Анархист (СИ) - Ежов Сергей. Страница 33

Там, у кювет, Ирину и нашли Лариса и начальник Особого отдела.

— Ирина Михайловна, мы вас потеряли! Хорошо хоть Вы, как человек дисциплинированный, предупредили дежурных где находитесь. — провозгласил Бобокин.

— Что вы сказали, Герард Иванович? — Ирина с трудом оторвалась от увлекательного зрелища.

— Я говорю, что потеряли мы Вас, но это не страшно. Чем-то занялись?

— Да-да, товарищи! Не поверите, но у меня на глазах происходит самовоспроизводство микрохирургов и стимулятора мозговой деятельности. Представляете?

— Ой, Ирочка, а можно и мне посмотреть? — бросилась к столу Лариса.

— Держи микроскоп. — Ирина протянула подруге пенсне — смотри в правую кювету, там как раз процесс отделения копии от материнского прибора. Потрясающее зрелище!

Лариса немедленно увлеклась, сейчас в этом мире её больше ничего не интересовало.

— Вот так, Герард Иванович, вашему попечению передаётся ещё одна тайна даже не государственного, а всемирного масштаба. Вы уж подумайте, кому её сообщать, чтобы не попала она в уши и мозг личностям, вроде проверяющих "товарищей" по линии Осназа.

— Да уж... — огорченно вздохнул особист — Провал по нашей линии, причём жуткий провал, непростительный. Хорошо хоть удалось взять вражин, а того лучше, что взяли их живьём. Ну да, о деле: я сообщу только своему прямому начальнику, комиссару Ермолову, а он поставит в известность разве что товарищей Берия и Сталина.

Бобокин слегка ошибся: был ещё один человек, третий, которого немедленно поставили в известность о достигнутом успехе, и он прилетел к обеду следующего дня. Это был Николай Нилович Бурденко.

— Ну-с, драгоценная вы наша Ирина Михайловна, хвастайтесь своим новым успехом! — улыбался академик — Хотя о чём я, какое хвастовство? Налицо успех, если не назвать этот случай огромным прорывом! Рассказывайте, Ирина Михайловна, рассказывайте, я весь внимание.

Ирина обстоятельно доложила о своих действиях, предъявила лабораторные журналы, отметила благотворное действие морской воды.

— Морская вода... М-м-м. Да. Любопытно. И какой же вы, Ирина Михайловна, сделали вывод?

— Полагаю, Николай Нилович, что дело в строительных материалах наших приборов. Мы ещё не знаем их точный состав, но я твёрдо уверена, что все на свете вещества растворены в морской воде, дело только в концентрации тех или иных веществ.

— Резонно. Знаете ли, довольно неожиданный и до гениальности простой взгляд на сложнейшую проблему... Браво, Ирина Михайловна! И что же следует из вашего любопытного вывода?

— Вывод очень простой: нужна морская вода. Мы уже выяснили, что вода Баренцева моря воспринимается нашими маленькими подопечными лучше, чем вода Чёрного моря. На мой взгляд, объяснение простое: на севере воду набрали из Норвежского течения, которое является ветвью Гольфстрима, океанского течения, берущего начало на экваторе. И вообще, океанская вода, на мой взгляд, богаче по составу, чем вода внутреннего моря.

— Так Вы, Ирина Михайловна, предлагаете испытать воду из всех океанов?

— Более того, Николай Нилович, из разных широт и с разных глубин.

— Вот не было заботы у старика, а ведь придётся поработать водоносом! — засмеялся академик.

Через день самолётами были доставлены образцы воды из внутренних частей Северного Ледовитого и Атлантического океанов, спустя ещё день поступила вода из Индийского океана, последними прибыли образцы из Тихого океана, зато целый железнодорожный состав. Перебор вариантов дело крайне ответственное, даром что кропотливое и скучное, но из Московского коммунистического военного госпиталя прислали опытных лаборантов, на которых и свалилась основная часть черновой работы.

Ирина настойчиво возилась со всеми имеющимися приборами из аптечек Антона: она мечтала разработать методику размножения уникальных аппаратов. Маленькие приборы, такие как микрохирурги и пластыри различного назначения стали размножаться, можно сказать, охотно. А вот крупные, в первую очередь, консервационные мешки делали это вяло, без огонька. Тогда Ирина пошла на смелый эксперимент: отрезала у одного из мешков выступающий край, и переместила его в проточную морскую воду. Результат оказался довольно любопытным: мало того, что отрезанный кусочек стал довольно интенсивно расти, так ещё мешок, от которого взяли частицу, помещённый в морскую воду, на линии отреза дал отросток. Нежданный отросток, хоть медленно и неуверенно, но тоже стал развиваться.

Всё у Ирины складывалось очень хорошо, кабы не одна тайная печаль: Антон Петрович куда-то запропал. Конечно, было понятно, что добрый дядя доктор выполняет сейчас какое-то сверхважное и сверхсекретное задание, и оттого было ещё тревожнее: война — дело неверное, всякое может произойти.

Периодически от Антона Петровича приходили записки, два раза им передали машинописные экземпляры нового цикла учебников, совершенно нового направления науки: «Квазиживые приборы и инструменты». Ирина и Лариса сейчас штудировали первый том «Искусственная иммунная система живого организма», и многое из того что они знали раньше, представало им в совершенно новом свете, а некоторые новые положения не вписывались ни в какие каноны.

В записках Антон Петрович сообщал, что у него всё в порядке, что он приедет, как только появится возможность, что он уже скучает по преподавательской работе. Тон записок был очень весёлый, но Ирине каждый раз хотелось плакать — уж очень она желала все эти слова услышать собственными ушами. И она тихонько плакала, запершись у себя в комнате.

Так в работе, учёбе и в робких мечтах шла жизнь военврача Ирины Михайловны Стрельниковой.

А спустя месяц на их аэродроме приземлился не санитарный и не военный, а пассажирский самолёт.

Признаться, Ирина за свою недолгую жизнь никогда не видела пассажирских самолётов, и уж тем более, не летала на них. Да, ей до войны встречались агитационные плакаты «Летайте самолётами Гражданского Воздушного Флота!», с безумно красивыми, нарядными женщинами, пальмами и южным морем, но никогда не применяла их к себе. В самом деле, о том ли надлежит думать простой школьнице, потом простой студентке. А потом началась война, теперь, наверное, и никакого ГВФ нет, все самолёты и лётчики мобилизованы в ВВС. Прилетевший «пассажир», тоже, кстати, был в защитной военной раскраске и с красными звёздами на положенных местах.

На самолёте прилетел комиссар госбезопасности Ермолов. Он привёз приказ, два номера газеты «Правда» и два ордера в московское швейное ателье. Из приказа Ирина и Лариса узнали, что их срочно вызывают в Москву, на торжественное мероприятие. Указанное мероприятие состоится в Георгиевском зале Кремля. Из газет ошеломлённые женщины узнали о причине вызова: в одном номере «Правды» был напечатан Указ о присвоении им званий Героев Социалистического Труда, с вручением ордена Ленина. Во второй газете был похожий Указ, но на этот раз о присвоении звания Герой Советского Союза. Разумеется, в Указах были и другие награждённые, но их имена в газетах были аккуратно, под линеечку, обведены красным карандашом, должно быть сам Ермолов постарался.

Ирина, опустив газету, только и спросила тихим голосом:

— А за что, награды-то?

— Как это «за что»? — удивился Ермолов — Раненых вы спасли уже больше десяти тысяч человек. Не каждый большой госпиталь может похвастаться такой производительностью. В Указе о том не сказано, но все, кому положено знают: ещё и за работы по размножению приборов из будущего.

Ирина не поверила, полезла в сейф, достала «простыню» на которой сводились ежевечерние данные о приёме и отправке пациентов. Долго смотрела на итоговую цифру, про себя с трудом складывая два плюс два... И выходило, что они, и правда, за это время обработали и отправили на долечивание двенадцать тысяч триста бойцов и командиров. Переглянулась с такой же ошалевшей Ларисой, и смогла выдавить из себя только:

— С ума сойти!

Лариса тоже впала в растерянность, пришлось Ермолову наливать им по рюмочке коньяку, чтобы хоть немножко привести в себя. Лечение оказалось правильным, и дамы заинтересовались: а за что, собственно, им присвоили ещё и Героев Советского Союза? Они женщины мирные, и профессия у них мирная.