Больница в Гоблинском переулке (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 30

Мэтр Ланселот не заставил себя долго ждать. Он сумел овладеть собой, даже пытался шутить, рассказав историю из студенческой юности, но глаза его выдавали: в них было столько горечи! Видно, ему совсем невмоготу находиться с монной Райт в одном зале. А так как все приличия давно были соблюдены, я решила, что никто не обидится, если мы уйдем с бала раньше срока.

– Мэтр Ланселот, спасибо за чудесный вечер, но я немного устала от впечатлений. Вы не могли бы проводить меня домой?

– Конечно, монна Амари, – согласился он – как мне показалось, с облегчением.

Бал прошел совсем не так, как я ожидала. Мы ехали в мобиле, а я все вспоминала надменный взгляд блистательной Карины, будто она до сих пор могла видеть меня. На душе скребли кошки. Зачем она приехала?

*** 34 ***

– Хорошего вечера, мэтр Ланселот!

Прошелестели юбки, хлопнула дверца мобиля. Грейс устремилась по дорожке к дому, не оглядываясь. Пользуясь тем, что она не видит, Ланс потер лицо – от приклеенной улыбки ныли скулы. Глянул вслед девушке – догнать бы и напроситься в гости, тоска накатывала, стоило остаться наедине с собственными мыслями. Может, вернуться на бал? Улыбаться, болтать ни о чем, пить вино… чувствовать на себе неотрывный взгляд бывшей невесты.

Нет уж. Домой.

На улице давно стемнело. Он оставил мобиль у дома. Охранные чары не позволят его угнать или как-то еще повредить, а рано утром, едва рассветет, хозяин снимет их артефактом-монеткой, которую дал ему Ланс, расплачиваясь за мобиль, и заберет свое имущество.

Ланс сбросил перчатки и сюртук в руки лакею. Распустил душивший галстук.

– Ванну и вина в кабинет.

Если слуга и удивился – раньше за его хозяином не водилось привычки надираться в одиночестве, – виду не подал.

– Будет сделано, мэтр Ланселот.

Вопреки ожиданиям, теплая вода не успокоила и не расслабила. Не выдержав и четверти часа, Ланс вылетел из ванной. Кое-как одевшись, заметался по квартире. Не зря он не хотел оставаться один. Взгляды, шепотки, смех – все то, что он старательно не замечал сегодняшним вечером, словно обрушилось разом. Сами собой сжимались кулаки. Мышцы словно превратились в стальные пружины, как в механической игрушке. Как и эта игрушка, он не мог не двигаться.

Ланс зачем-то прошел в спальню, уже приготовленную ко сну, откинул одеяло, снова вернул на место. Вытащил из шкатулки с украшениями – перстнями, часовыми брелоками, булавками для галстука – брачный браслет, что он подарил невесте во время помолвки. Карина вернула подарок в тот день с посыльным; Ланс получил его, одеваясь перед дуэлью.

Зачем он вообще привез его с собой? Зачем хранил до сих пор? Он покрутил золотой обруч со строгим эмалевым узором, потянулся примерить на запястье – и запустил не глядя. Выругался, заглушая звон где-то в глубине ванной. Снова заметался, почти бегом пролетел в кабинет, где уже стоял кувшин с вином. Налил себе бокал, долго разглядывал золотистые блики в глубине янтарной жидкости.

Вливать в себя бокал за бокалом, не чувствуя вкуса, надеяться, что хмель успокоит хоровод мыслей. Упиваться собственным унижением – тем, прошлым, и сегодняшним. Добраться до кровати, не чувствуя собственного тела, пока все вокруг кружится в такт мыслям, по-прежнему не желающим утихать. Проснуться с жуткой головной болью и тошнотой. Предстать перед людьми помятым, воняющим перегаром. Перед Грейс.

Его передернуло. Ланс осторожно поставил на стол бокал – так осторожно, словно стоит чуть расслабиться, и бокал, а следом и кувшин полетят в стену. Как был, в домашнем, лишь сменив мягкие туфли на уличные ботинки, вышел из дома.

Ночная прохлада обволокла тело, и наконец получилось вдохнуть полной грудью – впервые за вечер. Но пружины, зудящие внутри, не давали покоя, подгоняли, и он сам не заметил, как сперва перешел на быстрый шаг, а потом побежал. В темноте улиц, разгоняемой лишь светом из окон да редкими в этих кварталах фонарями, он несся, чудом не оступаясь, хватая ртом воздух, радуясь тому, как он обжигает грудь изнутри, и тому, что мышцы ноют от нагрузки, а не от непонятного напряжения.

Из подворотни вылетела шавка, помчалась следом, гавкая, за ней еще одна. Лай, отражаясь от стен, многократно усилился эхом. Ланс, не оборачиваясь, швырнул за спину молнию – не чтобы убить, просто уличным псам не нравился звук электрических разрядов. Гавканье стихло, но ночную тишину прорезал звук, которого Ланс вовсе не ожидал услышать.

Трель полицейского свистка разлилась по улице, и, словно проснувшись, начали загораться окна, захлопали ставни, а за спиной прозвучал молодой голос:

– Стой или бью на поражение! – Подтверждая эти слова, мрак развеялся, стены домов окрасились алым.

Остановиться получилось не сразу – ноги еще гнали вперед.

– Стой, тебе говорят! – Позади затрещало пламя.

Ланс обернулся. Полицейский, совсем молодой, поди и бреется еще не каждый день. Но огненный шар у него между ладонями вовсе не казался игрушечным.

Ланс оперся руками о колени, пытаясь отдышаться. Странное дело, полуодетый, мокрый как мышь, с горящим лицом, он вовсе не чувствовал неловкости. Словно с потом и воздухом вылетела вся дрянь, что разъедала сознание изнутри.

– Вы нарушаете общественный порядок, господин. – Полицейский вовсе не торопился гасить огонь.

– Я больше не буду, – выдохнул Ланс и расхохотался, поняв, как это звучит.

– Я вынужден сопроводить вас в участок.

– Сопровождайте, – выдавил он сквозь смех. – Ночевать в каталажке мне еще не приходилось.

Полицейский взял его под локоть, косясь, словно на опасного сумасшедшего. Ланс позволил вести себя по улице. Дыхание потихоньку восстанавливалось, но смех время от времени все же прорывался. Это не было истерикой. Просто ужасно смешила сама ситуация – его, графа, потомка древнего рода, ведет по улице полицейский, точно какого-то бродягу. За нарушение общественного порядка – право слово, большего бреда и представить себе нельзя! Едва ли его топот разбудил полквартала, а вот полицейский свисток…

Но он не злился на полицейского, да и на себя тоже. Сейчас, когда ночной ветер обдавал разгоряченное тело, узкие грязные улицы в полутьме казались таинственным лабиринтом, а разум охватило не спокойствие, но умиротворение, собственное волнение, погнавшее его в ночь, казалось далеким.

– Здесь могут низко поступить, – сказал Ланс вслух. – Унизить нас они не могут.

Следовало бы вспомнить об этом сразу.

– А ну-ка, дыхни, – проворчал полицейский.

Ланс снова рассмеялся.

В участке было тихо, только дремал за столом у двери орк в полицейской форме. Вскинулся на звук открытой двери, заморгал. Ланс впервые увидел на малоэмоциональном орочьем лице такое изумление.

– Ты кого привел, дурень! – подскочил из-за стола полицейский.

– Господин Кляйн? – узнал его Ланс.

Немолодой уже орк время от времени прихрамывал в больницу – защемленный в спине нерв «простреливал» при каждом шаге, отдавая болью по ноге. Ему снимали спазм, правили спину. Рекомендовали гимнастику для укрепления мышц, стабилизирующих позвоночник, которую пациент, конечно же, забрасывал через неделю. А потом стоило посидеть на сквозняке или поднять что-нибудь тяжелое, и «прострел» возвращался.

– Он нарушал общественный порядок, – вытянулся молодой полицейский. – И то ли пьяный, то ли зелий каких перебрал. Смеется невесть чему.

– Мэтр Ланселот? Это правда?

У юноши отвисла челюсть.

– Мэтр Ланселот? Тот самый?

– Я бежал, – пояснил Ланс. – Не знаю, считается ли это нарушением общественного порядка. Если считается – готов заплатить штраф, или что там полагается в таких случаях.

– Бежали? Куда? Что-то случилось? – В голосе орка прорезалась тревога.

– Нет-нет, ничего не случилось, – успокоил его Ланс. Что бы придумать, не говорить же правду? – Просто мышцам, сердцу и дыхательной системе нужно давать нагрузку, чтобы они лучше выдерживали стресс… в смысле, волнения. Сами понимаете, с моей работой волнений предостаточно.