Другие (СИ) - "Casperdog". Страница 6
Пришлось поэтому звонить Вике уже и отцу, рассказывая о случившемся, успокаивая и обещая, что не совершит никаких глупостей. Получив трубку от девушки, Дима услышал угрозы её отца в свой адрес на счёт того, что, если… вообщем, если останется жить, то не будет иметь головы и… других частей тела…
А Виктория понимала, что ей и самой уже совершенно не хочется никуда уезжать отсюда. От человека, в глазах которого она увидело то, что порой видела в глазах своего только папки — заботу, волнение, страх от потери и… любовь. Не ту, конечно, что у папы, иную, но которой она, наверное, боялась. У неё не было ещё мужчин и она очень боялась того, что могло случитьса. Она ещё ни в кого никогда по-настоящему не влюблялась. Были, конечно, заинтересованные взгляды от юношей в школе, в институте, были увлечения и поцелуи после кино. Но это, скорее, было просто любопытство.
А сейчас в этих глазах она просто потерялась. Его совершенно идиотская постоянная улыбка. А его руки, с которых она так и не смогла спуститься на пол. А хотела ли она, что б он её отпустил? Скорее нет.
Мелькнула дурацкая мысль. А если я захочу в туалет? Он отпустит меня или так же отнесёт на руках?
— Дим. Я хочу в туалет. Отпусти меня, пожалуйста.
— Не-а. Я тебя отнесу. А потом обратно принесу в комнату. Я же чувствую, что ты убежишь, а я без тебя не смогу. Так что, в туалет?
— Надеюсь, ты не будешь стоять рядом?
— Нет. Сегодня не буду.
— Только сегодня? Что-то это меня настораживает…
Вике стало одновременно смешно, волнительно и… страшно. Она поверила, что ей не убежать… да и поймала себя на том, что и убегать-то не хочется. Ей было безумно хорошо в этих сильных, тёплых и нежных руках. Хорошо и спокойно. И уютно. Она впервые почувствовала себя опять маленькой. Впервые после того дня, как ушла её мама.
Глава 3
На свадьбу, которую играли молодые, приехали из Москвы родители как жениха, так и невесты. Тогда и познакомились двое мужчин, отцов, которые, как оказалось, хоть и работали в одной организации, но практически не встречались друг с другом. Разговорились, хмыкнули в унисон и остались довольны как друг другом, так и выбором своих детей.
* * *
А через год после того странного знакомства и купания в луже, в молодой семье родился ребёнок. Желанный, красивый. С такими же зелёными глазищами, как у мамы. Но с яркими рыжими волосами.
Когда Вика впервые увидела свою дочь, то не могла оторвать глаз от ребёнка. Это было чудо. Ведь таких волос — густых и ярких, как ей сказали акушерки, никто в роддома никогда не видел.
Качая малютку, мама подошла к окну и тут на дочь вдруг попал луч весеннего солнца, и головка у ребёнка словно вспыхнула как подсолнух. Дочь гукнула и улыбнулась маме. Первые слова, которые та смогла произнесла, глядя на своё красивое и желанное дитя — СОЛНЫШКО!!! Ты моё СОЛНЫШКО!!!
* * *
Когда отец Вики смог окончательно переехать в Питер и обустроиться в служебной квартре, то настоял, что бы дочь с семьеё переехали к нему — и ему, вдовцу, не было бы так одиноко, да и сам он хотел помочь молодым, особенно поняньчиться с внучкой.
С зятем у них сразу наладилось полное взаимопонимание. А о дочери и вообще разговора не было. Он вырастил и воспитал её практически один. Когда той исполнилось 12 лет, из жизни ушла её мама. Она сгорела буквально за месяц. И, перед самым уходом своей любимой, своей Маши, он пообещал ей, что сделает всё, что б дочь была счастлива. И он своё слово сдержал.
Вначале Вика очень переживала и тосковала без мамы. Но чуть позже, когда ей исполнилось чуть больше 14 лет, однажды пришла утром к отцу, пробралась к нему под одеяло, прижалась к плечу и прошептала.
— Папка. Мне очень плохо без мамы. Знаю, что и тебе одиноко. Ты тоже тоскуешь. Но нашу маму не заменить никем. Ни одна женщина не сможет стать мне мамой, а тебе заменить твою любовь. Я часто слышу, как ты ночью стонешь, бормочешь и зовешь маму по имени.
Знаешь, а мне сегодня приснилась наша мама. Она меня обняла и сказала, что я выросла. Что стала старше и умнее. Стала такой, какой она всегда мечтала меня увидеть. И просила передать тебе, что ты своё обещание, данное ей, выполнил. И она освобождает тебя. А если ты захочешь привести в этот дом другую женщину — она не будет против. Только, нахмурившись, пообещала, что не простит, если меня будут обижать. Пап. Ты слышишь?
- -
Отец лежал рядом, судорожно хватая сухими губами воздух и, прижав к себе единственное родное существо на белом свете — свою доченьку. Он просто ничего не мог ответить. А странным же было то, что и ему сегодня приснилась покойная жена и сказала почти те же самые слова, что он услышал сейчас от дочери.
— Прорвёмся, милая, — сказал Сергей Павлович. — Будем дальше жить. Жить и вспоминать нашу маму. И беречь другу друга. А женщина… Я не хочу для тебя другой мамы. Ведь ты не против?
— Нет, пап. У меня есть ты. А у тебя — я. Если тебе не нужна другая женщина дома, то мне и подавно. Ведь я стараюсь тебя порадовать — и кушать готовлю, и стираю, и убираю в квартире. Разве тебе этого мало? Тебе не нравится моя готовка?
— Роднуля. Так, как ты готовишь, могла делать только твоя мама. Безумно вкусно. Я даже и не заметил, как ты мне стала помогать по дому. А ведь и в самом деле. Когда я в последний раз покупал домой что-то готовое?
— Да года два назад точно, — смеясь, ответила дочька, целуя папу в нос. — И ты не замечал столько лет, что, приходя уставшим домой, садишься за стол, ужинаешь и уходишь к себе в кабинет? А завтраки? А обеды порой с собой??? Взял в холодильнике и уехал. Как тебе не стыдно?
Отец, нежно прижав к груди свою дочь, буквально выдавил из себя, сгорая от стыда и понимания того, насколько он был невнимателен последние годы к своему малышу.
— Прости. Викуська. Ты самая лучшая. Ты самая хозяйственная и заботливая! Ты самая-самая!
— То-то же. И, пожалуйста, не забывай, что я ещё и учусь. И учусь хорошо. Кстати. Наверное, на золотую не окончу, но на хорошо — попытаюсь.
— А что, есть проблемы в школе?
— Пап! Ты мои "домашки" когда в последний раз проверял? А? Давай, колись!
— Не помню. Ведь ты всегда была самостоятельной и умницей.
— Да. Я такая. Ладно. Со школой всё будет пучком. Хорошо? Я тебе обещаю. Слушай, а давай, когда у тебя будет выходной, сходим в кафе? И поедим неплохо, и мне не надо будет стоять после школы у плиты. Сделай мне празжник и выходной?
— Родная. Как скажешь. Обещаю! — И отец, сдерживая слёзы, прижал к себе ещё сильнее свою помощницу, свою доченьку, покрывая всё её лицо поцелуями.
— Пап! Раздавишь! Ты как медведь. Я же маленькая и хрупкая. Вот сломаешь — кто тебя кормить-то будет? И не облизывай меня как котёнка. Ты не кошка-мама.
— Ты мой маленький котёнок. Была, есть и будешь такой. Даже когда вырастишь и станешь большой-большой. Даже когда у тебя будут и свои котята.
— Ладно. Отпускай и вставай. Я тебе завтрак уже почти приготовила, так что давай, не ленись. Да и машина твоя скоро подьедет…
— Вик. Я одного боюсь. Скоро ты окончательно вырастешь. Выйдешь замуж и оставишь меня одного. Что я тогда буду делать без таких вкусных ужинов и завтраков? Ты обо мне подумала?
— Папка, ты — оконченный эгоист. Знаешь, я ведь тоже об этом думала. Для себя многое решила и выношу тебе сейчас приговор. Обжалованию не подлежит. Только выслушай серьёзно.
Первое. Замуж я выйду только за того, кто умеет варить варенье. Малиновое.
— Почему варенье и почему именно малиновое?
— Не перебивай. Это самое вкусное, что есть на всём белом свете. (Хихикает). Ведь ты же не умеешь варить такое варенье, как варила мама? Нет? Вот.
Второе. Он должен быть высоким, красивым и сильным… Как ты.
Третье. Он не должен меня валять в снегу. Помнишь, чем закончилась наша поездка к твоим знакомым на дачу? Я вся была мокрая наскозь, а Вы все смеялись надомной. То же мне повод для смеха. А ты, пап? Сам хохотал громче всех, тискал меня и говорил, что я похожа на грустного маленького мокрого котёнка. И что? А я потом заболела. Помнишь? Всё, не хочу больше такого. Так. Ладно. Продолжу. А если он сделает это — я укушу его за нос. Больно. Но он в ответ должен будет только улыбнуться и мяукнуть. Как кот.