Кое-что о Еве - Кейбелл Джеймс Брэнч. Страница 20

И теперь она смеялась над его тупостью. Ведь всезнающей Эвайне сразу же стало ясно, что Светловолосый Ху, Помощник и Защитник, Князь Третьей Истины, Возлюбленный Небожителей был культурным героем вроде Кетцалькоатля, Кагна, Осириса или Диониса. Все они были ее старыми знакомыми; она знала их как свои пять пальцев, сказала она, ибо каждый из них по пути в Антан останавливался погостить у нее, служительницы всех богов. Эвайна, как никто другой, сумела бы распознать культурного героя, как только бы она его увидела.

В любой мифологии присутствует один из таких человеколюбцев, рожденный от загадочной и возвышенной расы (подобно тому как Джеральд родился в Соединенных Штатах Америки); этот филантроп обычно звероподобен, как пояснила ученая Лисица, приходит в обличье осла или какого-нибудь другого животного к стоящим на низшей ступени развития людям, чтобы научить их новым странным искусствам и таинствам, одарить их всевозможными культурными изобретениями и благосостоянием, подобно тому как Джеральд облагодетельствовал народы Дэрсама и Литрейи и намеревался облагодетельствовать Антан.

Далее она подчеркнула, что быть культурным героем – это вполне по-американски. Возьмем, к примеру, Кетцалькоатля. Она также совершенно отчетливо припомнила Йетля – потому что у этого гостя в облике птицы был тяжелый характер, – Пошайанкайю, Койота, Эсавгету и еще одно забавное индейское божество (имя его она позабыла), которое путешествовало инкогнито в обличье крупного паука. Ведь все эти культурные герои американских аборигенов посетили Эвайну по пути в Антан, и каждый из них был как бы в старшем поколении соотечественником Джеральда.

– В свете вашей могучей логики, мадам, я признаю, что помимо того, что я являюсь Спасителем и богом Солнца, я, весьма вероятно, еще и культурный герой.

– Но неужели тебе неизвестно, о милое, неотзывчивое, холодное дитя, – сказала Лисица, на этот раз выражаясь гораздо проще чем до сих пор, – что в любом случае все мифологии управляются Магистром Филологии, и поэтому только он один может сказать, к какой из них и в каком качестве ты принадлежишь.

– Как вы туманно выражаетесь...

– Я хочу сказать только, что рано или поздно все боги, кроме Колеос Колерос и высокостоящего Священного Носа, приходят в Антан.

– Да, потому что, как мне объяснили в Кэр Омне, Антан – это рай для всех отставных богов, где они почивают от трудов своих праведных.

Но Лисица только печально покачала головой:

– Я бы, определенно, так не сказала.

– Но ответьте мне на этот очень простой вопрос! Что там с ними происходит? Что там случается со всем, что люди считают самым прекрасным и наиболее достойным поклонения?

– Как можно сказать, если ни один бог никогда не возвращался? Известно только, что так или иначе, всеми богами, которым служили люди (за исключением двух высших божеств всех млекопитающих – класса позвоночных, в который входят грызуны, теплокровные четвероногие, тюлени, киты и сирены), распоряжается Магистр Филологии.

У Джеральда вытянулось лицо.

– Из ваших слов, мадам, следует, что моему предшественнику на Антанском престоле недостает благочестия. Вы намекаете, что у творения нет подлинного религиозного чувства. Эту ошибку мне придется исправить, когда я свергну его с трона и овладею всеми величайшими и наилучшими заклинаниями.

– Чтобы сделать это, мой малыш, требуется сила, которую не проявляло еще ни одно божество из миллионов и миллионов богов, которым поклонялись люди со времен младенчества Кроноса – олицетворения Времени у греков, обычно изображавшегося с серпом и песочными часами в руках.

– Да, сударыня, но ведь я одновременно культурный герой, бог Солнца и Спаситель, и поэтому должен быть особенно могущественным божеством. И кроме того, мадам, из того, что вы рассказали... Нет, в самом деле, кажется весьма возможным, что этот Магистр Филологии нанес убытки Диргической мифологии, к которой принадлежу я сам! Ни одно божество не может спокойно выносить такое обращение, и поэтому мой божественный гнев удвоит мою силу.

– Но все-таки... все-таки ты – милый, красивый и тщеславный ребенок!

Эвайна замолчала. Она смотрела на него чуть ли не с состраданием, и Джеральд почувствовал, что никогда не привыкнет к тому, как легкомысленно люди повсюду в окрестностях Антана жалеют высших богов. Они относились к ним довольно-таки дружелюбно, но соболезнование там, где было бы уместно уважение, отдавало безбожием.

Джеральд содрогнулся. Он сказал:

– Поэтому я буду неумолим. Я заставлю его ввести Диргическую мифологию в общий оборот после того, как он полностью возместит весь нанесенный ей ущерб. А затем я вдобавок к престолу получу свой законный статус культурного героя, бога Солнца и Спасителя в этой мифологии. Итак, этот вопрос, в сущности, решен; теперь мы можем заняться другими делами, и в обмен на великодушную помощь, оказанную твоей мудростью, я сложу в твою честь сонет.

– Это прекрасный сонет, – состоящий из четырнадцати десятисложных строф, выражающий две последовательные фазы одной мысли или чувства, – сказала Эвайна-Лисица, – и я горжусь, что послужила для него источником вдохновения.

– Ты забываешь, что я еще не прочел сонет, – ответил Джеральд. – Сейчас я прочту его.

И прочел.

Однако голос его так дрожал от избытка чувств, что, закончив восьмистишие, Джеральд замолчал, так как был не в силах сопротивляться красоте возвышенной мысли, когда она столь адекватно выражена в безупречном стихе. Итак, мгновение он стоял в молчании.

Джеральд взял прекрасные руки Эвайны-Лисицы и, прижав их к своим дрожащим губам, заметил, что эти руки пахнут как сохнущий на солнце хмель. Он крайне сожалел о том, что дал обещание Тенхо. Ему казалось, что между всеми женщинами, которые украшали окрестности Антана, и в некотором смысле, между их интимными отношениями со Светловолосым Ху, Помощником и Хранителем, существовало определенное сходство. Ему казалось грустным думать о том, что смерть ожидает такое количество красоты. Он находил совершенно ужасным предвидение, что он будет часто с сожалением вспоминать всезнающую Эвайну и ее отличные запасы полезных сведений, только потому что однажды он дал слово Тенхо и отнял у нее жизнь, прежде чем она смогла причинить еще какой-либо вред народу Литрейи.

Богам надлежит воздерживаться от любовных интриг, ибо только любовь может ранить бога, – дождливыми воскресными вечерами, или после того, как он выпьет чуть больше, чем следует, – ранить в тот неизбежный период упадка жизненных сил, когда возвращаются губительные воспоминания о его прежних, человеческих отрадах, таких милых, таких дорогих, и так быстро ускользнувших из его бессмертных рук, навсегда...

Отогнав эти промелькнувшие в его сознании мысли, Джеральд вздохнул и с глубокомысленным комментарием, что, поскольку это был сонет Мильтона, его собственное стихотворение начинается с той же сентенции, продолжил свою декламацию.

И когда он закончил, Лисица с удовлетворением вздохнула. Она авторитетно и подробно рассказала о главных вехах жизни Мильтона, о его основных произведениях и добавила:

– Этот прекрасный сонет – стихотворное переложение итальянского оригинала, впервые опубликованное сэром Томасом Вайаттом в 1557 г., и я горжусь тем, что послужила для него источником вдохновения. Это та разновидность поэзии, которая склоняет любую женщину довериться вам и отдать вам все в тот самый момент, когда вы заканчиваете декламацию. Итак, может быть ляжем в постель?

– Нет, Эвелин, не сегодня... прошу прощения, мадам, я, должно быть, немного рассеян. Я только хотел сказать, что если вы будете продолжать проявлять вашу женскую доверчивость и великодушие, вас придется жестоко выпороть розгами. Нет, сударыня, приношу вам свои извинения за то, что задержал вас так долго по причине наслаждения, которое я получал от столь поучительной беседы с вами, но вам лучше отправиться на покой. Я проведу остаток ночи в подобающем божеству отчуждении в этом очень удобном кресле.