Девочка из прошлого (СИ) - Драгам Аля. Страница 49

Открываю глаза глубокой ночью. Еще нет и трех. Позволяю себе несколько минут рядом с любимым и выхожу за дверь. Господи, что я до сих пор делаю в этом доме? Мне надо бежать. Бежать и оставить его в покое. А я, как собака на сене. Как тяжело!

Очень страшно привыкнув, оставаться одной. С темнотой наедине. И в который раз в своей жизни стараюсь заполнить ее чем — нибудь другим. Раньше помогало изучение языков. Я до остервенения заучивала слова, правила, грамматику… только чтобы устав мозг вырубался. Открываю задания и начинаю до головокружения отвечать на вопросы из тестов. Потом готовлю завтрак, и, услышав будильник, бегу и запираюсь ванной. Он обязательно спросит, а я не готова еще ответить.

Определившись и смирившись с тем, что я должна честно рассказать и уйти, собираю вещи. Усмехаюсь, посчитав, сколько раз за последнее время я уже собирала сумку. Хорошо, что у меня минимальный набор с необходимым.

Звонок Давида застает врасплох. Он зовет на свидание. Ну сколько же можно друг друга мучить?! А, может, это шанс рассказать и сразу уехать? Как пластырь — лучше резко, лучше один раз и больно, чем постепенно, убивая…

Хорошо, что сегодня тепло. Достаю сарафан, лежащий сверху, и бросаю на кровать. Несколько кругов по комнате и набираю Тима, не дав себе передумать. Выпаливаю все, как есть. Все факты, свои сомнения, переживания и тот выход, который вижу. Жду, что он начнет убеждать или ругать… и еще хоть как — то разрушит ту стену, что я возвела ночью… и от которой я сама мечтаю избавиться. Но Тимур, помолчав, выдает, что готов поддержать любое мое решение. И чтобы я никуда не бежала сломя голову, а набрала его. «Слушай свое сердце. И сначала расскажи Дейву», — советует Тимур и сбрасывает звонок.

***

Если слушать только сердце, то весь остаток жизни я готова провести в этих теплых объятиях. Когда Давид выскочил на улицу из ресторана, в котором мы были, я испугалась. У него было такое бледное лицо, а в глазах столько отчаяния… первый порыв — обнять. Можно даже не спрашивать, что произошло. Наверняка не очень хорошее, потому что Давид очень хорошо умеет держать эмоции под контролем.

Иду к нему, но он делает поспешные шаги и заключает в объятия. Такие тесные, что дышать трудно. В таком положении отлично чувствуется биение его сердца. Оно молотит как у марафонца. В его «моя малышка» намешан коктейль из чувств — боль, страх… я не успеваю распознать остальные, потому что он впивается в мои губы. Сейчас его поцелуй не дарит нежность, он кричит о том отчаянии, что было в его глазах. Тот момент, когда Давида отпускает, тоже хорошо понимаю. Перестают дрожать пальцы, там больно сжимающие меня, губы расслабляются и дарят любовь и ласку.

Непоследовательная девочка во мне разрешает обнять и вести вперед. Но я зачем — то отодвигаю свою пытку до вечера. Хочу запомнить этот вечер, чтобы сохранить эти мгновения вместе.

— Ты знаешь, я тебя люблю. И мы справимся с любыми проблемами. Слышишь меня? Ты замкнулась, я не знаю, что думать… Пожалуйста, помни, что я всегда с тобой и ни за что не откажусь.

Я хочу, хочу признаться сейчас. Открываю рот, подбирая слова. Сложно вот так в лоб заявить: «Я никогда не смогу подарить тебе ребенка». Чтобы это произнести надо себя заставить. И снова сковывает страх, ведь узнав про мою… неправильность… он уже не будет так категоричен и оптимистичен. С этим нам не справиться.

Готовое сорваться с языка признание прерывают девчонки. Тир. Как мило.

Оказывается, Давид отлично стреляет. Сколько же еще талантов у этого мужчины? Как у утопающего, мелькает надежда: ну а вдруг? Вдруг не все потеряно, несмотря на категоричность заключения? Вдруг можно исправить?

— Принцесса? — Дергаюсь, потому что ушла в свои мысли

— Я?

— Ты. — Давид улыбается, сверкая глазами. Предлагает выбрать любую из огромных игрушек.

— Я хочу дракона. — Машу рукой на того, который мне понравился. Раз уж мужчина зовет меня принцессой.

Мне вручают огромного милаху, мягкого и такого уютного.

А потом мы идем на карусели, батуты, качели… Лимонад и мороженое, причем из одного стаканчика. Давид смеется, что так оно намного вкуснее. А ведь и правда! Не успеваю запоминать названия аттракционов, мы просто переходим от одного к следующему. Ноги уже подрагивают от усталости, когда парк готовится к закрытию, а мы идем к машинам.

— Устала?

— Немножко. Ноги устали. — Хочется, если честно, скинуть босоножки. Все — таки веселые каблуки не для таких прогулок.

Давид неожиданно наклоняется и снимает с меня обувь, а ноги кладет себе на колени, начиная поглаживать. Нервно смотрю на него — для чего так делает? Как можно быть таким хорошим?! Откидываюсь на сиденье и снова грущу. Прикрываю глаза, хочу попытаться уснуть.

Почему взрослой быть так сложно и тяжело? Почему нас учат писать и читать, вдалбливают в голову математические формулы, но никто не учит самой жизни?! Почему нельзя открыть учебник или гугл, чтобы найти ответ на вопрос: как правильно поступить? Почему все твердят про любовь, про прекрасное чувство, но не предупреждают, что любовь и боль идут бок о бок?

Резкое торможение прогоняет поток мыслей. Распахиваю глаза.

— Все в порядке, Давид Рустамович. Собака сбитая. Объехал.

Секунда. Глаза в глаза. Пожалуйста… Всхлипываю.

— Миш, разворачиваемся.

Стоит машине остановиться, бегу к щенку, лежащему на асфальте. Ступни жжет, и только присев вспоминаю, что я босиком. Давид подбегает следом, ощупывает, показывает на пальцах кровь. Я не оставлю его. Даже если Давид сейчас скажет, что уходит, я не брошу щенка. Понимаю это четко. Но он даже не сомневается, а идет за пиджаком, в который укутывает песика, и держит на руках до самой клиники. Я тихо плачу… от страха, от чувства благодарности за его доброту… и держусь за руку своего (пока еще) мужчины.

События в ветеринарке проходят вспышками. Щенка забрали. Я на коленях Давида. Мы даже о чем — то говорим. Не помню, о чем. От стресса я не особо соображаю. В себя прихожу, когда мужчина держит меня за руку и мы уходим. Уходим?! А как же… как же?! Там же щенок… Что будет с ним?

Напрягаю память. Врач говорил что-то про приют. Надо узнать, в какой. Мне так жалко этого щенка, он смотрел с надеждой… Той надеждой, которая во мне затухала с каждым шагом.

Я не могу просить Давида забрать собаку с собой. Но он резко разворачивается, просит подождать и уходит обратно в кабинет. Что-то забыл?

Понимание приходит постепенно.

— Ты… Мы… — А у самой слезы подкатывают к глазам.

Он улыбается на мой бессвязный лепет:

— Мы, мы. Ты же мечтала о собаке?

Кажется, я визжу. Или только хочу. Меня накрывает.

Бросаюсь на шею.

— Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Не могу оторваться, когда Давид просит подождать у кабинета. Он тихо смеется, подкидывая меня, удерживая за ноги, и идет вниз. А я, обезумев от счастья, прижимаюсь крепче.

Собака. Своя собака. Которая будет любить и которую я уже люблю.

— … подумай, как хочешь его назвать.

С самого детства я мечтала про пса по имени Чак. Не знаю, где слышала это имя, но мне оно нравится.

— Значит, Чак. Пойдем забирать нового питомца.

И мы забираем. И везем домой! А еще целый багажник подарков для Чака. Давид скупил половину магазина, не меньше!

— Где будет спать наш друг?

— Я не знаю… может быть, около дивана можно поставить ему лежанку?

— Хорошее место. Ему будет там спокойно. А для мисок на кухне найдется много места.

— Давид… Спасибо тебе! Я думала, мы уйдем…

— Я тоже так думал. Но не смог. Он сам нас нашел, значит, так надо? Что на это говорят теории Канта, Ницше и Платона, м?

— Ну чего ты меня дразнишь? Там так сложно… — Вздыхаю. — Вообще нам повезло, что мы только тест сдавали. Учить все эти учения, это адище. А чтобы разобраться, какая из чьей вытекает, это за гранью.

— Вам повезло, что у вас нет сопромата. Это самый ужасный ужас всех студентов — технарей. Сейчас… — Давид прикрывает глаза, как бы вспоминая. — Предел прочности — это пороговая величина, превышая которую механическое напряжение разрушит некое тело из конкретного материала.