блага надо в больницу.

— Да что ж с тобой делать! — старуха закатила глаза. — Девочка — племянница Ракхи. Осталась без матери этой зимой, и Ракха привезла её в Лиду из Маруты.

Я отстранённо заметила, что считаю, что неизвестная сестра (или жена брата, или кто она там) матери-наставницы забралась так далеко именно из-за родства с Ракхой.

Будь у меня вместо брата что-то вроде Ракхи, я бы тоже сбежала.

…хотя я и от Кадма, если подумать, тоже сбежала…

— Ракха в отношении этого ребёнка показала себя с очень неожиданной стороны, — криво улыбнулась Играс.

— Нет! — я сунула папку обратно Играс. — Нет, везите её обратно.

— Да ты дослушай!

— Нет! В ваших играх я не участвую! Мстить Ракхе — без меня! И это Аман вас побери, даже не низко! Это… Это мерзость! Вы мстите ей через ребёнка!..

Играс махнула пальцами по моим губам, и я заткнулась. Мой голос пропал, а зубы клацнули друг о друга. Язык прилип к нёбу, а губы онемели.

— Помолчи пожалуйста, — Играс утопила свой окурок в стакане с водой и достала новую сигарету. — Ты чем меня слушала? Я не предлагаю тебе месть. Сама с этим разберёшься. Я прошу тебя спрятать девчонку у себя и потянуть время. Совет школы постановил её исключить и отправить лечиться. Унанита отказала ей в помощи. А значит, девочка должна отправиться в обычный приют и обычную больницу. Формально у неё никого нет, Ракха отказалась от мира. Камалин станет государственной сиротой при живой тётке и после всего пережитого, а это жестоко.

Я попыталась сказать, что многие сироты через это проходят, но не смогал расцепить зубы. Язык тоже не слушался. Вот старая ведьма, как же бесят её фокусы! Что в детстве, что сейчас. Сейчас — тем более, потому что я не ребёнок и никто не давал ей права такое со мной творить!

— Девчонка страдает, и в душе она на самом деле ничего так. Туповата, но кто в нашем мире по-настоящему умный? Совет был несправедлив к ней из-за Ракхи и потому что Рафиз не на её стороне. Унанита отказалась её лечить потому же, из мелкой злобной мстительности, хотя могла помочь: она сама сказала, что можно было бы обойтись и её силами и не высылать девочку из Обители.

Вот значит как.

Я расслабилась, представила, что мои губы вовсе не склеены, язык послушен, и стёрла чары с губ.

— Унанина казалась мне хорошей, — сказала я.

— Она хорошая. Но все мы оступаемся.

— А в чём ваша выгода в этой истории?

— Я не могу сделать что-то хорошее просто так?.. Ой, не смотри так! Против твоего исключения я тоже голосовала, если вспомнишь. Ну что, возьмёшь девочку?

— Я не врач.

— Унанита оставила инструкции. Она считает, что девчонка оправится, ей просто нужно время и отдых.

— А мозгоправ? Вот эти все разговоры по душам, нарисуй мне свой класс, нарисуй любимую учительницу? — наверное, это было какое-то колдовство Играс, потому что всё внутри меня требовало сказать “нет” и уйти, но я почему-то это “нет” не говорила. Сердце было возмущено предложением ввязаться в дрязги старших сестёр, а разум говорил, что она права, девочка окажется в приюте с её ужасными проблемами. Разум говорил, что я не справлюсь, я не врач, я вообще ничто, и я сделаю девочке хуже, чем казённый мозгоправ. Ребёнок вредит себе во сне — это же катастрофа! Но сердце почему-то упрямилось и требовало справиться.

Иногда я ненавидела саму себя.

— По моей просьбе совет дал девчонке ещё шанс. Я предложила отправить её на полгода к тебе. Ты… была в схожей ситуации и знаешь, что она чувствует. Возможно, поможешь успокоиться и вернуться к обучению.

— Ну это прям очень легко, ага. Но допустим, я согласна. Что будет, если я не справлюсь? Я не мозгоправ, а так, даже не наставница. Я могу и навредить. Что с ней и со мной тогда будет? Вышлете меня в ещё более медвежий угол?