На внутреннем фронте. Всевеликое войско Донское (сборник) - Краснов Петр Николаевич "Атаман". Страница 56

Это письмо было написано 28 октября, а еще 24 октября на Дону надеялись на совершенно иное. В этот день у управляющего отделом иностранных дел был германский майор Кокенхаузен, который сообщил ему, что под влиянием неудач на Западном фронте в Германии произошел целый ряд перемен. Рейхсканцлером назначен принц Макс Баденский, германское правительство нашло необходимым изменить свое отношение к Советской России, между Советской республикой и Германией прекращены дипломатические сношения, условия Брест-Литовского мирного договора аннулированы, Германия отозвала своего дипломатического представителя из Москвы и выслала Иоффе, советского посла, из Берлина. Майор Кокенхаузен весьма секретно сообщил, что в ближайшие дни германские войска, стоящие на Украине, начнут военные действия и перейдут в наступление против советских войск…

Тогда – и это по тогдашнему настроению и состоянию Красной армии, совершенно не желавшей драться с немцами, несомненно, так и было бы – тогда немецкие полки освободителями вошли бы в Москву. Тогда немецкий император явился бы в роли Александра Благословенного в Москву и вся измученная интеллигенция обратила бы свои сердца к своему недавнему противнику. Весь русский народ, с которого были бы сняты цепи коммунистического рабства, обратился бы к Германии, и в будущем явился бы тесный союз между Россией и Германией. Это была бы такая громадная политическая победа Германии над Англией, перед которой ничтожным оказался бы прорыв линии Гинденбурга на Западном фронте и занятие Эльзаса. И державы Согласия приняли все меры, чтобы не допустить этого. Они усилили свой напор на фронт, а требования Вильсона и нежелание союзников говорить о мире с императором Вильгельмом, но лишь с германским народом пошатнули положение династии. Император Вильгельм был принужден отказаться от престола, власть в стране перешла в руки социалистов во главе с Эбертом, а император Вильгельм с наследным принцем покинул страну. В войсках немедленно образовались советы солдатских депутатов, а в городах – советы рабочих депутатов. Ни о каком выступлении германских войск против Советской республики уже нельзя было думать. В самой стране начались беспорядки, поднятые большевистски настроенными группами «Спартака». Грозные германские солдаты, всего неделю тому назад суровым «halt» останавливавшие толпы рабочих и солдат на Украине, покорно давали себя обезоружить украинским крестьянам. Украинские большевики останавливали эшелоны со спешившей домой баварской кавалерийской дивизией, отбирали оружие и уводили из вагонов лошадей!

Первыми покинули Украину австрийцы. Их места пришлось занять германцам, для чего германцы вывели свои гарнизоны из Ростова и Таганрога. Это входило в планы донского атамана, и Ростов был занят образцово обученными частями Молодой Донской армии – лейб-гвардии казачьим полком, двумя батальонами 1-го пластунского полка и 1-й конной казачьей батареей, в Таганрог были поставлены лейб-гвардии Атаманский полк, батальон 1-го пластунского полка и саперный батальон.

Но когда германские части стали покидать восточную границу Украины и Угольный район, где среди рабочих оставалось много большевиков, остался незащищенным, атаман с согласия гетмана выдвинул части 3-й и 2-й Донской дивизии и занял Луганск, Дебальцево и Мариуполь. Для этого пришлось прекратить наступательные операции на Царицынском фронте. С печалью смотрел командующий Донской армией, как постепенно, но очень быстро обнажался весь левый фланг с тремя дорогами, идущими в Войско и тыл его фронта, и открывались прямые пути на Ростов и Новочеркасск – к сердцу Войска Донского. В дни страшного напряжения на севере Войска, когда все резервы были уже введены в боевую линию, командующему армией пришлось создавать новый фронт – Западный протяжением в 600 верст. Донской атаман обратился с просьбой о помощи к генералу Деникину. Генерал Деникин перебросил освободившуюся пехотную дивизию генерала Май-Маевского, которая заняла линию от Мариуполя до Юзовки. Эта линия была занята очень слабо, но ведь шли же, наконец, союзники!

В середине ноября ушла из Кантемировки наиболее дисциплинированная 2-я германская кавалерийская дивизия, а 4 декабря из города Ростова ушел германский штаб с майором Кокенхаузеном.

Левый фланг и тыл Донской армии на протяжении с лишком в 600 верст уже не защищался, даже не охранялся, а только наблюдался кавалерийскими и пешими заставами.

Украина кипела и бурлила восстаниями. Петлюра, окруженный сечевыми стрельцами, соединившись с Винниченко, поднял мятеж, обвиняя гетмана в стремлении соединиться с Россией. К ним примкнули щирые украинцы и масса голытьбы, желавшей пограбить помещичьи усадьбы и богатые города и села.

В ночь с 3 на 4 ноября по улицам Киева было расклеено воззвание Винниченко и Петлюры с призывом к низвержению гетмана и объявлению Директории Украинской республики во главе с Винниченко (голова), Петлюрой, Швец и Андреевским.

Директория, опираясь на сечевых стрельцов в Белой Церкви, подняла восстание и, пополнив их бандами из окрестных деревень, двинулась на Фастов и далее на Киев.

Почти одновременно с этим вспыхнуло восстание в других центрах Украины: в Харькове появился атаман Балбочан, потребовавший от донского правительства, чтобы оно убрало свои гарнизоны из Угольного района, и грозивший войною, в Ровно, в Житомире, Ромодане, Крутах, Елизаветграде и Екатеринославе – по всей Украине резали, жгли и под шумок расхищали имущество.

Идейно восстание это не пользовалось никаким успехом. На Петлюру и на его сообщников смотрели просто как на разбойников, но подавить это восстание, уничтожить этих разбойников было некому. Немецкие солдаты не повиновались своим офицерам. Надеяться на них было нельзя. Своей силы не было.

Русские «общественные деятели» успокаивали гетмана, говоря, что восстание заглохнет само собою, что украинцы покончат с Винниченко и Петлюрой, союзники из Ясс дали знать, что они поддерживают правительство гетмана, и французский консул Энно 9 ноября должен был приехать в Киев, а за ним было обещано прислать и французские войска.

Между тем к 7 ноября сечевые стрельцы продвинулись к станции Боярка и потом подошли к Жулянам.

Энно настаивал перед немецким командованием, что немцы должны поддерживать порядок на Украине, но что могло сделать германское командование, когда войсками уже правили советы! 15 ноября германский совдеп заключил с повстанцами перемирие, одним из пунктов которого было то, что войска гетмана должны отойти с позиции в Киев, оставив только сторожевое охранение, а петлюровцы должны были отойти на 30 верст от Киева. Перемирие это было заключено без ведома главнокомандующего украинскими войсками в Киеве генерала князя Долгорукова и фактически не соблюдалось. Немцы не только не охраняли Киева, но местами сдавали петлюровцам оружие и уезжали в эшелонах, поданных Петлюрою для желающих ехать на родину.

Союзники обещали, что 20 ноября в районе Жмеринки, Могилева на Днестре, Одессе и Бирзуле будет сосредоточено до дивизии союзников, 27 ноября из Константинополя прибудет две дивизии, а ко 2 декабря с устья Дуная еще две-три дивизии…

Это были обещания французского командования на Черном море. Обещания генерала Бертело. Но в Версале смотрели иначе. В Версале одни не понимали или не хотели понять всей важности назревающего момента, всей его психологической ответственности, другие желали видеть Россию уничтоженной, сгоревшей на медленном огне. Кроме той маленькой политики, которую вели военные начальники, видевшие в русских союзников, друзей, несчастных погибающих братьев и от всей души желающих им помочь, была еще другая, большая политика, видевшая в России угрозу Персии, Индии и Ближнему Востоку, и вот эта-то другая политика и отставляла все распоряжения первой политики.

Зло получилось ужасное.

В Советской республике со страхом и трепетом следили за всем тем, что происходит в России. Победа союзников была поражением большевизма. Это понимали и комиссары, понимали и красноармейцы. Как донцы говорили, что не могут они одни бороться против всей России, так и красноармейцы заявляли, что они не могут сражаться против всего мира. Появись в эту минуту, именно зимою 1918 года, на фронте в Украине и на Дону синие капоты французских солдат или английские шинели – и большевизм бы рухнул. Но тогда рухнул бы и интернационал. Тогда началось бы братство народов, национальностей, тогда были бы Россия, Франция, Англия, но не было бы одного лица – вернее, одной безличной народности. И вот в Версале отложили помощь Украине.