Невеста Мрачнейшего (СИ) - Лисовская Лилия. Страница 53

Часть вторая. Глава 42. Лиззет

Комната, высеченная в камне, не могла быть уютной по определению, но несколько недель я спала на жесткой, пустой циновке, и теперь даже узкая койка с тощим одеялком показалась бы мне царским ложем. Шартиар позаботилась о том, чтобы я чувствовала себя, как дома, и в комнатушке меня ждала вполне удобная кровать, теплое одеяло и свежие, хрустящие простыни. Птичья девушка, провожавшая меня до покоев, низко поклонилась и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Оставшись в одиночестве, я слышала, как по цепи пещер под городом бродил одинокий сквозняк, слепо натыкавшийся на стены и рыдающий от безысходности и отчаяния.

Я со стоном скинула с себя длинное, до пят, шерстяное платье и завалилась на кровать, с жадностью ныряя в объятия простыней.  От жесткой, кусачей ткани на коже остались некрасивые красные пятна, которые неистово чесались, но прохладная ткань ночной рубашки остужала ожоги, оставленные грубой шеростью. Да уж, с такой одеждой сложно чувствовать себя «предреченной», будущей женой бога смерти и сна, скорее – крестьянкой после тяжелого дня, полного лишений. Но даже за все это я была безумно благодарна Шартиар. Она за один вечер сделала для меня так много, что остатков жизни не хватило бы для благодарности.

И самое главное – она помогла спрятать шрам на горле. То, над чем безуспешно билась Даной несколько недель, Наставница сделала единым прикосновением и щепоткой пахучей мази, неизвестного мне происхождения.  Конечно, столь глубокая рана оставила след, который нельзя просто стереть или замаскировать. Однако, Шартиар, которая, по словам Айдена, знала толк в лечебных травах, добилась неплохого результата: прерывистая, багровая черта поблекла, стала нежно-розовой и практически незаметной.

«Если не будешь ее специально демонстрировать, никто и не заметит» - сказала Шартиар, пряча склянку с мазью подальше. Я насупилась, прижимая ладони к горлу и украдкой щупая шероховатую кожу. Шрам нагрелся, медленно выцветая под натиском чужой магии и лекарства. От жара жутко захотелось пить.

-Как будто кто-то может такими вещами гордиться, - прошептала я себе под нос, не заботясь тем, что Шартиар может услышать.

Но она слышала:

-Я говорила не о гордости. Твои шрамы- напоминание лишь о том, что ты была беспечна. Больше ты таких ошибок не совершишь.

Усталость сбивала с ног, но сон не приходил. Слова Шартиар о том, что рыцари Талла не могут умереть, встревожили. Никаких подробностей я, как ни пыталась, не смогла из нее выбить, только сдержанное и таинственное «Завтра сама увидишь». Я боялась той маленькой искры надежды, что загорелась под сердцем и пульсировала в такт сердцебиению. Надежды, что еще не все потеряно, что я смогу вернуть верных рыцарей Талла, пробудить жениха ото сна и воссоединиться с дедушкой. От мысли о дедушке, который продолжал спать мертвым сном, вместе с семью миллиардами людей, стало грустно. Я скучала по нему и чувствовала себя одиноко: мне не хватало его мудрых, дружеских советов, любви и тепла. Я бы отдала все, что угодно, лишь бы увидеть его, попросить помощи на нелегком пути. В последние дни я не так часто вспоминала про него, и, наверное, мне стоило бы устыдиться, но я была уверена – дедушка бы понял меня.

И вот я крутила в голове загадочное название«Хранилище Сердец», и утомленный разум подкидывал образы, один другого страшнее. Уж не настоящие ли сердца там хранятся? Сон, постепенно овладевающий мной, добавлял в них еще больше темных красок, а когда я, наконец, уснула, мне привиделся кошмар.

Переплетение ужасающих событий, ни одно из которых мне не удалось запомнить, только холодящий душу страх, от которого на лбу выступила испарина, и который не уходил еще долго после того, как я с криком проснулась.

Вилф во сне больше не приходил, и я была рада. Я не знала предела его силы, может, он способен найти меня через тонкую нить связи, которая цепко держалась даже на расстоянии, растягиваясь, но не рвалась. Зато пришла До-Ка-Ри.

Она вся состояла из тьмы, и только под сердцем гудела и вращалась сфера, полная льдисто-голубого огня, как в самую первую нашу встречу. От монотонного гудения закладывало уши, и с каждым мгновением шум становился громче и громче, а улыбка До-Ка-Ри все шире и шире. Алый провал на месте рта расползался, углублялся, заполняя меня ужасом от края до края.

-Как же ты выжила, тварь? – облачко гуталинового цвета выплеснулось изо рта До-Ка-Ри, окутав лицо сизым дымком. –И для чего? Дальше ведь будет только больнее.

Вместо глаз у нее были два темных провала, масляно блестевшие донцами, словно две монеты. До-Ка-Ри насмешливо разглядывала шрам, во сне налившийся кровью и ставший еще темнее, чем был раньше.

-Будет только больнее.

Шаг вперед, разворот. До-Ка-Ри метнулась ко мне, выхватывая из-за спины клинок. Один удар, метящий в горло, и во рту снова разлился соленый привкус. Я глотала собственную кровь и думала: «Опять».

Я подскочила на кровати с истошным воплем, который еще долго бродил между пещер, становясь тише и слабее, но никто и не подумал заглянуть, спросить все ли хорошо. Нет, в Храме Ковру стояла тишина как на кладбище перед рассветом, и я могла ощутить себя совершенно одинокой. Но не ощущала. Где-то здесь была Шартиар: возможно, просиживала над бумагами, сжигая свечи одну за одной. Или тренировалась до потери пульса. Я видела ее меч мельком – прислоненный к стене у рабочего стола, потускневший, со следами чужой крови, весь в зазубринах. Он поприветствовал много врагов и знал достаточно историй. Когда я видела меч Шартиар в последний раз, то он сверкал и был гордостью своей хозяйки, а теперь оказался задвинутым в самый темный угол, подальше от чужих глаз. Что же здесь случилось?

Сумку, аккуратно стоящую у двери, я заметила не сразу. А как заметила, то стремглав бросилась к ней. Последний подарок ушедшей по-английски Даной, терпеливо ждал своего часа.

Здесь ее оставила птичья девушка, приставленная ко мне в качестве помощницы и прислуги. Мне было неприятно думать о ней как о служанке, но она была преисполнена такого достоинства и уверенности в себе, что даже застилая кровать казалась мне, скорее госпожой, соизволившей опуститься до домашних хлопот,  нежели кем-то из прислуги.

Размышляя в подобном ключе, я с замирающим сердцем аккуратно сунула руку в сумку. Пальцы наткнулись на холодное стекло, а потом дотронулись до знакомо-шершавой поверхности книги, той самой, которую я знала до последнего залома на корешке от постоянного штудирования в своей хижине по ночам, в скудном свете свечи, капающей жирными слезами. Разбирать содержимое сумки было сродни распаковке новогоднего подарка: я, затаив дыхание и не глядя, вытаскивала из холщового мешка склянки, рассматривая их содержимое.  Здесь было почти все богатство, толпившееся на полках жилища Даной в деревне, и все это она оставила мне, как благословение. Цветки распускали в стеклянных объятиях банок, и колб. Порошки из толченных трав пересыпались с загадочным шорохом и испускали знакомые ароматы. Я знала каждое растение, каждое действие, которое можно произвести с их помощью. От осознания, какая великая мощь стоит передо мной, у меня задрожали руки.

Мне были даны знания, даны ресурсы. Я не могла проиграть.

**

Шартиар постучалась в хлипкую дверь на рассвете, и застала меня на полу, все в том же положении, в котором я провела уже несколько часов. Конечности затекли и онемели, но я с головой погрузилась в чтение рецептов, расставляя травы и сушеные цветы так, чтобы визуально представлять состав каждого средства. Завидев, как я чахну над своим «златом», словно Кощей, Шартиар вопросительно приподняла бровь. Почти не спав, я выглядела ужасно: встрепанные волосы, синяки под глазами такой чистейшей синевы, что можно было людей пугать до икоты.

-Тебе никто не говорил, что лучше всего выспаться, если тебя ждет серьезное дело? – спросила Шартиар вполне миролюбиво, но я почувствовала ее неудовольствие. Ну, конечно, если наш план окажется провальным, она будет давить на мои ночные бдения. Но о я не хотела думать о дурном, предпочитая наивно верить в наилучший исход. «Во всем преуспеем, всех спасем, всех врагов победим» - бормотала я себе под нос, словно мантру, и к рассвету начала верить в собственное маленькое заклинание.