Безнадежно влип (СИ) - Юнина Наталья. Страница 27
Ну что я за сволочь такая? Маша еще реально маленькая, сама не попросит стереть с нее сперму. Так и будет лежать молча. А мне, как ни странно, не просто хочется услышать ее голос, но и поговорить. Усилием воли заставляю себя потянуться к столику за салфеткой. Протираю ее живот и тяну Машу к себе. Накрываю ее частью покрывала.
На удивление, она не спешит свинтить с дивана и умчаться в душ. Кладет голову мне на грудь. И молчит. Я не любитель поговорить после секса от слова «совсем». Сейчас же чувствую в этом острую необходимость. А Маша, как назло, молчит. Собственно, бумеранг он такой, сейчас я вполне четко ощущаю себя на месте Наташи. Хотя, о чем я? Я не просто не желал говорить, я по большей части еще и уходил. И пусть правила были обговорены, все равно получается пошло по отношению к ней. Нашел, бля, когда мучиться угрызениями совести.
А что, если сейчас Машино молчание связано не с нежелание говорить, а с тем, что она жалеет о том, что случилось? К такому повороту я не был готов.
– Не пугай меня, Маш, – первым нарушаю раздражающее молчание.
– В смысле?
– В прямом. Давай.
– Что давать? – чуть приподнимается и переводит на меня взгляд. Красивая, черт возьми. А сейчас с растрепанными распущенными волосами и немного распухшими губами просто нереальная.
– Жару. Огня. Не молчи. Скажи хоть что-нибудь, а то мне уже плохо от твоего молчания.
– Теперь ты обязан на мне жениться. Полегчало? – да уж, кто бы мне сказал, что я когда-нибудь буду улыбаться от фразы про женитьбу.
– Определенно. Думал, что все, кранты. Ну а если серьезно. Ты не жалеешь о случившемся?
– Нет, почему ты так решил?
– Ты молчишь. Меня это раздражает. О чем ты думаешь?
– Ой, тебе об этом лучше не знать.
– Жги.
– Не буду.
– Я настаиваю.
– Неа. Не Скажу. Не хочу выглядеть глупой.
– Да ладно, все мы иногда тупим.
– А как долго ты можешь находиться в таком состоянии?
– В каком?
– Ну не ты, а твой товарищ.
– Ты сейчас спрашиваешь сколько люди в среднем занимаются сексом по времени?
– Нет. Люди в целом меня не интересуют. Меня интересуешь ты. У нас это было недолго. Кажется.
– Я старался как мог быстрее зафиналить, а ты еще недовольна. Вот ты неблагодарная, – пожурил я, не сдержав усмешки.
– Я ничего такого не имела в виду. А зачем ты так старался?
– Наверное, затем, что тебе это пока неприятно, если не сказать по-другому.
– Да, точно. Мне было хорошо до, а не после того, как ты всадил в меня кол. Ну, ты понял.
– Кол?
– У тебя ассоциация с оценкой? Сменить название?
– Нет, просто называть вещи своими именами.
– Это мне говоришь ты? Человек, который поведал, что киса – это не кошка, а дружок – не друг?
– Во-первых, киска, во-вторых, не я это придумывал.
– Но сказал мне об этом ты. Все, ты уже жалеешь, что я начала говорить?
– Пока нет. Можешь продолжать.
– А сколько раз в неделю ты занимаешься сексом?
– Ой, все. Лучше о свадьбе говори, ей-Богу.
На мой комментарий Маша начинает заливисто смеяться.
– О свадьбе с тобой говорить бессмысленно. Когда она у нас будет, я все выберу сама, ибо ты не ценитель прекрасного. Даже скатерть не оценил, когда я ее стелила. Уж о посуде и говорить не придется. В итоге выберешь какое-нибудь колхозное кафе, нет уж, спасибо. Все будет на мне. Я бы хотела летом.
Несколько секунд смотрю Маше в глаза, а она даже не смущается. Не отводит взгляд. Едва заметно улыбается, но говорит вполне серьезно. «Когда», а не «если». Я бы мог в сию секунду спустить ее с небес на землю этой самой свадьбой, точнее Машиным папашей, но сейчас мне совершенно не хочется окунать ни ее, ни себя в отрезвляющую реальность.
– Ты злишься?
– С чего ты взяла?
– С того, что ты нахмурил лоб, – тянет к моему лицу пальцы и начинает меня гладить по лбу.
– Я не злюсь.
– А почему ты вдруг решил побриться? Для меня?
– Проспорил кое-что начальнику, пришлось бриться. Ой, надо было сказать, что для тебя, да?
– Да можешь не говорить, я и так чувствую, что для меня. Ты же вообще не можешь говорить ничего приятного, как с приготовленными мною блюдами, кажется, я начинаю к этому привыкать, – самое удивительное, что Маша сказала это беззлобно, с улыбкой на губах.
– И все же, зачем ты тогда приходила ко мне в офис?
– Захотела принести тебе еду.
Еду, блин! Из-за какой-то кормежки стала свидетелем отвратной картины. Нет, не так, из-за желания сделать мне приятное.
– Миш, что мы будем делать дальше? – хотел поговорить? Вот и получай ожидаемый вопрос.
– Я не знаю, Маш. Но в одном я уверен точно: в ближайшее время тебе надо вернуться в город и самой прийти к отцу. Не надо на него сразу вываливать все. Он не примет наших отношений на данном этапе уж точно и дело не в твоем женихе. Тебе надо наладить контакт с родителем. Ты у него одна, понимаешь?
– И поэтому мне надо выполнять то, что он скажет?
– Нет. Черт… я уже ни хрена не понимаю, знает ли он о том, где ты находишься или нет, но в любом случае, тебе лучше прийти самой. Ты этим покажешь ему, что не боишься. Прятаться всю жизнь ты не сможешь. Ты хотела учиться готовить? Ну так скажи ему о своем желании пойти на кулинарные курсы или куда ты там решила. Прощупай почву. На что он после всего случившегося готов пойти. Не надо ему в лоб заявлять о том, что ты не будешь с ним жить, будешь плевать на его слова и связалась со мной. Это спровоцирует его на агрессию. Он из чувства протеста не позволит этого. Понимаешь?
– А если он мне ничего не позволит? То все? Ты вот так спокойно меня отпустишь?!
– Перед тем как ты к нему отправишься, мы продумаем этот момент.
– Продумаем – это что значит?
– Прицеплю тебе в заколку жучок, телефон как-нибудь спрячем. На это надо время. Понимаешь, почему лучше прийти к нему самой, а не быть пойманной где-нибудь?
– А ближайшее время это сколько? Можно хотя бы до конца января побыть тут?
– Не думаю, что это получится, но давай подумаем об этом завтра. Сначала мне надо пробить твоего дружка.
– Во-первых, он мне не дружок, во-вторых, можешь не тратить на него время, – усаживается на диване и резко дергает на себя покрывало. – Даже если, чисто теоретически, предположить, что кто-то тут за мной следит, это точно не Никита.
– Откуда такая уверенность?
– Да все просто, – встает с дивана, кутаясь в покрывало. – Папин человек не посмел бы пытаться напоить меня и целовать. А Никита себе это позволил, съел? Если хочешь, чтобы меня здесь не было, так прямо и скажи, не надо приплетать сюда Никиту! – какая-то секунда и Берсеньевой след простыл.
Даже не знаю, что больше взбесило. Тот факт, что Маша только что призналась, что сосалась с моднявым или то, что ушла после секса, как это обычно делал я с другими.
Где-то там, глубоко внутри, понимаю, что с ней надо помягче. Да хоть бы и соврать банальным «все будет хорошо». А не получается. Как я могу навешать ей лапши на уши, если происходящее зависит не только от меня?
Ладно. Можно и без лапши, но уж точно не вот так все оставлять. Как-то не раздумывая направился в ванную. Не все так плохо, раз дверь не закрыла. Хотела. Однозначно хотела, чтобы я пришел. Почему-то от этой мысли улыбаюсь, как дебил. Не мешкая открываю дверь душевой. Сложно. Очень сложно думать и извиняться, когда объект твоих, пока еще не озвученных, извинений стоит обнаженной и такой пиздец нереально красивой.
– Обиделась?
– Да.
– Обычно, когда «да», женщины говорят «нет», и с удовольствием выматывают нервы, а ты прям сразу «да». Режешь без ножа. И что мне теперь делать на твое «да»?
– Закрыть дверь в душевой. Ничего, что я тут как бы моюсь?!
– Ничего. Я тоже собирался.
– Что… что ты делаешь?! – очередную херню, что ж еще. Кое-как пролажу в душевую, тесня Машу.
– Ну, Миша, тут даже места нет!
Места тут реально – нет. Но, как там говорят, в тесноте, да не обиде.