Жест Лицедея (СИ) - Моури Эрли. Страница 28

Вот же сука! Редкая, безумная сука! И «мама» уже закончила говорить с грузным господином в синем — это я видел в окно. Я мигом стал на четвереньки и чмокнул ее ступню. В душе все кипело от возмущения. Вот же сучка, ставить меня на четвереньки и губами в пыльные с дороги ноги! Но желание провести с ней вечер, который мог превратиться в очень интересную ночь, было выше.

— Так-то, Лаврик! — она неожиданно звонко рассмеялась

Я успел выпрямиться, когда Ирина уже входила в дом. Однако факт моего унижения наверняка видел Никифор Тимофеевич. Хорошо хоть не было рядом Леночки.

— Мама! Очень соскучился! — я обнял ее и поцеловал в краешек губ. Боги! Какая женщина! Какие у нее глаза!

— Саш, и мы с Наташей скучали. Вчера много вспоминали о тебе, — она, наверное, ждала, когда разожму объятия.

— Ирина Львовна, обед прикажите подавать сейчас или отдохнете с дороги? — спросил дворецкий, когда она повернулась к нему.

— Да, накрывайте на стол, Никифор Тимофеевич. Мы проголодались в пути. Сейчас переоденемся и спустимся к столу, — сказала она, направляясь к лестнице.

За обедом я решил не вываливать ворох своих новостей. За вкуснейшим борщом, слушал неторопливый рассказ Ирины о днях, проведенных в Сиде. Открытие ипподрома и выбор места для будущего колизея, прочие глупости — это меня мало интересовало. Удивило тяготение принца к римской культуре. Ну на кой они нам, со своими юпитерами, цезарями, да гладиаторскими боями, которые, кстати в их империи до сих пор в почете. У нас свои древние корни, и своя крепкая культура. Напоминало все это глупую тягу высокосветской России в 19-м веке ко всякому французскому, а в 20 и 21 веках к Западным «ценностям» — это я уже о покинутом мире Айфонов. Наверное, в некоторых россиянах эта скверна преклонения перед Западом, точно заразная болезнь присутствует во всех мыслимых мирах, хоть они магические, хоть компьютерно-электрические. Ну почему мы не любим, не уважаем сами себя?

Но когда Ирина поочередно с Наташей начали говорить о личном, тут я свои большие ушки развесил. И от неприятной информации они у меня едва не свернулись в трубочку. Ну, во-первых, Ирина решила принять ухаживания графа Лапина. И все клонилось к тому, что к августу, она выйдет за него замуж. Лапин Павел Иосифович, это как раз тот жирных боров, с которым она разговаривала возле кареты, перед тем как войти в дом. Во-вторых, Наташа послезавтра отправлялась в Петербург минимум на неделю. И причиной поездки — ее серьезные магические способности. Их обнаружил какой-то магистр, сопровождавший принца. Если все так, то Наташа с сентября будет учиться в Петербурге. Это, извините, как серпом по яйцам. Я реально погрустнел, и десерт мне стал несладким, что, кстати, Наташа заметила.

А после обеда я моих дам попросил подняться к себе в комнату, чтобы без посторонних ушей вывалить свою порцию новостей.

Ирина вышла из столовой первая, сестренка будто намеренно долго пила компот, и когда я встал из-за стола, сказала:

— Не нравится, что я уезжаю?

— Не нравится, — согласился я.

— Признай, что ты меня любишь? — она искоса глянула на меня в коридоре.

— Да, я тебя люблю и это не скрываю, — и тут я решил немного схитрить. — Но я же для тебя такой урод, и ты меня считаешь идиотом. Грустно все это.

— Странно, но ты похорошел за эти дни. Даже не знаю, нравится мне это или нет, ведь тогда я не смогу тебя считать Лавриком, — она ступила на лестницу. — То, что ты страшненький, мне по-своему нравится.

Я хотел намеренно задержаться и пустить ее через меню, но Наташа невовремя обернулась. С меню вышел облом. Ладно, еще будет время за эти, увы, короткие два дня и две ночи.

Дамы навестили меня примерно через полчаса после обеда. Я только было сунул руку, чтобы открыть журнал с портретом Светланы Троцкой, как открывается дверь и на пороге Наташа с мамой. Может, стоило распечатать бутылочку вина по такому случаю, но все же ритуал винопития лучше провести вечером вдвоем с сестренкой. И не стоит перед «мамой» палиться довольно приличными запасами вина, ведь я пока не знаю, насколько она строга в этом вопросе.

Когда дамы устроились в креслах, а я скромно уронил задницу на стул, то уста мои толкнули такую речь:

— Как вы уже знаете, память после отравления у меня серьезно отшибло. Вспомните, дорогие мои, общался ли я с кем-то посторонним последние дни, недели перед отравлением? Кем-нибудь чужим. Может к нам заглядывал человек, азиатской наружности, — и здесь я описал Бабаша Гасана.

— Ты что, дураком прикидываешься? Он тебе приносил твои любимые мухоморы! А ты еще… — возмутилась Наташа.

— Наташ, не говори так! — прервала ее Ирина Львовна. — Саша несколько раз говорил, что после того неприятного случая многое не помнит. И он стал другим человеком. Прошу, не надо его оскорблять.

Спасибо, Ирочка, как лестно. Как хочется поцеловать тебя за это. Да так, чтобы по-взрослому.

— Так, тогда кое-что проясняется, — продолжил я и достал из стола мундштук и пачку сигарет, чем вызвал удивление у обеих дам. — Сейчас я скажу кое-что такое, что вы не поверите, но придется. Имя этого человека Бабаш Гасан и… Внимание! Он связан с Троцкими! Около недели назад… Помните, когда я пришел с прогулки по Николаевской, ухоженный и подстриженный? В тот день он стрелял в меня в цирюльне. Стрелял из кремневого пистолета дважды.

— Ах, герой, зачем ты врешь? — сестренка ехидно улыбнулась.

— Ты можешь узнать, насколько я вру у парня-цирюльника, возможно у него до сих пор зеркало разбито. Так вот, позже я выяснил, что он вовсе не хотел меня убивать, но хотел припугнуть, чтобы я явился на какую-то встречу. Цель ее мне неясна. И самое скверное, что после мухоморов, я не помню ни о каких встречах и разговорах с этим Бабашем. Вот, так сказать вишенка на торте, — я протянул «маме» свернутый листок. — Это письмо от старшего Троцкого к Бабашу. Я его выкрал из дома Бабаша Гасана, который туда дальше по Приморской.

— Нет, с ума сойти! Как ты докажешь, что оно настоящее и от Троцкого?! — разумеется, Наташу распирало недоверие. Еще бы, ее сводный брат проявил себя очень неожиданной стороны! Она никак не могла принять, что я не дурачок и на что-то способен. Как говорится, у нее случился разрыв шаблона. Но постепенно новый шаблон восприятия меня складывался в ее голове.

— Я знаю почерк Троцкого, очень похоже. Потом я сверю это с кое-какой запиской. Интересно, что здесь так старательно зачеркнуто? — Ирина повернулась ко мне, наблюдая как я прикуриваю. — Зачем ты начал курить, Саш? Говорят, это вредно.

— Мам, сама жизнь вредна. От нее рано или поздно умирают, — я выпустил тонкую струйку дыма к окну. — Теперь верите мне?

Ирина кивнула, свернув письмо. Наташа взяла его из руки матери.

— Ты очень рисковал, если посмел прокрасться в чужой дом! У меня все это в голове не укладывается, — Ирина Львовна встала и подошла к окну, глядя в сад. — Саш, я не могу поверить, что все это происходит с тобой. Не могу поверить, что ты так изменился. Это какое-то наваждение! Ну что же такое происходит в нашей семье?! Как же трудно теперь!

— Хочешь покурить? — предложил я, подойдя к ней. И с улыбкой добавил: — Только из моих рук, — мне просто хотелось при этом прикасаться к ней, пока Наташа увлечена письмом.

Она взяла кончик мундштука полными, такими выразительными губами, которые хотелось поцеловать. Царь Небесный, как сексуально это курение!

— Я нанес тебе кое-какой ущерб, — сказал я с удовольствием ощущая ее руку своей. — Случайно сломал твоего «Свидетеля», который над клумбой у входа в дом. Кажется, он произведет гильдией «Пантеон», правильно?

— Саша! — ее глаза расширились, глядя на меня. — Как ты о нем узнал? Ты меня убьешь своими новостями!

— Все просто. Скажем так, знакомый маг ликвидировал «Свидетеля», установленного Троцкими. Он висел как раз напротив входа в наш дом под кроной пальмы. И случайно уничтожил нашего. Так, вышло, извини, — я тоже затянулся дымом из нашего временно общего мундштука.