Жажда мести - Муни Крис. Страница 57

Джек шел за санитаром по имени Рик, уперев взгляд в пол, покрытый белым линолеумом, стараясь освободить разум от мыслей и чувств. Из-за запертых дверей доносились крики и бормотание. Джек с трудом переставлял ноги, словно он много месяцев пролежал в постели. Ладони его вспотели. Он чувствовал, как Рик изредка бросает на него косые взгляды.

– Доктор Войлс сказал, что я смогу поговорить с ним наедине, – сказал Джек хрипло, словно его горло было забито ватой.

Санитар кивнул. Тишина. Его шаги эхом отдавались в душной тишине больницы. «Слишком быстро», – подумал Джек. Слишком громко. Он пошел медленнее. Свободная походка. Неофициальная встреча двух умов. Такие вот дела…

– Чем он занимается? Доктор Войлс как-то туманно выразился.

– Много читает. Книги по химии и физике, по математике, название которых я даже выговорить не могу, – ответил санитар. – Он переписывается с исследовательской группой из Токио, которая занимается чем-то вроде ускорителя частиц. Но большую часть времени он просто сидит и… – Он покачал головой.

– Что?

– Я вот думаю, откуда он знает столько всего о людях. О нашей жизни вне больницы, о наших семьях, о том, чем занимаются жена и дети. Словно он живет в нашей голове, видит то, что видим мы. Жутко. Многие избегают его.

Джек смотрел прямо перед собой. Дверь была уже недалеко.

– Вот вам пример. Был у нас один санитар, недавно женился, очень тихий, весь в себе. Однажды в пятницу он принес Гамильтону завтрак, и Гамильтон начал расспрашивать его о парне, которого он подцепил накануне вечером. Гамильтон назвал гей-бар, имя того парня. Он знал, где живет этот санитар. Он знал все. В тот же день этот санитар уволился и переехал жить в другой штат.

Джек знал, что Майлз постарается затянуть его в трясину прошлого, захочет показать, что даже через столько лет он может контролировать его жизнь. В самолете Джек восстановил то холодное, бездушное духовное естество, которое подавит сумасшествие Гамильтона и позволит выработать определенную стратегию. Через многочисленные щели в ментальной защите он слышал Аманду, которая пыталась поговорить с ним, видел образы из спальни. Он стер все это, сфокусировавшись на четвертой семье.

– Он много думает о вас, – заметил Рик. – Однажды… это было несколько лет назад… я зашел покормить его и увидел ваше имя на листе бумаги. Он до сих пор у него. – Рик нахмурился. – Знаете, сюда приезжали психиатры со всей страны, чтобы попытаться расколоть его. В конце концов они пришли к тому же выводу, что и я: у этого парня в голове болото. Если хотите знать, о чем он думает, засуньте руку в унитаз до того, как спустите воду.

Они подошли к двери. Рик нашел на связке нужный ключ и посмотрел на Джека. Джек стоял в стороне, чтобы через окошко в двери Гамильтон не мог его увидеть. Рик отпер дверь.

В груди у Джека словно надулся воздушный шар, в голове звенело. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание, пока в легких не началось жжение. Выдохнув, он подумал о четвертой семье и вошел в оглушающую тишину голого белого помещения из стали и бетона.

Свет ламп был приглушен. Майлз Гамильтон сидел за решеткой за столом и быстро что-то писал в блокноте, прикрыв лицо левой рукой. Под блокнотом лежала толстая пачка бумаги. Возле локтя Гамильтона стояла пенопластовая чашка с овсянкой и лежала пластиковая ложка. На полке, прикрученной к стене, видно было полдюжины книг по математике.

Гамильтон поднял указательный палец, чтобы его не прерывали, пока он не допишет. И Джек воспользовался моментом, чтобы рассмотреть его.

Гамильтон за эти годы почти не изменился. Словно его законсервировали с помощью формальдегида. Короткие светлые волосы были зачесаны назад, бледная кожа напоминала пергамент. У него было худое мускулистое тело, как у пловца. Больничная роба нескладно висела на нем. Только одно в нем изменилось – возраст.

Теперь Майлзу Гамильтону было двадцать шесть лет. Тогда ему было девятнадцать.

«Девятнадцать! – подумал Джек с яростью. – Он до сих пор мальчишка. Меня перехитрил мальчишка. Мальчишка убил мою жену и разрушил мою жизнь».

«А еще он переживет тебя как минимум на лет двадцать», – добавил голос.

Тут же стоял заранее принесенный раскладной стул. Джек сел, поставил чемодан рядом и небрежно положил руки на колени. Такое поведение соответствовало его незамысловатой одежде – джинсам и футболке. Для Майлза внешний вид имел большое значение. Если одеться, как обыватель, его самомнение возрастет.

Замки закрылись. Медленно проходили минуты. Гамильтон прекратил писать, положил ручку на блокнот и повернулся на стуле. В комнате повисла звенящая тишина.

– Специальный агент Кейси, то есть детектив Кейси.

– Здравствуй, Майлз.

– Я с трудом узнал тебя. Ты подвергся метаморфозе. Ты выглядишь новым человеком. Я думаю, в этом все дело.

Его глаза светились холодной, обезоруживающей голубизной. Они были безжизненными, как мрамор, и одновременно оценивающими.

– Прошу прощения, что пришлось ждать. На меня снизошло вдохновение, и я спешил записать все, когда ты вошел. Меня осенила мысль по поводу нейтрино – нейтральных частиц, бесполезных для практических нужд. В целом они не реагируют с материей.

– Мне сказали, ты сотрудничаешь с учеными из Токио.

– Они используют емкость на пятьдесят тысяч тонн воды, в которой проводят исследования с помощью счетчика Черенкова. Изучают нейтрино, протонный распад, мюоны. Я не буду утомлять тебя техническими подробностями, но они делают поразительные успехи.

– Звучит интересно.

– Не очень. Нет ничего вкусного в занятии наукой, ничто не обостряет чувства. Все это пространство и время, связанное уравнениями, формулами и теориями об одномерном пространстве… Я всегда находил это таким ограниченным.

– Почему же ты снова взялся за это?

– Чтобы загрузить ум. Разве не для этого ты переехал в Колорадо и начал плотничать?

– Кто рассказал тебе о Колорадо? Гамильтон ухмыльнулся.

– Общий друг.

– Тот же, что дал тебе номер моего мобильного телефона?

– Слушай, а что случилось с твоей бывшей соседкой, Алисией Клейбрук, которая якобы видела, как я выбегал из твоего дома?

– Не знаю.

– У моих адвокатов возникло к ней несколько вопросов, но, по всей видимости, они нигде не могут ее найти. Есть мысли о том, где она может быть?

– Нет.

– Ты общаешься с кем-нибудь из своего бывшего района?

– Нет.

Гамильтон не спускал с него глаз. Жаждущих глаз, съедающих эмоции, словно дворняга, лакающая из грязной лужи.

– Мать-одиночка, работающая в три смены в реанимационном отделении, у которой оставалось мало времени на что-то помимо работы, – не совсем надежный свидетель, но ей удалось убедить присяжных. А еще та история с волосами и тканями, которые нашли в твоей спальне. Правда, за два дня до этого ты побывал в поместье отца, ходил по нашему винному погребу, сидел на нашей мебели. Ты мог найти их там. Я думаю, что в судебной экспертизе это и называется «принцип Локарда».

Джек ничего не сказал. Он хотел, чтобы ответом Майлзу была тишина.

– Никаких отпечатков пальцев у тебя в доме, никаких улик, когда меня остановили полицейские, – весело продолжал Гамильтон. – Потом тот вопрос с инструментом, которым перерезали горло твоей жены… Это было сделано скальпелем, как утверждала защита. Как ты знаешь, его так и не нашли.

– Я этого не знал.

– Ты не читал протоколы слушаний?

– Нет.

Гамильтон улыбнулся.

– Почитаешь.

– Давай поговорим о нашем друге.

– Это называется «прелюдия», Джек. Жар, который усиливается перед оргазмом. Ты наверняка практиковал ее с женой. Или Аманда была из тех женщин, которые могут трахаться, только помани?

Джек потер руки. Он был сосредоточен на четвертой семье. Тик-тик-тик…

– Я припоминаю, что, когда тебя остановила полиция, у тебя в портфеле нашли фальшивый паспорт, свидетельство о рождении и квитанцию на телеграфный перевод на несколько миллионов долларов.