Мамба в СССР. Черный курсант (СИ) - Птица Алексей. Страница 3

Пограничники сразу насторожилась, увидев мою изуродованную физиономию. Ну, знаю я, что моя физия с большим шрамом и сломанным носом положительных эмоций не вызывает! И что теперь? Мне с ними детей не крестить и перед костром голышом не прыгать, перетерплю как-нибудь.

— Цель вашего прибытия в Советский Союз, Дед Бинго? — излишне сосредоточенно, поэтому хмуро спросил молоденький пограничник по-английски, уставившись на мой сомалийский паспорт.

Рядом раздались смешки его сослуживцев, но быстро затухли. Всем хватило одного пристального взгляда невзрачного человечка в штатском, сидящего неподалёку.

— Р-р-риид[i], — всё ещё лязгая зубами от недолгой прогулки до здания порта, кивнул я на бумаги.

Паспорт действительно был сомалийский, но в столице Эфиопии меня снабдили всеми необходимыми документами для удостоверения моей исключительной личности, выдав нужную справку.

Ещё перед моим отъездом проскочил слушок, что после начала сомалийско-эфиопской войны многие африканцы вернулись из Союза. Их просто тупо отчислили, чтобы они не перерезали друг друга. Чёрные, они такие. Но вот война вроде бы закончилась, и можно возвращаться на учёбу… но для сомалийцев путь в Союз оказался закрыт. Обратно принимали исключительно эфиопов. И чем я не эфиоп? Самый настоящий, чёрный-пречёрный, наглый-пренаглый, дикий-предикий. В общем типичный, разве что без банана в руках.

— Тут причина не указана, поэтому я и спрашиваю.

Я вздохнул и вывалил на его стол пачку бумаг.

— Окей, объясню. Я приехал на учёбу. Буду учиться в военном училище. Ваше министерство обороны прислало мне официальный вызов, вот он, — сказал я на ломаном русском языке и ткнул пальцем в нужную бумагу.

Таможенник заинтересовался и стал рассматривать вызов. Документ, как документ, отпечатан на машинке, с угловым штампом, печатью и нужными подписями. В пачке сопроводиловок быстро нашлась бумага и от правительства Эфиопии. Всё было тип-топ!

Убедившись, что я очень нужный кадр, пограничник состряпал дежурную улыбку и, шлёпнув в моём паспорте разрешительный штамп, вернул мне.

— Спасьибо! — нарочито коверкая родной язык, мило улыбнулся я. Но, похоже, мило не вышло: пограничник отшатнулся, а я отправился на досмотр.

Шёл эпичный 1980 год. До начала Олимпиады оставалось около двух месяцев, так что я прибыл вовремя. Скоро со всего мира начнут съезжаться спортивные команды и туристы с гостями, так что таможня строго относилась к своему делу.

Внимательно осмотрев мои сумки и обнаружив там залежи сигарет, жвачек и колготок, один из пограничников буркнул по-русски:

— Куда столько?

Я лишь пошире растопырил глаза: мол, не понимаю! Тогда он повторил фразу по-английски.

— Презент, — ответил я.

Неграм из дружественных стран всё можно, и после заполнения декларации на ввоз валюты мне вернули всё моё барахло.

Забрав вещи, я влился в людской поток и, выцепив по пути носильщика, отправился на выход из порта. Шустрый малый бодро тянул тележку с моими двумя чемоданами и сумкой с личными вещами. Путь мой лежал в гостиницу «Интурист», в которой мне любезно выписали бронь на два дня.

Интурист, интурист, ты почти как наш турист. Почти, но не совсем. А ещё нужно было поменять валюту на рубли, но отделение «Внешторгбанка» принимало их по грабительскому курсу 67 копеек за доллар.

Нет, я ничего не имел против, мне как бы всё равно. Но вот покупательная способность рубля, мягко говоря, не соответствовала доллару. Одна надежда — валютчики. Насколько я знал, их уже не расстреливали, а всего лишь сажали. Так что риск у них был, надеюсь, не сильно большим. Жаль, пистолет пришлось оставить в Аддис-Абебе, тут вам не Америка!

Ну, да ничего, если вдруг заметут при обмене валюты, всегда отмажусь. Я-то чёрный, мне всё можно, а вот у них будут проблемы. Как бы там ни было, а пока я подъезжал к гостинице на такси. Да-да, на том самом жёлтом и с шашечками! Номер мне забронировали однокомнатный, скромный, но просторный и со вкусом обставленный. Больше всего радовал вид из окна на Исаакиевский собор. Раскидав вещи, я сразу отправился на телеграф, где отстучал бодрую телеграмму в адрес своего посольства в Москве.

«Дед Бинго прибыл тчк нахожусь гостинице тчк когда выезжать Москву впр». После чего я с лёгким сердцем отправился к себе, тем более сильно захотелось есть. «Надо бы отведать советской ресторанной кухни», — подумалось мне, и около шести часов вечера я направился в гостиничный ресторан.

И даже как-то поначалу оробел, попав в это просторное помещение… Огромные колонны поддерживали высоченный потолок, с которого свисали искрящиеся радужными бликами хрустальные люстры. На многочисленных столиках сияли белизной скатерти. Однако весь вид портили слишком лёгкие венские стулья, да понатыканные вдоль стены пальмы. Зато никакого запаха советской столовки здесь не ощущалось: дышалось легко и свободно.

Поискав взглядом свободный столик, я нашёл его в самом углу. Народу в ресторане было совсем немного, и большинство предпочитали занимать столы посередине, ближе к эстраде. Ко мне тут же подошёл очень вежливый официант и, протянув меню, на хорошем английском спросил:

— Что будете заказывать?

В картонной красной папке лежали два листа с отпечатанными названиями блюд. Надписи в меню оказались и на английском, и на русском, а их перечень весьма обширным. Конечно, я прочитал всё по-русски и остановился на стерляжьей ухе, мясе по-французски, салате оливье (в английской интерпретации называвшемся «русским») и свежих булочках. Похрустим советской булкой, так сказать. А то надоело уже всё французское!

— Ах, да! И бутербродик мне с чёрной икрой, пожалуйста! — этими словами я закончил диктовать официанту свой заказ. Дорого же, даже очень дорого!

— Что будете пить? — любезно осведомился официант.

— Ммм, — я бегло пробежался глазами по списку алкоголя.

Выбор, конечно же, был, но ничего особо интересного не представлял. Впрочем, советскому человеку многое, наверное, показалось бы в диковинку, а вот меня как-то не очень удивило. Никакой тебе банановой водки или южноафриканского джина, сплошные коньяки. Коньяк армянский «Ной» — пей и не ной, если выбрал «Ной». Коньяк французский… спасибо, что не русский!

Бренди испанский, а не усть-камский. Джин английский, ликёр итальянский, виски шотландский, ром кубинский, текила… А вот текилы-то как раз и не наблюдалось! А я так хотел выпить разбавленного соком спирта из гуавы! Может, и цвет кожи бы поменялся. Ну, да ладно, этого добра я в любом порту нахлещусь.

— Столичной, пожалуйста, и ещё лимонной.

— Две бутылки? — уточнил официант, лихорадочно записывая всё в свой блокнотик.

— Ноу, — помахал я ему перед носом указательным пальцем. — Неси по мерзавчику, — неожиданно для самого себя я назвал меру по-русски, а потом снова перешёл на английский. — Того и другого по полбутылки. И смотри, чтоб графинчики запотевшие были! А то у нас в Африке всё время жарко, хочу чего-нибудь холодного.

— Будет сделано, — кивнул официант и тут же умчался исполнять заказ.

Я же, откинувшись на стуле, снова осмотрел зал и остался доволен: чисто, уютно, с европейским шиком, умеют же буржуи жить. Хэх, советские.

Немного сбоку, как я сразу приметил, находилась небольшая эстрада, где сейчас настраивали свои инструменты музыканты. Трень, брень, тру-ляля, вы пришли сюда не зря! Музыка — это хорошо, а живая музыка — ещё лучше!

Я ожидал свой ужин в самом благостном расположении духа. Но вот чего-то не хватало, чего-то до боли необходимого. Ммм, и чего? «Точно!» — неожиданная мысль посетила мою голову. Не хватало женщин! Ну, и где же эти, как их там? А, интердевочки или по-простому валютные проститутки! Ну, не под дождём, так что подождём. Не на улице же женщин искать и приставать? Сами должны прийти, нектара валютного испить.

Зал между тем стремительно наполнялся: подходили постояльцы гостиницы, их гости, гости гостей. Короче, кого тут только не было! И местные уважаемые люди, и партийные чиновники, и чёрные «цеховики», и дипломатические работники, и ещё хрен пойми кто. Причём все в основном с дамами. Правда встречались и без оных.