Кое-что о Еве - Кейбелл Джеймс Брэнч. Страница 11

Но Госпожа Водного Пространства изменилась на совсем другой манер. Там, где она стояла, теперь порхала большая черно-желтая бабочка.

Итак, Эвашерах вернулась к Джеральду в виде крупной бабочки и начала нежно порхать и виться вокруг него, пестря яркими красками.

– Моя милая!...

Он протянул руку, чтобы схватить ее, и она не попыталась увернуться.

Джеральд держал это прекрасное созданье за горло на расстоянии вытянутой руки. Он начал произносить заклинание.

– Шемхамфораш... – но лицо его вовсе не выражало восхищения. Напротив, он довольно мрачным голосом продолжал:

–...Элоха, Аб, Бар, Руахакоккиес... – и так до конца этого кошмарного списка, снова и снова повторяя: – «Кадош».

Теперь его жертва отчаянно вырывалась. Легкомысленная девушка не учла, что ее возлюбленный был знатоком магии. И трепыхание ее крылышек вполне понятным образом пробудило эстетическое чувство Джеральда, так что он на мгновение остановился, чтобы полюбоваться красотой последнего воплощения принцессы, прежде чем произнести фатальное заклинание Гауза.

Ибо крылышки Эвашерах были прекрасного фиолетово-черного и ярко-оранжевого цветов, тело ее было золотистой окраски, а грудь – малиновая. Он также заметил, что Эвашерах, чье волнение все увеличивалось, выпустила из затылка мягкие вилкообразные рожки, испускающие отвратительную вонь.

А эти изогнутые, сильные, острые как иголки клыки были столь изящны, что ему оставалось только с огорчением удивляться их исключительной эффективности. Из их кончиков сочилась желтоватая маслянистая жидкость. Он мог видеть, что они изгибаются, как пара кошачьих клыков: где бы они ни вонзились в плоть, жертва, отпрянув, только бы еще глубже загнала в себя клыки такой формы и получила бы большее количество яда. Это было довольно-таки хитроумное приспособление. И все это также полностью объясняло, каким образом гости такой общительной, дружелюбной и наипрекраснейшей принцессы умудрялись забывать свои черепа в густой траве вокруг ее алебастрового ложа.

Затем Джеральд сказал:

– О бабочка, разноцветная ты моя, сегодня твой завтрак – разочарование, вилка – агония, а салфетка – смерть. О бабочка, покайся чистосердечно, оставь неправду, отложи обман и лесть, перестань думать о своих обманутых любовниках даже с сожалением. Покайся воистину, а не как дикая кошка, которая слушает, да ест. Где теперь твоя хитрость, где наивные обманутые любовники? Ныне вся ложь мертва. Этот мир – рынок, бабочка моя: каждый приходит и уходит – и чужестранец, и гражданин. Последний из твоих возлюбленных – благочестивый друг, он помогает миру идти своим путем.

Все-таки было довольно странно, что тело, которое она избрала, принадлежало, по всей видимости, виду Ornithoptera croesus, подумал Джеральд, с хрустом раздавливая ногой мягкие останки и превращая их в липкую пасту из крови и золотистой пыли. Ведь этот вид бабочек более свойственен Малайскому Архипелагу, нежели здешним краям, не говоря уже о том, что наличие у бабочки змеиных зубов было энтомологической ошибкой. Однако география, местные обычаи и все, касающееся окрестностей Антана, было отмечено явной непоследовательностью, размышлял Джеральд, возвращаясь к своему привязанному жеребцу. Затем он вскочил на коня, воодушевленный новой мыслью о том, что он позаимствовал у Эвашерах весьма прекрасную идею – быть богом, а также получил четыре оставшиеся капли Океанической Пены. Свойства этой влаги были вполне хорошо известны каждому, кто изучал магию.

Часть IV

Книга Дэрсама

Итак, Джеральд сел на коня Калки и продолжил свое странствие по пути богов и мифических существ, по долине кедров, в царство Глома – Взгляда Одержимого. Страна Дэрсам в то время уже стала приходить в запустение по причине исчезновения своего сеньора в земной жизни. А в Кэр Омне, который ранее был королевским дворцом Силана, и где сейчас завтракал Джеральд, триста пятьдесят с лишним наложниц Глома занимались приготовлением пищи, уборкой и кормлением, в то время как семь законных жен Глома сидели вместе в огражденном стенами саду.

Шесть из этих жен были молоды и хороши собой, но седьмая была – думал Джеральд – морщиниста, как рыболовная сеть, и стара, как зависть.

Однако Джеральд был восхищен той полудюжиной, которая сохранила свою молодость. Когда он переводил взгляд с одной на другую, каждая в свою очередь представлялась ему столь исключительной красавицей, что она превосходила в его глазах всех других женщин, которых ему приходилось видеть... Но нет! Глом был его благодетель. В этот самый момент Глом в Личфилде корпел над неоконченным романом о Доне Мануэле Пуактесмском, который вот-вот должен был сделать имя Джеральда Масгрэйва всемирно известным. Нет, допустить, чтобы все они обманули одного и того же мужа, было бы недружественным и несправедливым плеоназмом, рассуждал Джеральд. И Джеральд глубоко вздохнул.

Семь женщин вздохнули еще раньше.

– Кого там еще принесла нелегкая? – сказали они, когда пришел Джеральд.

Важным тоном он ответил им:

– Сударыни, я – Светловолосый Ху, Помощник и Хранитель, Князь Третьей Истины, Возлюбленный Небожителей. Однако, умоляю, не тревожьтесь понапрасну из-за этого откровения. Я не безжалостное божество, я не причиняю зла никому, кроме как моим заблудшим противникам. Одним словом, я тот, кому было предсказано, что я, мои дорогие дамы, или может быть, я должен был сказать, что он – хотя, по правде сказать, на самом деле все равно, какое местоимение предпочел бы строгий грамматик, так как в любом случае смысл здесь однозначный и очень четкий, – что он в предназначенный ему или мне срок будет с беспрецедентным и подобающим великолепием править Антаном, прибыв верхом на серебристом жеребце Калки.

Но на жен Глома это не произвело особого впечатления.

– Смысл ваших слов, сударь, – сказала одна из них, – может быть, ужасен, но определенно непонятен.

У этой жены были золотисто-рыжие непокрытые убором волосы; на ней было голубое платье, сшитое таким образом, что оно оставляло ее правую грудь также совершенно неприкрытой; и, несомненно, с какой-то определенной целью она держала в руке железный семисвечник.

Джеральд с раздражением, несколько смягченным ее приятной наружностью, спросил:

– И вы подвергаете сомнению мое божественное слово? Вы что, не верите в мою Диргическую божественность?

Ему ответила другая жена, великолепная жгучая брюнетка в пурпурном одеянии, которая носила полукруглую корону, а предплечья ее почти полностью обнаженных рук украшали широкие золотые ленты.

– Почему мы должны в этом сомневаться? Боги десятками, сотнями, тысячами шествовали через страну Дэрсам, направляясь в Антан, чтобы получить желанное отдохновение от своих долгих трудов в этом мире.

– Да, кажется, этот Антан – рай для всех отставных богов, и я буду править вполне достойным меня царством небожителей.

– Мы никогда не бывали в Антане. Поэтому мы ничего не знаем о его обычаях. Мы знаем только, что множество богов верхом на самых разных животных прошли мимо нас, направляясь в Антан. Бес ехал на коте, Тлалок – на олене, Шива – на быке; мы видели, как Кали ехала на спине тигра; Зевс пронесся у нас над головой на спине орла, а вровень с ним на спине огромного жука летел Амон Ра. Поэтому мы считаем весьма вероятным, что ты, прибывший верхом на этом прекрасном коне, являешься одним из таких богов. Что нам до богов в сей час небывалой беды?

Затем семь жен принялись причитать, сетуя на то, что с тех пор, как Глом Взгляд Одержимого покинул их, священное зеркало отражало только того, кто перед ним стоял.

– Но не в том ли и заключается суть всех зеркал? – спросил Джеральд.

– Разумеется, сударь, – ответила жена со связкой ключей в руках и колоссальным, раздваивающимся наверху оранжевым головным убором на голове, – но вплоть до вчерашнего дня наше зеркало показывало вещи такими, какими они являются на самом деле.