Жест Лицедея (СИ) - Моури Эрли. Страница 53

В этот момент я понял, что все мы тут заигрались и пора доставать джокера, вернее использовать магию для подавления бабского бунта.

— Безбожницы! — вскричал я, быстренько активируя сразу три заготовки. — Небеса покарают вас, чертовы мегеры! Перун-Алладин все слышит! Он уже здесь!

Я вскинул руки, соединяя большие пальцы и мизинцы сразу двух ладоней. Ярко-синие жгуты разрядов ударили в нависшее над проездом дерево. Листва старой осины вспыхнула, обуглилась. С шипением и треском вниз посыпались искры. Боги, как же забавен бывает женский визг! Для пущего эффекта пустил заготовку «Горгулья» — ее могли видеть лишь несколько дамочек, стоявших от нашей повозки справа — только на них хватило силы моей массовой иллюзии. Но оказалось более чем достаточно: женский визг превратился в вопли ужаса и повальное истерическое бегство.

Лишь наш извозчик, стоял неподвижный, потрясенный у исписанного листка с манифестом, упавшего на мостовую.

— Эй, не стой столбом! — крикнул я ему. — Заводи, поехали!

Скоро наша колёсница резво двинулась дальше и свернула к мосту, которого в знакомой мне прежде Москве не существовало. О произошедшем на Остоженке следующим утром сообщали самые видные московские газеты, изрядно раздув слухи. Писали даже так, будто сам Алладин явился на шпиле звонницы и шибанул молнией по сварливым старухам. В общем, я сделал Алладину знатную рекламу.

— Саша, что ты наделал? — наконец произнесла Ирина, оправляясь от шока, когда мы проехали по мосту.

— Всего лишь вразумил строптивых дам, — я взял ее ладонь и спросил то, что сейчас оказалось весьма уместно. — Ты сама как относишься к этой интересной религии. Я про Алладина Небесного.

— Не знаю, Саш. Никак, — уклончиво отозвалась она. — Но если говорить о том, что мужчинам этой веры позволяется иметь несколько жен, то это очень несправедливо. Почему женщины должны быть очередной раз в нашей истории обездолены?

— То есть, ты хотела бы, что бы и женщинам позволялось иметь много мужей? — мне снова стало смешно, однако я не подал вида.

— Саш, что за вопросы? — она отвернулась, явно испытывая замешательство.

— Нет, ты скажи? — я решительно повернул ее к себе. — Ты бы хотела, чтобы твоим мужем стал Лапин и еще я? Так?

— Если по закону? — видно Ирина испытывала кое-какое сомнение. — Пожалуйста, не мучай меня этим.

— Ирочка, ну скажи. Хотела бы чтобы я стал твоим мужем? — немного упросил я.

Она приблизила губы к моему уху и прошептала:

— Да… Мне бы точно хватило тебя одного. Больше никто не нужен, — и поцеловала меня в щеку. — Давай больше не будем об этом. Такое все равно невозможно.

— Я тебя трахну сразу как приедем, — пригрозил я.

Она ответила:

— Да…

Люблю ее «да». От нее этого «да» всегда до приятного много.

И далее к родовому особняку Разумовских мы добрались без приключений.

Еще не сойдя с повозки, я сделал вид, что наш дом узнаю и в то же время нет:

Двухэтажный, чуть поменьше анталийского, взамен более величественный с шестью полуколоннами на желтом фасаде, изящными рельефами над окнами. И, конечно, нашим гербом над входом: с двуглавым орлом на щите, скифом и поляком, его повинно держащим.

— Чего остановился? — Ирина рассмеялась. — Наш это дом, наш. Или уже герб не признаешь.

— Нет, Ириш, герб еще как признаю. Просто захотелось, минутку постоять, — сообщил я. Было полез за сигаретами, но решил не задерживать «маму» и кучера. — Кстати, Трубецких усадьба дальше по улице справа, верно?

— Нет, слева. Саш, ты вообще удивляешь. Идем, — она направилась к дубовой резной двери.

Дворецкий наш, Кузьма Капитонович, с получением багажа задержался, так что встречала господ Марфа Тимофеевна с сестрой Дарьей Тимофеевной, служившие здесь издавна еще при моем отце. Обе женщины миловидные, лет пятидесяти, худенькие и плавные в движениях, мягкие в разговоре. Еще здесь имелась горничная Зиночка, чернявая улыбчивая девица, к счастью, не в моем вкусе. Скажу вам более: я знал, что в прислуге имеется девушка двадцати лет, и очень опасался, что и на нее западу. Но обошлось — Перун миловал. Так себе она. Кстати, Зина гречанка и по наивности молится Зевсу, которого Перун по лбу молнией шмякнул. Разве не глупо?

Обед, конечно, нас ждал славный! А сколько приветственных речей было и в мой адрес, и особенно Ирине Львовне. Ясно что соскучились по ней наши служанки, и это совершенно искренне.

После обеда мы снова разошлись по комнатам. Мне моя понравилась. Точно не хуже, чем в Анталье. Двумя окнами на Оболенский переулок. Огромная кровать под синим с золотом балдахином, справа ближе к окну массивный письменный стол, дальше широкий шифоньер. С другой стороны книжный шкаф, богато уставленный книгами и большие часы, украшенные Афиной с совами. И кофейный столик здесь имелся — можно проводить винопитие, не занимая письменный стол. Над часами большая картина с сюжетом из странствий Одиссея. Вообще, я вам скажу, очень много в Российской империи переплетений с древнегреческой культурой. Так случилось со времен, как мы приросли южными землями: Пелопоннесом и всеми эгейскими островами. Оказалось, что нам их боги милы и забавны. Конечно, своих хватает, но если Перун желает натянуть Афродиту, то почему бы и нет? Вот так и срастаются культуры да всякие традиции.

Пока обживался, разглядывал книги и вещи в гардеробе, пришла «мама».

— Саш, если будешь искать, то я исчезла на полчаса — приму ванну, — сообщила она, стоя на пороге. Двери в ее две комнаты напротив моей и выходят окнами и балконом в маленький сад.

Вот интересно, про ванну на зачем сказала? Это был тонкий намек на достаточно толстое содержимое моих брюк?

— Я тебя провожу, «мам», — действительно, гляну какая здесь ванная.

— Саш, ну зачем ты опять так? — ее последние дни раздражало мое «мам».

— Ну не сердись, это же просто по приколу, — снова объяснил я то же самое.

Ванная оказалась великолепной, в том же античном стиле, что в анталийском доме. Может немного меньше по площади, зато сама ванна великолепна: вырезанная в мраморе в форме сердечка с округлыми краями и сидениями для двоих или даже четверых. А на дне приятные для взора и ступней ног рельефы из античных мифов.

— Мне тоже нужно принять ванну, — прошептал я, обнимая Ирину сзади, и она почувствовала, как встал мой член.

— Да… — сказала она, позволяя снять с нее халат.

— Ты когда-нибудь это делала в ванне? — прижимаясь сзади, я положил ладони на ее голые грудь, потирая пальцами соски.

— Нет… — она рассмеялась.

И это нечастое от нее слово сейчас слышать особо приятно.

— Мне нравится быть первым, — я тоже разделся и вошел в воду за ней.

В ласках с женщинами в ванне есть один огромный недостаток. После минета они тут же смывают семя с лица, а мне всегда хотелось смотреть на их забрызганные лица подольше.

— Как ты быстро в этот раз, — сказала Ирина, прижимаясь ко мне. — Я даже не успела…

— Что не успела? — мне показалось, что она чуть разочарована.

— Нет, ничего, — она качнула головой.

— Скажи, что? — я привлек ее к себе и сунул свободную руку ей между ножек. — Ты хотела сказать, что не успела получить удовольствие? Теперь тебе нравится это делать?

— Наверное да, — она ответила не сразу, сжав мою ладонь бедрами. — Нравится, как ты реагируешь. Как ты дергаешься в конце. Вообще, это я управляю тобой. Ты же это понимаешь?

— Скажи проще, так: «Мне нравится сосать член»! — я повернул ее подбородок к себе.

— Ты с ума сошел! — ее красивые глаза расширились, при этом она едва сдерживала смех.

— Давай, говори! Ты же почти всегда говоришь правду! — настоял я.

— Я не скажу это! — она рассмеялась, брызгая на меня водой.

— Тогда я буду мучить, пока ты не скажешь! — мои два пальчика ловко нырнули в ее пещерку.

Графиня застонала, слабо сопротивляясь.

— Говори! — игра пальчиков стала смелее.

— Да, мне немножко нравится, — признала она, уже не старясь удержать мою руку.