Бронзовая Жница (СИ) - Орлова Ирина Аркадьевна. Страница 74

Морай вздохнул и выпил. Помолвку можно было заключать с невестой даже тогда, когда та лежала в колыбели; вот только кандидатов на детскую ручку диатриссы и без того было предостаточно. Среди них он не стал бы последним; но уж больно разнились их взгляды с венценосным двоюродным дядей, что убил собственных драконов.

«Если я сунусь в диатрийскую семью, меня мигом начнёт прижимать Иерофант. К тому же, чтобы поддерживать свои права, придётся постоянно бывать при дворе. А я не могу — у меня тут Скара».

— Да всем понятно, что это дочь не диатра; а может, и не диатрис — а какой-то ещё женщины, — фыркнул он. — Если он за все шестьдесят лет на троне дал жизнь лишь одному отпрыску, хилому, как паук на морозе, он к своим сединам не сумел бы зачать ребёнка. Ему помогли.

И тут его осенило.

— А зачем я и правда буду размениваться? — произнёс он, смакуя крепость красного вина на губах.

Ему ответили напряжённые взгляды. Никто не удивился бы, если бы он собрался жениться на принце.

Но то был не тот случай.

— Гангрия, — вдумчиво сказал Морай, глядя прямо перед собой. — Вот королевство, что не желает идти на поводу у Иерофанта. Сестрица Вальсая замужем за диатром, и я им не чужой. У них есть кандидатка: Ламандра Гиадринг.

— Ваша племянница? — пробормотал Мавлюд.

— Она самая. Она ещё мала, — рассудил Морай. — И сестрица вряд ли будет в восторге от моей кандидатуры. Но у них четыре несёдланных дракона. Я стал бы им не только женихом, но и доахаром, который помог бы совладать с этой — практически — стаей.

«А Скара наконец познакомился бы вблизи со своими сородичами. Может, они дадут ему волю к жизни, которую не могу дать я. И тот огонь, которого во мне нет — потому что я был столь неудачлив, что родился человеком».

Генерал Шабака поставил локти на стол.

— Не забывайте, что ваша племянница с рождения обещана юному диатрину из Маята, — заметил он. — А правитель Маята — наш давний противник и дурной сосед.

— Принц никогда не седлал дракона, — скривился Морай. — Как и его отец. Диатр, диатрин — это титулования для королей-драконов, а не для таких, как они. Просто король и просто принц.

— Формально это всё ещё высший титул в королевствах…

Но Морай махнул рукой.

— Это соперничество решаемо.

Он посмотрел прямо перед собой, изобретая стратегию будущих действий.

— Маяту пора перестать грозить нам с запада. Слишком много чести для королевства без единого дракона. Пусть узнают своё место, — распорядился Морай. — Зверобой, всю банду бросишь на дороги. Закошмарь жалких корольков до белого каления.

— Вот это разговор пошёл, а то я уж заснул было!

— Шабака, пятую часть городских мечей веди в Таффеит — укрепляем наш последний рубеж. Каскар станет ставить палки в колёса передвижению наших людей, если мы не будем хорошо контролировать предгорья.

— Слушаюсь, маргот.

— Мавлюд, экономическая блокада Маята. Да-да, я знаю, у тебя там тёща! Пускай гоняет тебе свои эфирные масла морем, но больше чтоб никаких дельцов оттуда.

— Да после нобеля Куолли, который там обосновался, никто и так не рискует, — проворчал Мавлюд. — От моего дела толку будет мало. Но я всегда могу контрафакта с их каналов перегнать в порты Гангрии. Могу хоть всю дрянь, что мне некому сбывать, подкидывать им от имени маятских посредников, пока они не озвереют.

— Блестяще, — хлопнул его по плечу Морай. — Исмирот, я послал бы тебя свататься, да опять тебя во владениях Хауров за решётку посадят.

— Это точно, маргот.

«Хотя, возможно, они уже одумались и решили, что им стоит приголубить единственного наследника своих богатств и драконов», — подумал Морай. Однако это были лишь догадки.

— Шакурх, поедешь ты. Я подумаю, что поднести диатрам. Ты немногословен, но им это и не понадобится; уверен, они знают моё имя благодаря сестрице Вальсае.

Тот молча кивнул.

— Ты, Исмирот, вернись к переговорам с наёмниками. Если кто-нибудь опять отделился от Тайпана, мне понадобятся все.

— Как скажете, маргот.

— Ну а ты… тебе заданий нет, Дурик. Ты, как всегда, на высоте.

Шут благодарно покивал. И когда собрание было закончено, он попросил маргота задержаться. Глаза его странно блестели, и он, поманив Морая, прошептал ему в ухо:

— Маргот, я должен сообщить вам своё наблюдение. Я ведь не придворный соглядатай, я шут — что есть куда большее.

Морай кивнул, склоняясь к нему, и проводил глазами покинувших гостиную соратников.

— Я хотел сказать: присматривайте за Мальтарой. Она не желает вам зла, но уж очень хитра, и замышляет что-то… наши люди видели её посыльных на разных трактах.

— Может, собирается уехать отсюда? — равнодушно пожал плечами Морай.

— Может, маргот; но что-то… что-то она наверняка задумала, помяните моё шутовское слово.

— Пущай играется, — ответил Морай. — Мне нет до неё дела.

Они пересеклись взглядами и долго глядели друг на друга. У Дурика были тёмные, практически чёрные глаза, отчего они казались мышиными. Свет отражался в них двумя яркими точками.

У него также были веснушки — едва заметные, они выстраивались в интересного вида ряды поперёк щёк и носа. Морай поймал себя на мысли, что никогда не видел его без шутовского колпака.

«Он сросся со своей профессией».

— Это всё, что ты хотел сказать? — наконец уточнил Морай.

— Да, славный маргот, — замедленно, смакуя каждое слово, произнёс шут. — Разве что…

— Ну?

Дурик пожевал губами и вновь посмотрел на сюзерена. Пылко, едва удерживаясь. Как мальчишка, который, играя в прятки, ждёт, когда соперник взмолится о пощаде и попросит его вылезти из укрытия. Потаённо, игриво; скрывая секрет своего успеха до тех пор, пока не услышит капитуляцию.

— Вы не боитесь, что после смерти вас ждёт нечто… страшное? — неожиданно спросил шут. — Участь чего-то невообразимого… лишённого самого себя… и навеки прикованного к тёмной стороне мира.

— После смерти мне будет уже всё равно, — ответил Морай. — А каяться мне всяко без нужды. Чего это ты вдруг? Учился чтению и дошёл до сказок?

Дурик неопределённо повёл плечом.

— Лишь любопытствую, за что нижайше извиняюсь, мой добрый маргот, — привычно заюлил он и склонился.

— Не валяй дурака, — ответил Морай, пребывавший в сравнительно благодушном настроении, чтобы наказывать Дурика за подобные мысли. — Не знаю, какова участь драконов в загробном бытие. Но, будь уверен, я и в жизни, и в смерти последую не за богами и не за грехами, а единственно за Скарой — даже если для этого мне самому придётся отрастить крылья.

Дурик поклонился вновь, так глубоко, что спрятал своё лицо. И пропищал от пола:

— Несомненно, великий маргот, несомненно!

На сем Морай пошёл прочь. Однако их разговор оставил шута в счастливейшем настроении. Уже уходя, Морай расслышал, как тот бормочет какую-то считалочку:

— Бороться со смертью, увы, бесполезно

Но к кроткому слову и боги любезны

Природный закон обойдут их персты

За кровную плату мучительной мзды

Покроется пеплом златая корона

И сгинут для Рэйки все божьи законы

Но ты не увидишь, молчанье храня

Пока чешуя не коснётся тебя.

16. Печали любви

Вторую половину дня Морай вновь провёл у Скары. Он обнаружил у пещеры тяжёлые следы другого дракона и про себя понадеялся, что Мвенай мог бы поддержать слабеющего зверя. Впрочем, вряд ли они успели познакомиться как следует. До тесных отношений им было далеко; да и вряд ли меж столь разными личностями установилось бы понимание.

Маргот сошёл в полумрак грота и сходу прижался к угольно-чёрному плечу зверя. Тот ответил слабым урчанием. Но его сухая чешуя была холоднее пальцев маргота.

«Плохо дело», — расстроился Морай и прошёлся, проводя рукой по гриве, до самой морды дракона. И погладил его по шипастой щеке.