Чертов папочка (СИ) - Чи Майя. Страница 11

Мои кулаки невольно сжались, и вывод напросился сам собой:

— Значит, угрожал.

— Вот урод! — воскликнул Степаныч и вскочил. — Я с ним не нашел общего языка. Попытался внести ясность, что Ева не просто какая-то баба, которую можно использовать, как разменную монету в своих делах, а он бросил свою фирменную ухмылку и свалил в закат. Только, знаешь, нервный был какой-то.

— Я тебя понял, — сказал ему, прикрыв на несколько мгновений веки. — А по делу Дюдюка точно ничего сказать не можешь? Или не хочешь?

В помещении установилась тишина, нарушаемая свистливым дыханием Степаныча.

— Заболел? — спросил его.

— Простудился немного. Сквозняк, видать, поймал. И это… Есть одна личность, которую стоит проверить. Я по своим связям кое-что пробил.

— Тогда почему несколько минут раньше говорил иначе? — посмотрел в спину одного из друзей своего учителя.

— Потому что ты лезешь в клоаку. — Он обернулся. — Слышал когда-нибудь об Ивашине?

— Допустим.

Информацию о нем еще следовало бы пробить, но кое-что мне было известно. Хоть и в общих чертах. Он вроде занимался добычей руды на севере, а именно — на Чукотке.

— Так вот, — Степаныч шмыгнул носом. — На приеме, где были Ева с Дюдюком, присутствовал Ивашин. А где он, там и Танат.

Я с трудом переварил услышанное.

Чукча прижал Нестерова, тот искал моей поддержки, потому как связей в органах правопорядка у меня куда больше, а после обратился к Еве. Значило ли это, что его сыну грозила реальная опасность? Он решил обезопасить мальца, но поставил под удар Лису.

Цепочка выстроилась мгновенно. Вот только я представил, как пару лет назад Дюдюк мог перейти дорогу Чукче, и стало не по себе. Мелькать перед такими людьми, как Танат, дважды не рекомендуется. И если его люди едва не проломили голову девушке, то даже страшно предположить, что с ней сделают во второй раз.

Я посмотрел на Степаныча, который немигающим взглядом уставился на меня.

— Я займусь этим, — сказал ему и заметил облегчение в серых глазах, обрамленных множеством тонких морщин.

— А хватит ли связей?

— Знаешь, Степаныч, я человек маленький. Даже несмотря на то, что есть знакомые в разных структурах, максимум, на что здесь можно рассчитывать — это влияние на Нестерова. С Танатом я один просто не справлюсь. Хотя и со связями не получится. Слишком крупная шишка, понимаешь?

Он вздохнул.

— Я так и думал. Я за Еву переживаю.

— Постараюсь решить проблему. Есть еще какие-то вопросы?

— Ну, — Степаныч замялся, — еще спросить хотел. Как там Геннадьевна?

Мне стало смешно.

— Она только приехала. Дай ей время с семьей побыть.

— Ну я ж не настаиваю. Я просто…

— Степаныч, мы еще помним день, когда ты стоял у дверей нашей квартиры с букетом лилий…

— … и как эти самые лилии оказались на моей голове, — закончил он за меня фразу и сам рассмеялся.

— Будешь снова стучаться? — спросил у него, забирая со стола папку.

— Сколько понадобиться, столько и постучусь.

Его настойчивости можно было только позавидовать. Но и мама была крепким орешком. К такой просто так не подступишься, а уж если она один раз отказала, то и вовсе шансов нет.

— Ну, попробуй.

Невольно хмыкнул Степану и, попрощавшись, покинул его кабинет. Едва закрыл дверь, минутное веселье как рукой сняло. Мой нос чуял проблемы, очень большие. И пока было совсем непонятно, стоит ли лезть в них, подвергая опасности собственную семью. Это ведь совсем меня касалось. Но я вспомнил розовые щеки и горящие карие глаза…

Вот черт! Почему она опять в мыслях?

Я посмотрел в сторону тренировочного зала, но от лицезрения меня отвлек шум и короткая полоска дневного света. Нарушителем спокойствия оказался какой-то дрыщ с прической петуха. Тонкий, слегка сутулый, но одетый ярко, по-южному. Не местный что ли?

Он прошел мимо меня, вежливо поздоровавшись, и вскоре скрылся в дверях зала. Я невольно нахмурился. Кажется, мы встречались раньше. Но где?

Повинуясь какому-то порыву, я последовал за парнем. Давно не бывал на настоящей тренировке, хоть посмотрю — так я убеждал себя, но сам хотел кое в чем удостовериться.

Как только я открыл дверь, первое, что бросилось в глаза — это пылинки, обильно парящие в свете утренних солнечных лучей. Двое ребят как раз проводили тренировочный бой, следуя указаниям Лисы. Один из них неплохо бил ногой, а второй ставил крепкий дзёдан уке*, заменял его учи уке* и снова возвращался на исходную позицию. Но вот первый пробился сквозь блок, сцепившись с соперником…

— Ямэ! — невольным тоном произнесла Лиса, и пацаны вмиг разошлись. — Паш, если все время будешь ставить блок, то в конце концов проиграешь.

— Сенсей, я хотел вымотать противника! — Мальчик покорно опустил голову, но сжал кулаки.

— Тогда ты выбрал не того. Вымотать можно, например, Уткова…

— А что сразу Утков?! — пробурчал полноватый пацан, взглянув на учителя исподлобья.

— Тишина! — Ева зыркнула на него, и тот весь вжался, пискнув короткое “простите”.

— Так вот, Паш. Завтра проведем еще пару боев. Твоя задача не стоять столбом, а атаковать первым. Теперь все свободны. И запомните, начнете филонить, увеличу время на выполнение ката. Будете выползать отсюда!

— Ос! — разнеслось по залу дружное согласие группы, и мальчики тут же поторопились покинуть помещение.

Я же покосился на дрыща, зашедшего сюда минутой раньше меня. Он растянул губы в злорадной улыбке и на носочках направился в сторону Лисы, стоявшей спиной к нам и тоже наблюдавшей за танцующей пылью. Она выглядела такой спокойной, умиротворенной, красивой, что я чуть не забыл о придурке, продолжавшим к ней приближаться.

Он подошел и вознамерился, видимо, напугать мастера спорта по карате. Наивный. Стоило ему коснуться ее шеи, как после резкого перехвата, ноги дрыща веером разрезали воздух, а сам он оказался на татами.

Я мысленно позлорадствовал. Слабак.

— Юстев, тебе жить надоело? — зашипела сквозь зубы Лиса.

— Ев, я извиниться пришел. Я перепил. Прости за те слова, — заскулил он.

— Нет.

Она отпустила его вывернутую руку и сделала шаг назад.

— Ну, Ев. Я не со зла ведь. — Дрыщ перевернулся на живот и, пошатываясь, встал.

— Мне плевать, зачем ты затеял тот разговор. Я согласилась на встречу с тобой не для того, чтобы сплетничать, Гриш.

Минуточку! Какого хера? Я сейчас не понял. Это с ним она встречалась в субботу? Серьезно?! Лиса что, совсем не умеет выбирать мужиков?

— Просто все об этом говорили… — прервал мои мысли этот слабак.

— Все? — разозлившись, переспросила Ева. — Да вы с ума что ли сошли?! Как вообще можно такое выдумать?! Гриша, он заменил мне семью! Мать, отец, брат, сестра — Дюдюк был для меня всем! Целой Вселенной, чтоб вас, дибилов!

Ева резко замолчала и попыталась, видимо, успокоиться.

— Я понимаю, малышка… — обратился он к ней мягко.

— Не называй меня так. Ты не имеешь на это право. После всего, что мне наплел — тем более.

— Слушай, — вдруг нахмурился дрыщ… Юстев, кажется, — а что думать остальным, если он от тебя ни на шаг не отходил? Вы даже в последний день его жизни были неразлучны!

Замолчи, урод! Я посмотрел на Еву, и заметил тень ярости на побледневшем лице. Хотя она вскоре сменилась болью.

Девушка опустила голову и негромко произнесла:

— Вы не понимаете. Дюдюк считал меня своей названной дочерью, и не более того. Он ведь предостерег от стольких ошибок, не дал превратиться в малолетнюю шалаву, хотя многие девчонки в двенадцать уже имели послужной список беспорядочных связей, венерический заболеваний и прочей херни. Половина моей группы перепробовала травку и хотя бы раз валялась в канаве из-за передоза, а вы вместо того, чтобы почтить память человека, вытащившего из говна, между прочим, не только меня, очернили его имя!

— Все не так, Ев. Постой… — Он схватил ее за руку и попытался заглянуть в глаза, но она высвободилась.

— Не хочу ничего слышать! Ты мне противен!