Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы - Врублевская Галина Владимировна. Страница 75
В этом храме – действующих церквей было мало после войны – моя бабушка окрестила меня в младенчестве, а в дошкольном детстве водила к причастию. Ребенку не требовалось каяться в грехах, и он получал свою ложечку сладкого вина – Кровь Господню – авансом, за свою невинность. Не скажу, что я часто ходила этой дорогой впоследствии. За посещение церкви пионера, тем более комсомольца, могли исключить из общественной организации.
Но любопытные комсомольцы и комсомолки, и я среди них, в ночь Пасхального богослужения, через Комсомольский мост и площадь Коммунаров, шли к церковному садику, чтобы посмотреть крестный ход. Мы забирались на крыши дровяных сараев и оттуда, как с партийных трибун, смотрели на величавое шествие.
На эти же часы в городских кинотеатрах назначали ночные сеансы, чтобы отвлечь молодежь от опасного «религиозного опиума». Демонстрировали завлекательные фильмы с пометкой «Детям до шестнадцати лет смотреть не разрешается». Юность металась в поисках истины, а храм терпеливо ждал…
* * *
Моя первая школа номер 248 находилась в квартале от моего дома на углу Фонарного переулка и канала Грибоедова, в створе Большой Подьяческой улицы. Чтобы попасть в школу, следовало миновать и цех по изготовлению пианино, и секретный корабельный институт. Немного прошагать вдоль канала и подняться на три ступеньки на Подьяческий пешеходный мостик. Дрожанье серых досок под ногами, – и я на другой стороне канала.
Привыкать к размеренной казенной жизни было жутковато, но шаткие дощечки выдержали. Все с большей легкостью я перелетала мостик – в этой школе я проучилась восемь лет. Два первых класса школа была женской, мальчики появились в третьем. Моя подружка-второклассница, помню, говорила: «Ни за что не сяду с мальчишкой за одну парту!». Она вышла замуж одной из первых, едва закончив школу.
Я тоже не сразу удостоила вниманием мальчишек, но в седьмом классе отдельные представители их племени вдруг приобрели в моих глазах ореол недосягаемой высоты. Я до сих пор помню молчаливого паренька Мишу Евтушенко, главным достоинством его было то, что был однофамильцем известного поэта. Еще выделялся на общем фоне одетых в серые гимнастерки парней наш школьный «стиляга», сын артистки – Андрюша. Хотя участь носить мешковатую гимнастерку не миновала и его, его черные брюки-дудочки сводили с ума не меня одну. Увы, все это были безответные влюбленности, ведь я не подавала никаких сигналов героям своих грез.
Мою первую школу давно закрыли. Ныне в этом здании по каналу Грибоедова, дом номер 83, теснятся важные учреждения: Жилкомсервис Адмиралтейского района и Общественная приемная представителя президента. Когда я бегала в первый класс, был жив «вождь народов», а слово «президент» – его я узнала позднее – ассоциировалось со словами «капиталисты», «империалисты» и «американская военщина». Думала ли я тогда, что капитализм придет и на мою улицу! Однако он пришел туда, когда меня там не стало.
Пешеходного деревянного мостика, по ступенькам которого прыгала пионерка с красным галстуком на шее, давно нет. Наступила эра скоростей и автомашин, и на месте прежнего шаткого сооружения появился крепкий стальной мост для проезда автомобилей. Я тоже уже не прыгала, даже просто ходить пешком стала реже, норовя воспользоваться транспортом, поскольку расширился ареал моих передвижений.
В девятом классе я начала учиться в другой школе, номер 211, потому что вышло хрущевское постановление «О связи школы с жизнью». Мою школу усекли на два старших класса, зато в округе появились «политехнические» одиннадцатилетки – их укрупнили на манер колледжей. В «одиннадцатилетках» не было малышей – только девятые-одиннадцатые классы, по шесть-восемь штук на потоке. Дважды в неделю было обучение ремеслу – я обучалась престижной в те годы профессии «радиоэлектромонтажник».
Теперь я ездила в школу на трамвае до Гороховой улицы (тогда она называлась улицей Дзержинского). Учителя в этой школе были замечательные, среди них много мужчин-фронтовиков. При том, что многие ученики росли без отцов (и я тоже), – фактор немаловажный. Однако дружба с новыми одноклассниками сложилась не сразу: пятнадцать лет – не лучшее время, чтобы заводить новые связи. Чуть раньше или двумя-тремя годами позже – совсем иное дело! А на тот момент масса новых ровесников ошеломила меня, зажала, задавила такую робкую единицу, как я. Не имея возможности самовыразиться в среде «чужаков», я все чаще выражала себя в стихах и рассказах. Переход в эту школу углубил мой интерес к литературе и творчеству.
Почти сразу после получения мною аттестата эксперимент с политехническими школами закончился. Моя школа вновь стала десятилеткой, но с физико-математическим уклоном, ведь эти науки давались углубленно и в годы моей учебы. И – интересный факт: трамвай номер 36, что довозил меня до самой школы, сократил свой маршрут, отрезав три мои остановки, которые я проезжала ежедневно. А вскоре на Казанской улице (тогда улице Плеханова) и вовсе сняли рельсы. Однако Фонарный переулок, ставший кольцом маршрута, находился недалеко от моего дома, и в противоположном направлении дребезжащий вагончик еще несколько лет возил меня в «Корабелку», в институт на площади Репина.
А теперь о том, как я обнаружила, что живу в центре красивейшего из городов мира. Долгое время моим городом являлась моя улочка и прилегающее к ней малое пространство. А в большой мир меня выводили три моста. Я уже описала и тот основательный, что вел к храму, и другой, пешеходный, по которому ходила в две мои школы. Петербург славен количеством рек и каналов, и своими мостами.
И самое романтичное сооружений такого рода – это пешеходный Львиный мостик, перекинутый через все тот же канал. Он находится на крутом изгибе водного русла в створе двух малых улочек и виден с разных ракурсов. Четыре могучих льва, поджав хвосты, восседают на четырех его углах. Они держат в пасти железные ванты, отчего кажется, что мостик покачивается. Но это иллюзия: он твердо держится на опорах, даже не вздрогнет под ногами редких в этом заповедном уголке города прохожих.
Львиный мостик – моя первая волнующая любовь к неодушевленному архитектурному объекту. Минуя его я попадала на Театральную площадь, а там Консерватория, театр оперы и балета им. Кирова, чуть дальше, еще за одним мостиком находился ныне уже снесенный Дворец Культуры 1-ой Пятилетки. Если в Консерваторию и театр я ходила зрителем, как в музей, то в ДК освоилась по-домашнему. Занималась в кружке декламации – читала стихи, училась танцевать.
На месте снесенного здания ДК теперь выстроена вторая сцена Мариинского театра. Полумистическая синхрония продолжается, ведь я давно не танцую, и к декламации охладела, зато по-прежнему люблю иной раз насладиться божественными картинами балета и звучанием оперных голосов. Так что и это обновление – для меня!
Но вернусь ко времени моих первых зим, когда я еще каталась на санках. Тогда я ежедневно пробегала Львиным мостиком, чтобы попасть в Солдатский садик (название прижилось из-за примыкающего к саду с одной стороны военного училища и казарм). Достопримечательностью этого уютного сада была огромная гора – зимой становящаяся снежной горой. Именно на ней и с нее и катались дети. Сейчас думаю, что гора – это засыпанное грунтом бомбоубежище, относящееся к владениям училища.
Когда наступали весенние дни, и снег таял, тогда в нас просыпались исследовательские инстинкты. Преодолеть глухой кирпичный забор казармы в три человеческих роста не представлялось возможным, зато с другой стороны сада имелись тоже привлекающие наши внимание красивые ажурные чугунные ворота, ведущие уже в следующий двор, где через извилистые звенья ворот можно было разглядеть красивое здание Юсуповского дворца. Тогда в нем располагался Дом Учителя, а ворота всегда были на замке. Но наши маленькие детские фигурки просачивались между прутьями ограды, как намыленные, и оказывались там, где быть запрещено, на «княжеском» дворе. Смотреть там было нечего, какие-то хозяйственные нагромождения, одна-две машины, дворницкий скарб. Из этого двора можно было снова вернуться на наши улицы, в обход сада, но притягивали снова таинственные служебные двери учреждения. Обычно мы гуляли две-три подружки, а потому, подталкивая друг друга, однажды открыли эти двери.