Царевна, царица, богатырь и птица (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна. Страница 3

– Ась? –  баба обернулась и махнула рукой через улицу. –  Так у Савишны в огороде. Разрослась проклятущая! А полоть-то Савишна и боится. Отуда иди, милок, она тебе и спасибо скажет…

Отчего вдруг в голос взвыл неустрашимый герой, баба так и не поняла.

…Тем же вечером герой выезжал из села с лопатой на плече и с плотно набитой чересседельной сумкой. Уже на ходу, злобно ругаясь сквозь зубы, выковыривал из ушей хлебный мякиш.

Собаки черные… козлы… экое, в самом деле-то, мракобесие! Подумаешь тоже, орет эта волшебная морковка. А они уж сразу и насочиняли! А все отчего? Да просто все эти селяне выспаться не пробовали, когда царевна с Олешеком на два голоса храпят!

*

– И тут они все как давай рыдать! Очень слезливые оказались. А я между ними с флягой бегаю и кричу: “Вот сюда, пожалуйста! Будьте любезны!”

Акмаль повел руками, показывая, как подставлял русалкам флягу. Сама фляга –  кожаная, изрядных размеров –  была приторочена к седлу и многозначительно побулькивала.

Олешек только завистливо вздохнул. Дааа, кому-то вон с красавицами выпало беседы вести… пусть и с хвостатыми.

С другой стороны, оно и понятно: русалок-то из моря еще поди вымани. А выманить надо –  иначе как поймешь, плачет она вообще или с нее просто так вода течет? Еще заморочить для начала хорошенько, чтоб посидела да подсохла. А там и разжалобить.

На кого ж девиц выманивать, как не Акмаля, хоть бы и хвостатых-чешуйчатых? Девки перед ним завсегда штабелями падали, всякие. Оно, конечно, засматривались-то на всех богатырей. Но чтобы так! А уж над трагической историей расставания с Гюзелью какая ж девица не разрыдается? Русалки и рыдали старательно, все четырнадцать штук. Вон, фляга полнехонька.

Самому Олешеку повезло куда как меньше.

Три богатыря встретились у кромки родного леса и ехали сейчас неторопливым шагом, обмениваясь своими историями. Спешить было некуда: остальным походы выпали в более дальние края. Михайла, небось, только добраться к тем драконам успел. Не говоря уже о Савелии –  где там вообще та пустыня, кто знает?

– …Золотой вожаком оказался. Злющий, как молодой Горыныч по весне! Поначалу-то ничего, я к нему, значит, сзади подкрался, думал кинжалом срежу незаметно, да и все… а тут рядом какая-то кобыла заржала. Он возьми да обернись!

Олешек замолк, не желая рассказывать, как золотой единорог едва не забодал неустрашимого героя. Как по всему полю гонял, а целый табун белогривых кобылиц радостно ржал, за погоней наблюдаючи. Уж потешил вожак своих кобыл, ой потешил…

И ведь главное, и отбиваться никак нельзя! Не убивать же того злющего жеребца. Все ж не чудище какое зловредное, а зверь волшебный, редкостный.

Зато в конце концов герою удалось-таки, извернувшись, вскочить на единорога верхом. Правда, задом. И вцепившись в вожделенный хвост.

Кобылы, к слову, радостно ржать не перестали. Как вожак скакал волчком, высоко вскидывая задние ноги и пытаясь стряхнуть седока, им тоже понравилось. И как яростно всхрапывал, когда герой его за хвост отчаянно дергал.

На память о том поединке у Олешека осталось множество синяков по всему телу –  там, куда единорог, бодаючи, доставал. Самые обидные –  пониже спины. Хорошо хоть заговоренную кольчугу не пробил!

Ну и целый пучок золотой кудели, конечно. Некогда там волоски считать было!

– Вот ей-ей, лучше б ты к тем конягам пошел! –  в сердцах заключил он. –  У тебя  с ними, копытными, всяко лучше получается.

Анжей промолчал. Он тоже считал, что с его заданием, вполне возможно, куда лучше справился бы Акмаль.

Хотя бы потому, что перо жар-птицы проще всего было не добыть –  а выкрасть.

Где живут и гнездятся жар-птицы –  того никто на свете не знает. Может, и вовсе на облаках где-нито.

Зато все точно знают, что жар-птицы падки на яблоки. Знаменитый яблоневый сад царя Берендея из Шестого царства они обносили подчистую. Вот и осерчал однажды царь, велел ловушек в саду понаставить, да всех вредителей и переловил.

С тех пор Шестое царство знаменито не только яблоневым царским садом, но и жар-птицами. Как оказалось, эти создания легко приручаются, если кормить их яблоками регулярно. Царский двор зимой экономит теперь на дровах, ибо терем  отапливается клетками с птицами.

…Правда, сам терем пришлось на каменный перестраивать. Но царских любимиц никто не винил. Главное ведь, что не пострадал никто!

Летом только жарковато в тереме. Ну так сколько там того лета, в Шестом-то!

И кадки с водой всюду расставлены. На всякий случай!

Ясное дело, от всякой птицы в доме и пух, и перья летят. У царя Берендея все в ход идет. Хозяйственный он царь. А потому тот огненный пух и перья сенные да горничные девки в тюки собирают, а портнихи потом с ними перины да одеяла шьют. С подогревом выходят перины.

И спят на тех особых перинах –  сам царь Берендей со своей царицей, да еще тридцать три его дочери.

Летом тяжко им, должно быть, спать. Да уж чего ради царского величия не потерпишь! Зато ни у кого таких больше нет.

Уж казалось бы –  чего проще: столковаться с любой из тридцати трех царевен… страшны они, правда, как Михайла в гневе. Краснолицые все какие-то, будто свеклой щеки мазали, да рука дрогнула. Раз сорок дрогнула.

Ну так для дела-то… А перину потом вспороть незаметно.

Только вот Анжей сразу будто наяву вообразил, как проснется Алевтина, да как примутся богатыри наперебой рассказывать о своих подвигах… и как промолчит он один. И как спросит царевна уже у него: а ты-то какой подвиг совершил для меня, ясновельможный пан? Что ответить тогда?

Словом, пришлось честь по чести договариваться с царем Берендеем. Рассказывать ему про красавицу, мертвым сном спящую. Просить, требовать…

Как водится у хозяйственных царей, Берендей свою выгоду упускать не стал –  попросил отслужить три службы. Повернуть вспять реку, сровнять с землей гору да извести морское чудище, что прибрежные поселки разоряет.

За три службы Берендей таки отжалел герою перышко. Одно.

Даже, в виде особой милости, дозволил покормить жар-птицу яблочком.

Птица оказалась с петуха размером и такая же противная. Только что хвост пышный, красивый, огненный. Яблочко она мигом выхватила, а подателя еще и в руку клюнула.

А уж когда уходил богатырь из Шестого царства, изловили его портнихи да горничные и насовали полную котомку того пера с пухом. Вздыхали при этом томно все, как одна, завидуя незнакомой спящей красавице.

Словом –  скучно все вышло у Анжея. И рассказать-то царевне будет не о чем. Так… работа. Будто и не выезжал из Тридевятого никуда…

– А это еще что? –  Олешек вытаращился на прозрачную, едва заметно светящуюся стену, выросшую перед ними среди деревьев.

Анжей нахмурился. Он дольше был в отряде и видел уже такое.

– Защита, –  ответил вместо него Акмаль. –  Нас пропустить должна. Ратмир такую ставит, когда вовсе всем до единого разъезжаться приходится…

Тронув поводья, он первым двинулся прямо на стену. Анжей с Олешеком двинулись следом, промедлив не дольше мгновения.

Стоило конским мордам прикоснуться к стене, та словно мигнула. А когда сквозь нее проходили богатыри, сверкнула –  и будто молнией прошило, тряхнув, каждого. А еще миг спустя они были уже по другую сторону.

– Зверье она пропускает, кони и вовсе не чуют ничего, –  пояснил снова Акмаль, обращаясь к Олешеку, совсем недавно закончившему свое ученичество.

– Странно, –  Анжей продолжал сосредоточенно хмуриться. –  Ратмир должен быть на месте… он ведь только на доклад к государыне собирался –  и назад…

На входе в дом богатырей тряхнуло еще раз –  однако войти снова удалось.

Вот только ни Ратмира, ни царевны в доме не обнаружилось.

…Царевна нашлась в итоге в каморке колдуна.

На двери висела приколотая кинжалом записка: “Осторожно! Злая мышь!”. Переглянувшись, богатыри разом пожали плечами, а стоявший ближе всех Акмаль потянул на себя ручку двери.