Клара (СИ) - Тауров Илья. Страница 25

Та, кому было плевать на школу третий час билась над первым примером в задании, пытаясь решить его всеми способами, которые только могла придумать, но ответ как на зло не сходился раз за разом, мама тем временем продолжила:

— Я ей говорю, давай к репетитору, так она не хочет…да какое устаёт, от чего она устаёт? Лодырша, просто лодырша, ничего не надо сидит там в комнате у себя, ей знаешь, в окошко посмотреть, такое, ходит что-то себе вечно злобная, вот что мы ей сделали?

Разговор ещё продолжался, но подростковая душа ранимая куда больше чем душа ребёнка, который в силу малых знаний многого просто не понимает и это бережёт его. Клара заставила себя придержать слёзы, чтобы никто ни в коем случае не услышал хлюпанья и не пристал к ней с претензиями. А обидно стало до той степени, что девочку начало воротить, от того, что мать ни про какого репетитора ей никогда не говорила, следовательно, и отказаться она от него не могла. Каждый день безрезультатное сидение за уроками и так выматывало её, и она всецело поверила в собственную глупость, каждый новый год она загадывала желание, которое состояло из двух слов: «хорошо учиться», а теперь узнает, что она «лодырша», но даже это не подкосило Клару, а скорее раздражение от самой себя: когда мать договорила по телефону и не стуча вошла в комнату дочери, чтобы узнать будет ли та есть, она, не подавая виду и никак не выказав обиды пикнула, что не будет.

Сдалась Клара перед науками из-за такого стечения обстоятельств, которое в их доме бывало не очень часто и заключалось в том, что перед приездом отца мать не пила больше недели, а она как правило делала это от двух раз в неделю и больше, но не в этот раз. Мама всегда была очень раздраженной в такие периоды, а тут ещё раздражённым приехал и отец, который все пару дней, что был дома не отходил от компьютера, а по вечерам садился на кухне с бутылкой водки, он говорил, что так расслабляется, а то с ума сойдёт от стресса. Родители крайне редко ругались между собой, потому что в последние годы всегда можно было поругать дочь, которая непременно дала бы для этого повод хотя бы тем, что ничего не делает, например. И не важно, что её ни о чём не просили. Вот есть у мамы однокурсница, а у неё дочь всем занимается, а Клара занимается «ничем», или у матери уборка, но Клара всё никак не прочитает её мысли о том, где ей быть, что подхватить или что подать, чем не повод для унижения одновременно раздражающей и по-смешному сгорбленной дочери. Она была самой высокой в классе из девочек, но чем выше становилась, тем сильнее какой-то невидимый канат тянул голову к земле. Вот и в этот день сошлось, что отец был злым из-за работы, мать была злой из-за Клары и вдруг решила зайти в её комнату и выяснить чем можно заниматься столько времени, дочь занималась тем, что делала русский язык, с которым проблем было явно поменьше чем с математикой, но в тетради к Клариному несчастью было слишком много помарок и исправлений, матери от чего-то стало смешно, а потом тетрадь в её руках разошлась пополам с характерным звуком рвущейся бумаги, полиэтиленовая обложка сопротивлялась подольше, но тоже пала в сражении с матерью. Клара сидела и переписывала все классные и домашние работы с самого начала и так старалась не ошибиться, что каждый раз вместо буквы «б» писала «д», за этим следовали зачёркивания, а зачёркивания мать будто чувствовала и заходила порвать очередную тетрадь, сопровождая это всё визгами о том, что её дочь идиотка, которая привыкла к тому, что за неё всё делают. На четвёртый или пятый раз мать вызвала себе на подмогу отца, который, как ему видимо казалось, придумал что-то умное:

— Пиши, я буду смотреть, — сказал он в тоне не допускающем возражений.

Хотя Клара уже давным-давно разучилась возражать хоть кому-то, будь то родителям или учителям, лезущим не в своё дело, постоянно причитающим о том, что такая хорошая девочка была раньше, а теперь стала как «эти», указывая на хронических хулиганов класса, с уверенностью добавляя: «Не за теми ты стала повторять Клара, нашла на кого смотреть». Спорить с тем, что дело не в хулиганах и ни на кого она не смотрит никакого желания у бывшей хорошей девочки почему-то не было. Так и с сейчас она не возражала, хотя это стояние за спиной явно давило. Клара хотела, чтобы всё поскорее закончилось и подписав очередную тетрадь перевернула лист с героями каких-то мультфильмов и преступила к переписыванию того, что уже давно сделала и за что получила оценку. Долго ждать не пришлось, и в первом же предложении Клара перепутывает буквы, на этот раз вместо «ш» написала «ж» и не от того, что не знала, как писать, а только лишь от нервов. Сделав ошибку замерла, оторвав ручку от тетради несколько секунд гипнотизировала две строчки выведение красивым почерком. А потом крепкая рука легла ей на затылок, чтобы через мгновение девочка ощутила треск в голове и какое-то резкое и гулкое давление от удара лица об стол, голова её словно отпружинила обратно, а на тетрадь брызнули капли крови из разбитого носа. Ошалела даже мать и вытаращила глаза на отца ничего не говоря, а тот перед тем как выйти из комнаты сказал только: «Ну, а что она?».

Клара удивилась когда мать стала жалеть её и вытирать не собирающуюся останавливаться кровь, девочка же, отойдя от шока, начала плакать, только плачь этот был уже какой-то совсем не детский, пару слёз конечно скатилось, но в основном она лишь тягала воздух в нос, глотала свои сопли и кровь, потрясывая грудью. Зато тетрадь больше переписывать было не нужно, только то упражнение, которое задали на сегодня.

Родители как обычно обо всём забыли, забыла и сама Клара, хотя забыть такое можно только условно, человек ничего не забывает. Все боли и обиды только лишь прячутся и давят на любого, кто их не осознает в себе и не отпустит каким-нибудь индивидуальным образом: кому-то нужно простить, кому-то отомстить, а кому-то и что-то третье, в виде, например, того, что он повстречает человека, который поступит с ним совсем по-другому, по-доброму, но и это не универсальное лекарство. Не зря тогда и говорят: «Кто старое помянет — тому глаз вон, а кто забудет — тому два», потому что тот, кто будет жить, думая о зле и жить-то не будет, утонет в своих воспоминаниях, а кто его забудет, рискует повторять и разрешать другим зло по отношению к себе снова и снова.

Ещё был случай, когда Клара поняла тему по алгебре прямо в классе, и домой шла с редким чувством спокойствия, что сегодня сделает всё без мучений, но не получилось, мать в начале года купила решебник и теперь сравнивала все задания по нему, Клара же хоть и считалась уже всеми не очень умной, да и сама так думала, всё же соображала и купила такой же. Но сегодня он не понадобится, ведь она знает, как решать и так, и вот выполнив довольно-таки быстро домашнее задание отнесла тетрадь матери, та взяла свою волшебную книжку и ответы не сходились. Кларе было тут же сказано переделывать, она с этой целью и удалилась к себе. Переделав всё ещё раз поняла, что в решебнике опечатка и права именно она, мать таким ответом не удовлетворилась и перешла на любимый крик, в итоге Клара получила тонкой книжицей со всеми ответами по алгебре за седьмой класс пощёчину, но не сдалась. Потом после каждого проговорённого Кларой действия мать убедилась, что верно решила именно её дочь, переключила внутри себя какой-то режим и снова стала сама доброта. Этот случай уже повлиял не так, как удар головой об стол, неприятно конечно, но не шокирует.

Как и плохие оценки Клару уже больше не шокировали, не заставляли даже переживать, всё чаще она ловила себя на том, что её организм словно поймал какую-то радиоволну со спокойным, можно сказать никаким настроением. Много лет она ходила из школы и издали смотрела на свои окна, надеясь не увидеть на кухне света, потому что если света нет, то и тёти Инны тоже дома у них нет, значит мать будет нормальным, трезвым человеком. Пару раз девочка заметила, что если поёт весёлые песни, то Инна не приходит и с тех пор, с лет двенадцати до четырнадцати, ходила и бубнила себе под нос какой-нибудь весёлый мотив, иногда работало, иногда нет, но к восьмому классу таким заниматься перестала — ей стало плевать, кто там будет у них дома. Слишком больно было надеяться на нормальное завершение дня, а потом надежды разбивались от одного лишь взгляда на окно своей квартиры. Да и можно сказать, что у Клары появился рефлекс, ведь стоило ей уехать на экскурсию с классом раз в году — дома ждала пьяная мать, а из этого следовало притворство, издевательства, агрессия и враньё про дочь своим подругам, стоило пойти на день рождения к однокласснице и там от души посмеяться — значит дома будет пьяная мать, и как правило Клара не ошибалась. К четырнадцати годам она железно усвоила, что если она станет счастливой, то дома за это обязательно расплатится и если счастье обязательно тянет за собой расстройство, то лучше пусть её настроение всегда будет никаким. Конечно так чётко в себе она это не формулировала и точно даже не задумывалась, всё это происходило как-то само, слишком медленно, чтобы быть замеченным.