Мамба в СССР. Черный курсант (СИ) - Птица Алексей. Страница 8

Бабка зависла, прижимая к себе внука, глаза которого так и не уменьшились. Все остальные напряглись, но никто не вмешивался, ожидая дальнейшего развития событий.

— Слушайся родителей, малыш.

Моя рука поднялась и под тихий «Ох!» его бабки потрепала пацана по голове. Двери трамвая разъехались, сложившись гармошкой, и я вышел на своей остановке. Позади меня раздался многоголосый гул: пассажиры живо обсуждали увиденное.

Благодаря знанию русского, большую надпись «Комиссионный магазин» я увидел почти сразу. Магазин располагался на первом этаже старинного здания.

Вообще, гуляя по улицам Ленинграда, я буквально ощущал мрачное очарование бывшей столицы. Время и коммунисты всё же пощадили и даже восстановили после войны старые здания центра.

Построенные на века, они возвышались по обеим сторонам прямых и чётко распланированных улиц, как вечные часовые. Но какая-то жизненная сила города испарилась в череде революций и великих войн, и никто её не собирался возрождать. Я это чувствовал, проходя по улицам и рассматривая вывески на домах. Все они повествовали лишь об одном: всё прошло, и прошло безвозвратно.

Вздохнув, я взялся за ручку магазина и, дёрнув её на себя, ступил внутрь большого помещения. Магазин оказался реально большим, чего по виду снаружи и не скажешь. В нём, по всему периметру помещения размещались многочисленные стеклянные витрины и стеллажи. Сам продавец стоял за длинным прилавком с прозрачным стеклянным верхом.

Под стеклом лежали в основном марки, но был и прилавок с монетами. Чуть в стороне от старых серебряных и медных кругляшков, блестели жёлтыми пятнышками царские червонцы, пятерики и монетки достоинством в 7,5 рублей. Лежали тут и старинные знаки, а также значки первых лет Советской власти. Правда, судя по ценникам, стоили они гораздо дороже золотых монет.

Позади продавца тоже располагались стеллажи с разными редкостями и ценностями, а на стене висели старые русские иконы. Выбор редкостей оказался очень большим. Но я не за этим сюда зашёл.

Однако кроме меня в магазине было ещё двое посетителей, и я, ожидая, пока они выйдут, не спеша направился вдоль витрин, разглядывая их содержимое. И не надо бросать на меня косые взгляды: хоть я и негр, а мне тоже интересно! Я никуда не тороплюсь, когда насмотрюсь, тогда насмотрюсь.

Продавец тоже изредка с подозрением посматривал на меня. Он обладал настолько характерными чертами лица одной богоизбранной нации, что с самого первого шага в это заведение я рассчитывал на успех. Этот свою выгоду не упустит никогда, тут главное заинтересовать.

Наконец, оба посетителя поняли, что они тут явно лишние. И, перекинувшись парой фраз с продавцом, всё-таки ретировались, купив что-то незначительное и окинув меня удивлёнными взглядами на прощанье.

Мне уже давно хотелось крикнуть: «Давайте быстрее!», но я лишь улыбнулся им вслед.

— Что вы хотели? — спросил меня продавец. — Что-нибудь пгисмотгели?

— Да, почти, — ответил я ему по-русски.

— Я с гадостью помогу вам! — с готовностью приблизился ко мне продавец.

— Хм-м, — протянул я, беря небольшую паузу. «С гадостью» он поможет! А-а-а! — К сожалению, у меня нет с собой рублей, только валюта, — огорчённо пожал я плечами. А так хотелось бы приобрести у вас что-нибудь интересное. Вот, например, этот прекрасный золотой червонец.

— Неожиданный выбог! Это «Сеятель» 1923 года, и он очень догогой. Но у нас также есть его копии из золота. Будьте любезны, взгляните сюда. Чекан 1977, 1978, 1979 и юбилейный 1980 года.

— Прекрасно, прекрасно, — очень заинтересованно пробормотал я, делая вид, что внимательно разглядываю монету, и повторил: — Но у меня нет рублей… Не знаете, где можно обменять валюту, чтобы приобрести такие прекрасные монеты?

У продавца мгновенно вспыхнули и забегали от азарта глаза. Несомненно, он знал, где и кто её может обменять, но природная осторожность брала своё. А как же ей не встрепенуться? Приходит к тебе вдруг негр и не просто негр, а умеющий хорошо говорить по-русски и, жалуясь на отсутствие рублей, предлагает купить валюту. Что тут первым делом в голову приходит? Конечно, мысли о подставе. Но валюта нужна, очень нужна…

— Ммм, вы можете обменять её в отделении «Внештоггбанка».

— Да? Разумеется, я бы так и сделал, если бы не удивительный и волшебный курс по 67 копеек за доллар. На вырученные с такого обмена деньги не купишь даже вашего замечательного эскимо! Поэтому я бы хотел поменять валюту на рубли по гораздо более выгодному курсу.

— Даже не знаю, что вам ещё посоветовать, — продавец замялся, мечась между страхом и жадностью, — всё так неожиданно, неожиданно… И почему вы обгатились ко мне? Это… удивляет…

— Я не из КГБ, товарищ. И скажу вам по секрету, даже не из ОБХСС. Я из Эфиопии, и всего лишь хочу обменять доллары на советские рубли. Посольство деньгами не обеспечило, поэтому вынужден продавать свои. Не смогу у вас поменять, пойду к Эрмитажу, там поищу валютчиков. А то даже билет до Москвы не на что купить.

— Ммм, мой долг советского гажданина велит мне помочь вам в беде. Как можно оставаться гавнодушным, когда вы даже не можете уехать в Москву? Это непогядок. Покажите деньги.

Я вытащил из кармана несколько крупных купюр и положил их на прилавок. Брови «негавнодушного» синхронно устремились к его макушке, и он быстро прикрыл валюту какой-то папкой, что лежала на прилавке. Шустро выскочив из-за прилавка, продавец метнулся к двери и замкнул её на замок. Вернувшись, взял одну бумажку, внимательно её осмотрел и спросил:

— Это всё?

— Нет.

— Кладите валюту на прилавок, только быстго, я вас умоляю.

Хмыкнув, я выгреб остальные купюры и, расправив их ладонью, выложил на прилавок.

— Таг, таг, таг, что тут у нас. О! У вас большая сумма, здесь почти пятьсот доллагов, могу пгедложить обменять их по кугсу один к двум.

Хрена се, аппетиты у этого еврея.

— Это грабёж, уважаемый товарищ. Торгуетесь прямо как капиталист или буржуй какой! Но вы ведь советский гражданин! Как же так?! Побойтесь Бога! Один к шести, и не меньше!

— Это же ни в один тухес не лезет! Вы таки выкгучиваете мне гуки. Вам же нужны деньги, а не мне! Я не могу покупать у вас валюту себе в убыток. Если вам не нгавится, то вы можете обменять их в банке. А вот если туда пойду я, то ко мне возникнет множество вопгосов… А оно мне надо?

— Это мне понятно, но и мне нет резона отдавать свои кровные по грабительскому курсу. И если вам не нужна валюта, то я могу уйти, — и я демонстративно протянул руку к деньгам.

— Постойте, — слегка отодвинув от меня всю пачку, сказал продавец. — Не надо тогопиться! Я вижу, что вы умеете тогговаться. И советский гажданин с афгиканцем всегда найдёт общий язык. Тем более с афгиканским афгиканцем.

— Да, у меня мама была из семитского племени.

— А, тогда понятно! Да, дгевняя кговь не может забиться даже неггитянской. Тогда один к тгём! Чисто из уважения к вашей маме.

— Нет, моя мать требует к себе гораздо большего уважения, чем предлагаете вы. Один к пяти с половиной, и это ещё очень выгодный курс для вас. Валюту у вас в СССР трудно достать. Тем более у вас она не продаётся, а только покупается. Вы нигде её больше не купите. Особенно столько, сколько купите у меня.

— Ну, не так уж это и тгудно, — возразил мне продавец. — Ского летние олимпийские иггы, и мы ждём много гостей.

— Много гостей, но и много желающих погреть на этом руки, поэтому предлагаю пять к одному.

— О! Вот это уже деловой газговог. Вы мне начинаете нгавиться, товарищ эфиоп. Но всё гавно вы слишком много хотите, предлагаю вам один к четырём, и это крайняя цена.

Торговаться с ним становилось всё сложнее: услышав фразу «всё гавно», я едва не заржал в голос, но тут же взял себя в руки.

— Один к пяти, — возразил я ему. — И исключительно из уважения к вашему магазину и вам лично.

— Нет, я сильно рискую. Нужно сбавить за риск. Вы же таки должны понимать, что за мной могут следить?