Есть ли жизнь после льда? (СИ) - "Ann Li". Страница 2

Вся моя семья сегодня была в сборе. Хотя такое бывает редко. Они говорят, что понимают, насколько мне больно. Но нет. Ничего они не понимают! Абсолютно. Моя мама — географ, а папа — доктор философских наук. Представляете, насколько они далеки от спорта? Но, если бы честной, то они мне не родные. Хотя и биологические родители к спорту отношения не имели.

Когда мне было семь лет, мои родители оставили меня и мою старшую сестру Леру с тетей и дядей, уезжая на выходные вдвоем за город. У них была годовщина свадьбы. Но они так и не вернулись. Водитель фуры заснул, тем самым в одно мгновение сделав нас сиротами. Так мы и остались жить у тети и дяди. Тетя Ира — родная сестра-близняшка моей мамы. Наверное, именно поэтому я быстро стала называть ее мамой Ирой. Позже в обращение ушло из речи имя, мама Ира стала просто мамой.

Наверное, я не так переживала потерю, как Лера, я была ещё маленькой, не до конца понимала, что происходит, тем более уже тогда вся моя жизнь крутилась вокруг льда. Мне некогда было горевать, мне нужно было тренироваться. Я часто вспоминаю фразу моей родной мамы Инны, которая сказала мне, что я буду олимпийской чемпионкой. Я так ей верила. А теперь… Я даже чемпионкой мира не стану.

Я так погрузилась в свои мысли, что не заметила, что мама зашла в комнату.

— Как ты? — осторожный голос матери вывел меня из страны самобичевания.

— Не знаю, мам. Уйди, пожалуйста, я хочу побыть одна, — сквозь слезы прошептала я.

— Я чай сделала, купила твой любимый ’наполеон’ в пекарне, которая в соседнем доме. Может пойдем, все вместе попьем чай? — ласковый голос матери меня только раздражал.

— Я же не ем сладкое, — ответила я на автомате и прикусила язык.

— Немного же можно, — попыталась увезти разговор в другое русло мама.

— Потому что я больше не спортсмен, да? Потому что меня все списали со счетов? — прокричала я в отчаянии.

Мама вздохнула.

— Никто тебя не списывал. Ничего страшного не произойдет, если отдохнешь немного.

Конечно! В пятнадцать лет уже олимпиады выигрывают, некоторые карьеру завершают. А я… Нет, эту боль разделить со мной никто не может. Родители не понимают, а как донести до них, я не знала. Это не первый наш такой разговор.

— Без льда — я никто, — зло выплюнула я маме.

— Не говори так! — мама начинала злиться, — у тебя вся жизнь впереди и ты можешь выбрать любую профессию.

Какая к черту другая профессия?! Я вообще не представляю, чем ещё можно заниматься, кроме коньков.

— Вся моя жизнь — это лёд! — кричала я.

— Милая, ты ещё так молода. Жизнь — это не только лёд. Тебе всего пятнадцать…

— Уже пятнадцать! Уже пятнадцать, мама! — мой крик, кажется, слышали все соседи.

— Всего пятнадцать, — повторила мама ласково, будто я маленькая, — жизнь не заканчивается на катке.

— Заканчивается! Ты не понимаешь! — я закрыла лицо ладонями и стала громко рыдать.

— Не понимаю, — подтвердила она, и стала меня поглаживать по голове, — чем я могу помочь?

Ничем. Мой ответ — ничем. Я отчаянно мотала головой.

Мама молча выключила телевизор, села рядом и начала гладить меня по голове, как котенка. Ждала пока моя истерика закончится. Когда всхлипы почти прекратились, она сказала:

— Так продолжаться больше не может, Алёна, — твёрдо сказала она, — ты сидишь в четырех стенах и никуда не ходишь, только страдаешь.

— Мне больше ничего не остается, — натянуто попыталась улыбнуться я.

— Я хотела сказать, мы решили, я и папа, что с понедельника ты идёшь в школу, — сообщила мне мама новость, чем повергла меня в шок.

— Какую ещё школу?!

— Самую обычную. Ту, которая через дорогу от нашего дома.

— Вы издеваетесь? Да я школе не появлялась последние два года! — взревела я.

— Тебе уже разрешили передвигаться с тростью, это огромный шаг вперед при твоем переломе. Так что смысла сидеть дома нет, а учиться надо.

— Нет! Нет! Я не хочу! Я буду учиться дома, — ревела снова я.

— Все уже решено. Документы поданы, — отрезала мама, — наверное, я и так слишком долго потакала твоим желаниям. Остановиться надо было ещё раньше.

Она вздохнула, а я чувствовала как легкие прожигает ядом.

— Что значит остановиться раньше?!

— Алёнушка, девочка моя, у тебя до этой травмы, был перелом руки, перелом кисти, перелом ключицы, и я не говорю уже он многочисленных ушибах, растяжениях и синяках! После первой же серьезной травмы нужно было тебя забрать.

— Вот как? — внутри все пекло.

Как они так могут со мной поступать? Физическую боль можно терпеть, а душевную — нет. Все мои травмы были всегда терпимы. Я делала все, лишь бы быстрее встать на коньки.

— Уйди, просто уйди! — взмолилась я, не желая наговорить лишнего.

— Ладно. Кстати, в школе все ходят в форме. Завтра приедет швея к нам, — сообщила мне мама ещё одну радостную новость.

— Плевать! Я никуда не пойду!

— Это не обсуждается.

Мне хотелось запустить что-нибудь потяжелее в стену.

— Поживешь обычной жизнью подростка, — улыбнулась мама.

Мама молча встала и ушла, плотно закрыв за собой дверь.

Как же мне не хватает поддержки! Не того, что будут причитать, учить и переживать. А просто мне нужен кто-то, кто будет верить в меня, скажет, что все будет хорошо. Таким человеком всегда была моя мама, а теперь… и она на другой стороне. Предательница.

Отчаяние накатило с новой силой. Как же я всех ненавижу! Ненавижу этот несправедливый мир.

Глава 2

Алёна

Школьная форма была ужасной — плиссированная юбка до колена мой рост в сто пятьдесят восемь сантиметров делала ещё ниже. Никогда не страдала, что я маленького роста. Для фигуристки это даже плюс, но сейчас, когда я смотрела на себя в зеркало — начала страдать. Я гном в юбке! Метр в шапке! Полторашка! Как там ещё оскорбительно говорят о девушках маленького роста?

— Ужас, — процедила я сквозь зубы.

— Ничего не ужас. Красивая форма. Смотри как тебе идет темно-синяя юбка, — пыталась убедить меня мама.

Я вздохнула. Белую блузку я выбрала сама и это единственное, что было хорошего в отражении моего зеркала. Но толку мало, если ты одеваешь сверху сарафан.

О, у меня же есть выбор! Юбка, сарафан (оба темно-синего цвета в чёрную клетку) и темно-синие брюки. Вы же поняли, что это сарказм?

Все какое-то безликое. Стрёмное. Неужели в этом все ходят? Никто не возмущается? Так реально одеваются? Нет, я не слежу за модой. В моем гардеробе в основном спортивная одежда и платья для выступлений, которые не оденешь в повседневной жизни, но то, что я видела в зеркале, заставляло меня снова впадать в депрессию.

— Лика тебя проводит в школу, — добавила меня мама.

— Что? Мне что ли пять лет? Что значит проводит? — возмутилась я.

— На улице скользко, тебе нужен сопровождающий, — улыбнулась мама.

— Ты просто боишься, что я никуда не пойду, — нахмурилась я.

— И это тоже, — звонко рассмеялась мама и поцеловала меня в щеку.

Я отодвинулась от нее.

— Я побежала на работу. Удачи тебе сегодня, — сообщила мама и упорхнула за дверь, накинув свое любимое коричневое пальто.

Я все ещё не могла поверить в происходящее. Я делаю сейчас самую обычную вещь на свете — собираюсь в школу, но при этом чувствую, как все внутри противится этому. Я не должна быть там, но…

— Ты готова? — спросила меня сестра, при этом широко зевнув.

Я не услышала, как она вышла в коридор, потому что была занята разглядыванием своего отражения в зеркале, а еще, конечно, самобичеванием. Мое любимое занятие вот уже пару месяцев как!

— Лика… Я не хочу идти, — попыталась призвать к жалости сестру, состроив жалобное выражение лица.

— Сбежать с уроков, я тебе помогать не буду. Давай, натягивай колготки, и будем выходить. Лучше пораньше прийти. Осмотришься, привыкнешь, — борясь со сном, пробормотала Лика.