Своя игра. Тетралогия (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич. Страница 153
Я продолжал читать, посматривая то в свиток, то на выбитый жезлом глаз Эгланана. Когда же начнется регенерация? Она не начиналась. Пробормотав последнюю молитву, я не сразу поверил, что обряд завершен, поскольку происходившие с новоиспеченным магом метаморфозы вроде бы не закончились. Большой и сильный мужик за минуты превратился в тощего подростка, но с толку меня сбило не это. Он так и остался перекошенным. Да еще и одноглазым. Ноги враскорячку, позвоночник буквой «S», одно плечо задрано к уху, второе ушло вниз и вперед, правая рука скрючена, а пальцы на ней сжаты в щепоть.
Эгланан – пардон – Онуфрий медленно поднялся и оглядел себя. Взвыл в ужасе и уставился на меня. Сочувствия в моем взгляде, естественно, не встретил.
И все же я был потрясен. Никак не предполагал, что «Месть мертвеца» в сочетании с экстренным перерождением способны сотворить с разумным такое. После слов Айка об особенностях талисманов реванша я заглянул в его базу знаний, но обнаружил лишь то, о чем он мне уже сказал. О каких‑то других опасностях не упоминалось.
Айк, Торн и Люцифер пялились на Онуфрия, позабыв о восстановлении. Видно, тоже не ожидали такого, когда настаивали на совершении обряда. Потерпевший продолжал выть. Единственный глаз слезился, из уголка рта стекала струйкой слюна.
– Заткнись, скотина! – сказал я. – Получил по заслугам. Хреново тебе? Поделом. Вспомни Мэлори, Руджа и остальных. И что ты с ними сделал.
«И прикинь, что сделал бы со мной, проиграй мы сражение, – подумалось сразу следом. – И какие последствия это для меня имело бы. Теперь‑то понятно, на что рассчитывал разработчик характеристик жезла. Его ведь не смертный заряжал свойствами, а кто‑то из богов, полубогов или высших демонов. Такие видят будущее, хоть и не в подробностях, и ошибаться могут. Победить должен был ты, Онуфрий, – впрочем, тогда ты остался бы Эглананом. И не имея мага, ты воскресил бы меня жезлом, согласно твоей традиции мучить и казнить уже погибших врагов. Уж я‑то точно значился первым в твоем списке, как главный виновник гибели Гольта. И в каком состоянии я бы попал в загробное царство после всех процедур? Приблизительно вообразить – и то страшно. Вот же она, «Месть мертвеца» у меня на шее – точная копия твоей. Веселенький сценарий: ты убиваешь меня как человека, потом как зомби, потом как кривого уродца, похожего на тебя теперешнего, дополнительно искалечив в хлам пытками и заклинаниями. Темные получают меня в упаковке с бантиком, готового на что угодно, лишь бы вернуться в сколько‑нибудь презентабельное состояние. Все счастливы. Кроме меня, естественно. Удастся воскресить Жюстину – в первый же день отдам талисман ей. Пускай перекастует его глубоким проходом, аннулировав мои права владельца. И на продажу эту дрянь, на продажу…»
– Требую Суда! – взвизгнул Онуфрий. – Суда Высшей Справедливости!
Я не успел как‑то среагировать на этот крик души. Мир вокруг застыл, потускнел, и мы с Онуфрием словно затвердели в нем. Я не мог пошевелиться, не мог даже думать – судя по всему, и Онуфрий тоже. А затем нас закружил сверкающий вихрь, и мы перенеслись в Зал заседаний. Точь‑в‑точь такой, как в Доме приговоров Арнаура, только просторнее, отделанный богато, и вместе с тем строго. С потолка свисали большие люстры из золота и горного хрусталя. Освещения добавляли факелы в креплениях на стенах. По неприятному мертвенному сиянию я узнал в них пламенники проявления, сводящие на нет любую маскировку. А вот окна светового барабана под куполом были темны, словно снаружи царила непроглядная ночь.
Рядом с каждым факелом замер стражник, а двери стерегла целая децима. От воинов исходила ощутимая мощь. Уровни – от сто двадцатого до двухсотого. Доспехи сверкали драгоценными камнями, но это точно были не украшения. Вот они, значит, какие – бессмертные герои…
На Седалище судий стояло двенадцать малых тронов с одним большим посредине, занятых существами, похожими на зверогуманоидов из пьяного кошмара любителя хардкорного фэнтези. Впрочем, некоторые выглядели почти привычно: как персонажи древних мифологических пантеонов типа египетского. Их уровни начинались уже с двухсот пятидесятого.
«Боги нынешнего состава Суда, – почтительно подсказала система. – Вы видите их в тех обликах, в которых они обычно появляются перед смертными в Срединном Пространстве».
Я машинально поискал среди высокопоставленных тварей невесть почему засевшего у меня в памяти бога Ру, однако его не обнаружил. Зато через два трона слева от главного судьи восседала Сехмет. Или, вернее, одно из ее воплощений. Самое известное, наверно, – с женским телом и головой львицы, – но не единственное из ей доступных. Небожители, за редкими исключениями, могли свободно превращаться в разумных любых рас и обоих полов, животных, полуживотных и чудовищ. Однако у каждого из них имелся свой излюбленный набор обличий, принимать которые в тех или иных случаях оказывалось практичнее всего: в зависимости от места, и тех, с кем они контачили.
Первый испуг от попадания в зал прошел. Меня здесь точно не обвинят в чем‑то надуманном. Не будут судить за разбой: если я разбойник, то и должен разбойничать, – а чем еще прикажете заниматься? Ответственность за это я несу лишь по законам держав Срединного Пространства. И только в этом пространстве.
Представляю, сколько дел слушается в Суде одновременно… Неизвестно, как много Мировых Островов во Вселенной Дагора, но уж точно не два или три; в Анналах я нашел упоминания о плаваньях от Аусанга к четырем соседним. И как минимум один из них – сам Аусанг – превосходит по площади мою родную планету. А так как в Суд имеет право обратиться любой их житель, а также всякий находящийся в Мире Теней… Хорошо, что богам помогает вездесущность. Пусть и не абсолютная – она им по‑любому подспорье.
– Заседание объявляется открытым! – возгласил председатель, и свечи в люстрах – или что там горело – сразу вспыхнули ярче. – Слушаем тебя, Онуфрий! Держи в узде обуревающие тебя чувства и будь краток. Здесь не место для проявлений гнева, пусть и праведного. Ни к чему и красноречие с многословием: ведь мы уже знаем, что привело тебя сюда. Все что ты скажешь, и все что скажет ответчик, нужно лишь для внесения в протокол, который впоследствии смогут прочесть все желающие – для назидания, и ради убеждения в том, что Справедливость действительно существует и не попирается ни в каком случае.
_ Меня зовут Эгланан! – неуверенно вякнул Онуфрий, сраженный тем, что его назвали Онуфрием. – Я король!
– Больше нет, – отрезал председатель.
– Но обряд надо мной совершили преступно!
– Если мы выясним, что это действительно так, то вернем тебя в прежнее состояние, а виновного накажем. Однако пока твое заявление сомнительно. Никто не может считаться преступником до вынесения приговора.
«Да здравствует презумпция невиновности! – подумал я. – И Суд Высшей Справедливости – самый гуманный суд в Игроверсуме!»
– Не дерзи, смертный! – раздался голос у меня в мозгу, и я понял, что ко мне мысленно обратилась Сехмет. – Ты слышал такое выражение – «прикусить язык»? Наверное, слышал. А здесь лучше прикусить и мысли – если хочешь, чтобы у тебя осталось чем думать.
Конечно, для меня правильнее всего было бы последовать совету. Но какая‑то часть моего существа всеми силами воспротивилась этому. Заносчивая зверошлюха! Ты что из себя представляешь, непись хвостатая, чтоб мне указывать? Тебя когда‑то создали такие же люди как я – ЛЮ‑Ю‑Ю‑У‑У‑У‑ДИ, понимаешь? Да и то не вручную, а с помощью программ. Не слишком хороших – написанных наскоро за еду какими‑нибудь индусами. И ты теперь раскрываешь свою вонючую пасть и смеешь требовать, чтобы я воспринимал тебя и еще дюжину таких же управляемых скриптами вурдалаков серьезно? Вы тут, видно, начисто позабыли, что над вами есть еще и Демиурги, которые о вас забыли тоже, однако могут в любой момент вспомнить, счесть ненужными, и отключить всю вашу псевдореальность нахер!
Женщина‑львица только усмехнулась. Похоже, моя ярость ее позабавила. А меня нет. Кажется, я не злился так никогда в жизни. Еще немного – и бросился бы на Седалище рубить присяжных вместе с председателем, благо меч находился при мне.