Бронзовая Жница (СИ) - Орлова Ирина Аркадьевна. Страница 15

Хорошо, что дикие гьеналы, непривычные к людям, довольствовались оленьей падалью и не приближались к черте Брезара. В Брезе жили мускусные кабарги — маленькие олени с забавно торчащими вниз клыками. Их было много, как и грызунов, и горных козлов, и даже яков; и, покуда люди не истребили всех травоядных в долине, гьеналы не должны были проявлять слишком ярый интерес к местным жителям.

У поворота дороги она обернулась, чтобы амулетом из ключей и бузины прочертить линию меж собой и кладбищем.

— Ухожу, отгоняя протянутые ваши руки, разрывая с вами всякую связь и оставляя вас позади, — произнесла она. Этому её тоже не учили, но для собственного успокоения она привыкла разделять свою мирскую жизнь и кладбищенскую.

После чего побрела назад в «Дом культуры».

На тёмных улицах было неспокойно. И, когда она шла, за ней увязался какой-то странный тип, что, пошатываясь, следовал за ней от угла к углу.

Эйре это было знакомо. Она сжала рукоять своего орудия — костяного кинжала, старинного подарка, что держала в рукаве во время своих походов — и не боялась, что он догонит её.

Мужчинам от неё было надо одно. Дождавшись, когда они, охваченные похотью, полезут ей под подол рясы, она была готова нанести удар. Это было буднично настолько, что даже не сохранялось в памяти.

Она вернулась уже тогда, когда многие из девушек давно спали. Некоторые, впрочем, оставались у мужчин до утра, поэтому они явились бы позже. Эйра спрятала лопату на заднем дворе, у уборной, потом нагрела себе воды на огне и отмылась в общей ванной. Она тёрла себя мочалкой так сильно, что, иногда заставая её за этим делом, Ехидная смеялась, что она сотрёт с себя всю свою черноту.

Но если чему Эйру и научил схаалитский монастырь, так это тому, что всякий, кто желает жить долго, должен после всяких дел с мертвецами как следует намылиться и руки вытереть джином, иначе это ничем хорошим не закончится.

На следующий день ей пришлось поработать. Сразу после обеда её выбрали своим развлечением двое солдат из банды Зверобоя, известного сторонника Морая. Зверобой прославился тем, что когда-то на охоте у лорда Д’Алонсо помог ему загнать кабана. Но в последний момент нечаянно ударил копьём не по кабану, а по самому лорду. Тот скончался, и Зверобой пустился в бега. Он зарабатывал грабежом и жестоко убивал тех, кто противился ему; за голову его платили целых три тысячи золотых рьотов.

Кто знает, сколько он продержался бы в бегах, не найди он приют в Брезе. В ней он вскоре прославился как бесстрашный воин и стреляный налётчик, который обрёл множество подобных себе сторонников. За минувшие походы они награбили немало золота в плодородных землях Маята, вокруг Арракиса и Хараана.

Поэтому гости Эйры были щедры. Но сколь они ни бахвалились своими победами и не рассказывали Эйре, что таких, как она, девушек, хватали в Маяте прямо на улицах, Эйра лишь молча улыбалась им в ответ — и им не хотелось продолжать о мирском, тянуло на что-то высокое.

— А вот когда мы истоки великой реки Тиванды проходили, — рассказывал один, усатый рыцарь, что одной рукой прижимал её к себе за талию, а второй поднимал кубок. — Там мы видели горы Сакраала.

— Это где? — спросила Эйра с медоточивой улыбкой, которая почему-то пугала мужчин.

Может, они чувствовали, что этот мёд полон яда.

— Река Тиванда — это крупнейшая река Рэйки, что через дождевые леса ведёт к самому южному морю, — сказал второй важно. Он сидел, голый, и на его плечах были видны едва затянувшиеся шрамы. — За семьдесят лиг от моря находится Мелиной — столица, где восседает диатр с короной на своей седой башке. А выше по течению — истоки, в том числе Слезливая, река, что проистекает из нашей Долины Смерти.

— Где горы Сакраала, — уточнила свой вопрос Эйра с нежной иронией в голосе. Она умела быть снисходительной.

— А-а, ну да, — подхватил первый, с усами. — Горы Сакраала ещё лиг пятьдесят от Мелиноя вверх по течению. Огромные — поднимаются в самые облака! — и там спит Сакраал. Он сын Мив-Шар, лётного супруга королевы Лорны. Подумать только, вот была королева! Лорна, дура, распустила всех драконов, чуть не погубила всю Рэйку; а Моргемона толковее оказалась и развела их как следует.

Второго, однако, больше интересовали не женщины у власти, а непосредственно крылатые хищники:

— Сакраал с драконом Моргемоны, Мордепалом, завёл обширное потомство. Но, когда Мордепал убился в драке с Ксахром, Сакраал впал в уныние и залёг в горах. Он и сам как гора — огромен, золотая шкура выцвела на солнце, и он стал белоснежным.

— Драконы удивительны, — поддержал первый. — Их пламя смертельно, но их слюна, по слухам, затягивает раны пуще чего бы то ни было. Это поняли учёные. Сейчас скажу, как: нанося друг другу раны в стычках, драконы делают его зубами или когтями. И мать-природа позаботилась о том, чтобы самые тяжёлые раны — от укусов — заживали на них быстро благодаря слюне! Будь их больше, из их слюны бы делали удивительные лекарства…

— Это поэзия, — вдохновлённо сказала Эйра. — То, что несёт ужасную смерть, даёт и удивительную жизнь.

— Они могли бы как раз спящего Сакраала на предмет слюны изучить, — проворчал второй. — Но… Никто повторять подвиги марпринца Альфира не желает. Никто не знает, жив Сакраал иль мёртв, впал ли в спячку, как когда-то; или подошёл его срок.

— Даже драконы смертны, — прошептала Эйра с неизменной улыбкой. — Они главенствуют в мире живых, но уходят за черту так же, как мы, и как букашки на траве.

Покидая «Дом», её гости бормотали:

— Чёрная и жуткая, как будто Схали с бабской головой.

«Схали — так называют Схаала на гиррите или просто по-старинке».

После некоторых обслуженных гостей работа замедлилась: куртизанки собрались в холле чтобы проводить Трепетную в брак. Та собрала всё, что у неё было — весь скарб девушки поместился в небольшую сумку — и облачилась в обычное платье с накидкой, как нормальная горожанка.

Она поцеловалась со всеми подругами напоследок и смахнула замерцавшую в углу глаза слезу.

— Спасибо вам за всё, — сказала Трепетная искренне. — И вам, Почтенная. Только благодаря вам я буду действительно жить.

— Я забочусь обо всех, кого воспитала, — серьёзно ответила Грация и тоже поцеловала её в щёку, оставив на ней красный след от помады. — В добрый путь, дорогая. Тебя точно встречают?

— Да, тот мужчина за окном, это посыльный Шада. Вы видели его вчера.

— Счастливо тебе, Трепетная, — с доброй завистью сказала Болтливая. — Если я поселюсь у маргота, приезжай! Ты будешь знать меня как «маргаса Болтливая»!

— Обязательно! — рассмеялась Трепетная. Жница поцеловалась с ней тоже, и, погладив её по тонкому плечу, сказала ей:

— Будь счастлива, Трепетная. Новая жизнь — это прекрасная и долгожданная гибель для старой.

Та посмотрела на неё боязливо, но сумела улыбнуться всем остальным девушкам и ушла, помахав им рукой напоследок.

— Ну-с, — вздохнула Грация и посмотрела на завистливую Угрюмую, задумчивую Хитрую, хмурую Злую и остальных. — Теперь её комната на втором этаже свободна.

— А можно её мне? — спросила Ехидная.

— Нельзя, тебе если дать высокую кровать, у тебя с неё все вечно падают. Нет, нам нужна новая дочка. Разумеется, спешить мы не будем. Но, если кто из вас знает девочку, что мечтает попасть в «Дом», приглашайте. Посмотрю.

Некоторые отвели взгляд, однако Жница лишь пожала плечами.

«За городом такие девочки едят листья с деревьев и ловят крыс. Любая из них предпочла бы одеваться в тафту и поутру пить кофе, как мы. Тело смертно и всё равно порочно, а голод многих преследует и на том свете».

— Ну всё, хватит толпиться, — велела им Грация.

И Эйра, выждав момент, вновь бросилась за ней, чтобы отпроситься на ночь.

Грация выслушала её, стоя у декоративной колонны и водя по лакированному дереву своим тонким пальцем.

— Угу, угу, — недовольно произнесла маман. — Я слышала, как ты возвращаешься на заре и грохочешь вёдрами. Потом спишь до обеда. Ты в своих отлучках проводишь едва ли не больше времени, чем на работе. Сегодня я тебя не отпущу.