В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре - народные сказки. Страница 33

Случалось, что мёртвые сами рассказывали живым о за­рытых кладах, — но нарушение обещания молчать грозило смер­тью и тем, кому духи добровольно раскрыли тайну.

Сто пятьдесят лет назад на хуторе в Западной Норвегии жил парень, которого звали Якоб. Как-то вечером он собрался на танцы. По дороге повстречал он двух незнакомых девушек, которые с ним поздоровались, а он поприветствовал их в ответ. «Далеко ли со­брался?» — спросила одна. «Нет, всего лишь на танцы». «А с нами не по­танцуешь?» — спросила другая. «Почему бы и нет», — сказал он. «А от­куда вы?» — «Какая разница? Мы же можем потанцевать». Так они и сделали. Через некоторое время девушки остановились и поблагода­рили его за танец. Они сказали, что если он последует их совету, то станет богатым человеком. Раз он вырос в Фьельморберге, то может най­ти клад. И они укажут ему место, где тот зарыт. Но если парень прого­ворится, с ним случится несчастье. После этого они исчезли.

Так как было ещё рано, Якоб не хотел возвращаться до­мой, а продолжил свой путь на танцы. Там он столько выпил, что рассказал всем, что танцевал с двумя таинственными девушками, которые указали ему на сокровища. Когда танцы закончились, Якоб пошёл домой спать, а клад решил выкопать утром. Но когда он проснулся, то почувствовал себя так плохо, что не смог встать с кровати, и через три недели умер. С тех пор многие искали клад в горах, но никто ничего не нашёл.

В Южной Норвегии, в Агдере, Сетесдале и Телемарке чаще всего можно было встретить «межевого духа», дейлдегаста (deildegast). В этих местах с давних времён было больше всего тех, кто владел внушительными наделами земли, и тех, кто пользовался ею, платя хозяину за это деньги, иногда последние. От того, есть ли у тебя земля, часто зависела сама жизнь — а потому и владение традиционно считалось святым и незыблемым. Тайное изменение границы владений было одним из самых серьёзных преступлений, хуже любой кражи, — почти во всех земледельческих культу­рах. «Проклят нарушающий межи ближнего своего!», «Да будет проклят тот, кто передвинет межевой ка­мень между собой и сосе­дом!» — сказано в Ветхом Завете. В Средние века за это следовали тягчайшие и жестокие наказания: на­пример, руки преступника зажимали между раска­лёнными камнями.

Как строго ни ка­рай за нарушение гра­ниц — не всегда легко об­наружить его. Но существовало нечто, что удерживало людей от этого лучше любого зако­на, — риск никогда не упокоиться после смерти и вечно исправлять содеянное. По народному поверью, преступники после смерти воз­вращались на место преступления и без отдыха таскали тяжёлые камни на место, где межевым знакам полагалось лежать. Но камни выскальзывали из рук духа в тот самый момент, когда казалось, что он уже справился с заданием. Этих несчастных и звали межевыми духами. Одни говорили, что душа после смерти привязывается к этим камням, другие — что человек, передвигающий камни, прини­мает вид птицы или лесного духа.

Некоторых людей не волновали древние заветы.

Рассказывают о жадном Исайе Бюгге, бывшем священником в Балле в 1647-1697 годах. Местность Балле весьма болотиста. Исайя, недолго думая, погрузил межевой камень в одно из глубоких болот и тем самым присвоил себе часть соседских земель.

Но ему пришлось за это поплатиться. Став межевым ду­хом, много сотен лет он не может найти себе покоя. Каждую ночь он пытается вернуть камень на место, но это никогда ему не удаёт­ся, и тогда он воет и беснуется, а на следующую ночь снова вынуж­ден начать свой сизифов труд. Иногда ему почти удаётся вытащить камень из трясины, и тогда над болотом раздаётся его торжествую­щий хохот, но в последнюю секунду камень всё равно выскальзыва­ет из его рук и падает на дно.

Камень слишком тяжёл для межевого духа. Так же тяжёл, как и его грех. И даже если ему удаётся вытащить камень на твёрдую землю, он не может вернуть его на место, так как межевой камень становится всё тяжелее и тяжелее при приближении к цели — месту, где камень когда-то стоял. Межевой дух не может его сдвинуть с мес­та, каким бы сильным он ни был (а эти духи знамениты своей огром­ной силой), и рано или поздно камень всё равно скатывается вниз. А Бюгге бежит следом и страшно воет, проклиная свою участь.

Мучения межевого духа будут продолжаться до самого Судного дня, ведь никто не сможет обрести покой в могиле, едино­жды посягнув на священные границы между землями.

Но есть единственный способ избавить межевого духа от проклятия — передвинуть межевой камень на его законное место. Так случилось и в нашей истории.

Люди, жившие на землях, раньше принадлежав­ших священнику, боялись духа, но однажды на хутор забрёл па­ренёк, который вызвался освободить грешника от кары, а жителей хутора — от ночных завываний. Ночью он вышел к духу и сказал: «Теперь ты поведаешь мне, где лежал камень, и я отнесу его туда». Так и было сделано, и с тех пор дух перестал появляться и обрёл на­конец покой.

Подобный счастливый финал — редкость. Как правило, лю­ди страшились межевых духов и не решались помочь им. Поэтому большинству межевых духов суждено мучиться до дня Страшного суда.

Гораздо охотнее люди помогали обрести покой умершим младенцам, хоть и рисковали при этом своей жизнью.

В средневековом мире отношение к детям было совсем другим, чем сейчас. В беспомощном, ещё не умеющем говорить и мыслить ребёнке редко видели отдельную личность, человека, ну­ждающегося в заботе и любви, — ребёнок был будущим продолжа­телем рода, наследником богатств, частью сообщества: маленьким взрослым, заготовкой взрослого мужчины или женщины. А зачем же нужен наследник, которому нечего наследовать, в бедной се­мье, если и взрослым-то есть нечего? Для чего ребёнку мучиться от голода и холода, не проще ли от него сразу избавиться? Тем более что медицины в нашем её понимании тогда и не было, и множество детей погибало от болезней, которые сейчас легко вылечиваются. А уж если женщина рожала без мужа, вне брака, то считалась опо­зоренной навек — и ей приходилось выбирать: либо скрыть свой грех от всех, уничтожить его последствия, либо сохранить ребёнка и обречь себя на одиночество, презрение и нищету. И не всякая, далеко не всякая, выбирала жизнь чада.

Дух некрещёного младенца, оставленного умирать в ле­су, без погребения, или ребёнка, которого не успели крестить и вместо похорон просто закопали в овраге или на перекрёстке, в «нечистом» месте, назывался утбюрден (utburden). Это существо очень опасно. Народное поверье гласит: если встретить его, оно непременно потребует отнести себя на кладбище, грозя страшной смертью в случае отказа. Но люди, согласившиеся взять утбюрдена на плечи, всё равно обречены на гибель. Чем ближе кладбище и освящённая земля — тем тяжелее становится младенец, и, когда до кладбищенской ограды остаётся несколько метров, он стано­вится настолько тяжёл, что проваливается сквозь землю вместе со своим несостоявшимся спасителем.

На Украине рассказывают о мавках (навки, нявки) — мертворожденных или не успевших получить крещение детях.

Но был способ помочь утбюрдену и не пострадать при этом: дать ему имя. Тогда его можно будет похоронить.

Правила строго-настрого запрещали хоронить младен­цев, умерших до крещения, в освящённой земле кладбища, но ма­тери прибегали к помощи церковных служащих и сочувствующих людей. При раскопках обнаруживали маленькие гробики около церковной или кладбищенской ограды. Близость к святому месту давала надежду на то, что мёртвые обретут покой.