Никогда не было, но вот опять. Попал (СИ) - Борков Алексей Николаевич. Страница 41

Про айфон написал по приколу. Читал в интернете утку про попаденца в тысяча восемьсот шестидесятый год. Там вроде айфон фигурировал, ну и решил постебаться. Пусть попы в архивах покопаются, поищут. Про Сисси видел старый фильм, где главную роль играла Роми Шнайдер, после поинтересовался ее судьбой. Про землетрясение читал где-то, там вроде русские моряки отметились, завалы разбирали, спасали пострадавших. А вот про Франциска похоже соврал. Не немец он. Немцем вроде был Бенедикт. Там скандал еще был какой-то педофильный. Блин! За этими римскими папами не уследишь. Но переписывать не буду. Сойдет и так.

Несколько сумбурное послание не уместилось между строк. Пришлось задействовать свободную часть листа и даже добавить еще два. Надеюсь попы ватиканские разберутся. Подождал пока написанное высохнет и свернул листки. Попросил у Бабы Ходоры зажечь восковую свечку, покапал воском на края и приложил одну из золотых монет. Получилась вполне приличная печать. Завернул все еще в один лист и тоже наставил печатей. Потом обратился к иностранцам:

— Ну что господа надумали меняться?

— У нас нет выбора. Но все равно это очень дорого.

— Дорого говоришь? Ну за то, что вы собирались сотворить здесь, вас нужно голыми отправить, но мы люди добрые и поэтому я предлагаю вам за ваши наличные купить вот эти два бриллианта. Сеньер Фальконе стоят они тех двух тысяч которые у вас есть?

— Видите ли сеньор, не знаю вашего имени, если бы мы были в каком нибудь крупном городе, то несомненно сделка для нас была очень выгодной, но здесь этого мало. Добавьте еще пару и мы согласны.

— Ну ты и жук! — засмеялся я. — Ладно уговорил, черт красноречивый. Забирай еще два камушка. Теперь вот тросточка твоя, сколько ты за нее хочешь?

— Ну это очень тонкая работа, мне ее в Милане сделали, на ваши деньги она стоит триста рублей, вместе с перстнем.

— Ну это ты загнул. Красная цена ей сто рублей не больше. А ладно, беру за сто пятьдесят. Согласен?

Луиджи наморщил лоб, что-то высчитывая и согласился на сто пятьдесят рублей. Я продолжил:

— Оружие и патроны за сколько продадите?

— Триста рублей.

— Да у вас тут ценный только вот — винчестер, а револьверчики так — дешевка. Ладно! Двести пятьдесят дам, за весь этот металлолом.

— Тогда без ножа и кинжалов.

— Договорились. Пиши расписку.

— Расписку…? Какую расписку? — удивился Луиджи.

— Обыкновенную. На бумаге. Получил мол за трость, три револьвера и винчестер с патронами четыреста рублей серебром. За две тысячи рублей серебром купил у мещанки Новых Феодоры Савватеевны лекарственный ларец именуемый «ларец Парацельса». Савватеевна ты случаем не дворянка? Нет. Жаль.

— Но я не умею писать по русски.

— Какие проблемы! Пиши по итальянски. Савватеевна вон по русски продублирует. Савватеевна прочесть по итальянски сможешь?

— Разберу.

— Вот и ладушки.

Луиджи сел корябать бумагу и остановился:

— А бриллианты?

— Какие бриллианты? Не было никаких бриллиантов. Вам они приснились. Понял?

Тот почесал в раздумье затылок. Поразмыслив закивал утвердительно головой:

— Понял.

Через полчаса документ был готов. Кроме Фальконе и знахарки, я заставил засвидетельствовать его Пизаконе и деда. Отдал Луиджи письмо для Бальцони, сказав, что тот будет очень не доволен если узнает, что письмо вскрывали, вернул саквояж с документами и прочим барахлом. Потом растолкал Архипку, велел выйти во двор и позвать ямщика с «крыской». Те вошли следом за пацаном и остановились в пороге, боязливо косясь то на деда, то на меня со знахаркой. Я спросил водителя кобылы:

— Любезный, как звать тебя?

— Тихон. Сундуковы мы. — Пробасил он. А ничего так хлопец, не меньше Серджио будет, только бородища у него больно дикая.

— Скажи-ка мне Тихон Сундуков за сколько тебя иностранцы подрядили?

— Дык сорок рублев обещали.

— Ишь ты! Сорок рублей. Вот тебе сто рублей и завтра вези их скорехонько до Барнаула, пока лед на Оби еще крепок, а то застрянете на этой стороне до ледохода. Да смотри, в полынье их не утопи.

— Не изволь беспокоится, поспеем.

— Хорошо! Теперь с тобой. — Обратился я к «крыске». — Имя у тебя есть?

— Иннокентий Харин.

— Кеша значит. Вот что Кеша, завтра мы вас поутру проводим маленько, чтобы вы ненароком не заблудились. А там я тебе пистоль твой отдам ну и патроны тоже. Твоя задача будет охранять господ иностранцев, чтобы их никто не обидел. За труды так же получи сотенную и вези иностранцев сейчас в заезжую избу. Отдыхайте, подкрепитесь, а завтра спозаранку в путь и поторапливайтесь. Весна на дворе. Да чуть не забыл! Тихон возьми свои вещи. — Протянул ямщику кистень с засопожником. Тот оторопело взял свое нехитрое оружие и держал его в руках, не смея на виду у нас рассовать по местам.

— Кеша! Вы в заезжей, деньгами не очень трясите. Народ там всякий попадается, зарежут еще за рублишки. — Тот оторопело кивнул, а я обратился к знахарке:

— Савватеевна! Скажи гостям свое напутственное слово. — И вполголоса, чтобы слышала только она, добавил. — Пугани их хорошенько напоследок.

— Как пугануть-то? — озадачилась знахарка.

— Как? Да хоть покажи им меня в виде зомби. Ну вроде как ожившего мертвеца. Нагони на них жути.

Та ухмыльнулась, вскинула руку и, что-то произнесла хриплым голосом. Стоявшие передо мной иностранцы и Тихон с Кешей побледнели и попятились. Даже дед с Архипкой, стоявшие позади меня, стали водить носами:

— Вроде как мертвечинкой пахнуло. — сказал дед.

После этих слов гости бросились вон из хаты. Глядя на это поспешное бегство, я не выдержал и заржал. Дед подозрительно посмотрел на меня, потом на знахарку и спросил:

— Твои проделки, Савватеевна? Ишь, как разобрало болезных.

Та у и ничего не ответила, лишь хихикнула, прикрываясь уголками платка.

— Чего-то жрать захотелось. Савватеевна у тебя есть чего перекусить? — Спросил я.

— Так щи с утра в печи томятся.

— Поди остыло уже все.

— Не остыли. В печи и до утра теплыми будут. Со стола уберите все, а я пока налью щец. И это, руки помойте после гостей иностранных.

Мы с дедом и Архипкой быстренько убрали со стола трофеи, и помыв руки, расселись вокруг стола. Баба Ходора разлила по чашкам щи, наломала хлеба и положила на стол деревянные ложки. В деревне к еде относились почтительно и было принято насыщаться молча, но на сей раз деревенский этикет был нарушен.

— Рассказывай давай. — дед хмуро посмотрел на меня.

— Чего рассказывать- то? Я уже тебе все рассказал.

— Снова расскажи и по подробней, летна боль.

— Может, поедим сначала.

— А ты давай хлебай быстрей и рассказывай.

— Ладно. — Я быстренько дохлебал щи, доел горбушку хлеба и начал:

— Расскажу для ясности, с чего все началось. Чуть больше тысячи лет назад, когда еще церковь была едина, то есть не было еще ни католиков ни православных, а верующие звались просто христианами, кто-то из римских пап озаботился созданием единого «Символа веры» и канонического «Святого писания» Библии, то есть, ну а те, что расходились с каноническим текстом, сначала видимо жгли, ну а потом кто-то из пап сообразил, что жечь не нужно, а нужно создать закрытый архив, где всю эту ересь сохранять, но так чтоб доступ к ним имел очень малый круг особо доверенных людей. Со временем там же стали прятать и всякие предметы, которые редко, но появлялись на земле и, не понятно, толи были они из далекого прошлого, толи наоборот из будущего. За такими вещами, а их называют «артефакты», ватиканские попы охотятся особенно рьяно, не жалея ни денег ни людей.

В нашем случае, они почему-то решили, что уважаемая Феодора Савватеевна такой «артефакт» имеет, вот и приперлись эти варнаки европейские сюда, ну а мы пошли им навстречу, продали вожделенный «ларец», заодно объяснив, что не нужно на нас валить из под хвоста, мы этого очень не любим.

— А что ты им про Сицилию наговорил? — Спросила знахарка. — Этот Луиджи так на тебя посмотрел.