Егерь: Назад в СССР 3 (СИ) - Рудин Алекс. Страница 49

В прошлой жизни отец умер в ночь на восьмое марта. Значит, осталось меньше месяца, отстранённо подумал я. Это могло показаться душевной чёрствостью. Но человеческая психика так устроена, что не может долго соприкасаться со смертью оголёнными нервами. Я знал, что нам предстоит, и заранее отгораживался от этого, чтобы не сойти с ума.

Игорь Эдуардович Молле встретил меня в вестибюле. Глаза он не прятал, смотрел твёрдо мне в лицо.

— Простите, Андрей Иванович, что вынужден сообщать вам нерадостные новости. Но операция невозможна. Ни один хирург в нашей клинике не рискнёт за неё браться. Опухоль затронула лёгочную артерию, и смерть при операции неизбежна.

Что я мог сделать? Сорваться, наорать на него, полезть в драку?

Этот невысокий человек с чёрными кудрями сделал всё, что мог. Не его вина, что не всегда можно перехитрить и переиграть судьбу.

— Я понимаю, Игорь Эдуардович, — осипшим голосом сказал я. — Пойдёмте к отцу.

— Вы на машине? — спросил врач. — Должен вас предупредить, ваш отец очень ослаб. Он почти не может ходить, и везти его лучше лёжа. Вряд ли он сможет просидеть всю дорогу до Волхова.

Об этом я не подумал. И теперь растерянно смотрел на врача.

— Подгоните машину вон к той двери, — сказал Игорь Эдуардович. — Мы сейчас что-нибудь придумаем.

Он показал мне на укромную дверь возле угла здания.

— На воротах скажите, что вы за больным. Я сейчас позвоню и предупрежу.

Я, не торопясь, вышел из вестибюля. Сел за руль и помедлил минут пять, вглядываясь в нежно-голубое небо над Невкой. Всё равно нужно было дождаться, пока Игорь Эдуардович позвонит вахтёру. И ещё по-детски хотелось оттянуть неизбежное.

Наконец, я завёл мотор и подъехал к воротам.

— Ну, чего сидишь? — ворчливо прикрикнул на меня полный дедушка из крохотной будки. — Помогай открывать! Тут электропривода нет!

Я вылез из машины и налёг на холодный металл пыльной створки.

— Не закрывайте пока, — сказал я вахтёру. — Мне ещё обратно выезжать.

— Обратно ему, — проворчал дед. — Катаются тут, как на стадионе!

При чём тут стадион-то? По стадионам на машинах вообще не ездят!

Я хотел сказать об этом деду, но понял, что сейчас меня тянет просто поругаться хоть с кем-нибудь, чтобы сбросить нервное напряжение.

И сдержался.

Возле двери меня снова ждал Игорь Эдуардович.

— Вы можете открыть задний борт? — спросил он.

Я молча кивнул, отстегнул брезент тента и опустил борт.

Игорь Эдуардович заглянул внутрь.

— Мда. Ну, ничего! Мы вам дадим два списанных матраса и одеяло. Подушки, к сожалению, не нашлось.

...! Подушки у них не нашлось, и лекарств тоже, и хирургов нормальных!

Но я снова промолчал. Поправить ничего было нельзя. А мне могли не давать и этого. Имели право.

Молчаливый плечистый санитар вынес к машине два свёрнутых в рулон матраса. Матрасы, сразу видно, что больничные — тощие, все в пятнах. И пахло от них хлоркой и лекарствами. Синее шерстяное одеяло было сложено аккуратным квадратом.

Я сложил задние сиденья. Постелил один матрас прямо на ребристый металлический пол, второй раскатал сверху и загнул его край наподобие подушки.

— Пойдёмте! — сказал Игорь Эдуардович.

Я думал, что мы сразу пойдём в палату, но Молле сначала пригласил меня в ординаторскую.

— Вот документы на выписку, — сказал он, протягивая мне какие-то бумажки. — А это рецепт. По нему купите в аптеке болеутоляющее. Не потеряйте! Уколы ставить умеете?

Я не умел, но кивнул. Как-нибудь разберёмся.

— Имейте в виду — положено, чтобы к вам из районной поликлиники приходила медсестра, ставить уколы. Дозировку не превышайте, иначе останетесь вообще без лекарств, а новую упаковку никто не продаст раньше времени. И вообще... если что, то дело подсудное.

Игорь Эдуардович говорил строго, жёстко.

Если что, как я понял — это если отец умрёт не от болезни, а от передозировки лекарства.

Я вдруг подумал, что этой жёсткостью и деловитостью медики прикрываются от человеческих страданий. Иначе недолго сойти с ума. Неужели и Катя станет такой?

— Идёмте в палату, — сказал Молле. — Вещи уже собраны.

Отец сидел на кровати, полностью одетый. Обеими руками он держался за матрас. Как я понял, одеться ему помогла медсестра.

Господи, какой он был худой! Словно одна только тень осталась от человека. Скулы и подбородок заострились, губы запали. Глаза скрывались в глубоких впадинах.

— Привет, батя! — сказал я. — Сейчас поедем домой.

— Здорово, Андрюха! — еле выговорил отец и кивнул.

Он говорил медленно, неуверенно. Как будто забывал слова.

— Чем его можно кормить? — спросил я у Игоря Эдуардовича.

Вопрос прозвучал глупо.

— Всем, — ответил Молле. — Но обычно больные едят мало. Приготовьтесь к этому.

У ног отца стояли две сумки с вещами.

— Батя, я сейчас сумки отнесу и вернусь за тобой, — сказал я.

Подхватил сумки и вышел из палаты. Хоть немного привести в порядок мысли, успокоиться после увиденного. Чёрт! Мне ещё машину вести.

На улице возле машины стояла Катя. В длинном клетчатом пальто, в тёплом шерстяном берете. На плече у неё висела сумка.

— Катя? — удивился я. — Откуда ты?

Я не звонил ей и не говорил, что еду забирать отца из больницы.

— Я позвонила к вам домой, — сказала Катя. — Твоя мама мне всё рассказала. Андрей, неужели ты думал, что я не приеду?

— Не хотел тебя напрягать, — виновато ответил я.

— Глупости, — строго сказала Катя. — Я еду с вами и пробуду столько, сколько понадобится. В институте я договорилась.

— Спасибо!

Я почувствовал, как на мои глаза наворачиваются слёзы стыда и облегчения. Я был так благодарен Кате и стыдился того, что недавно подумал — о жёсткости и деловитости медиков.

Мы вместе поднялись наверх, в палату.

— Идём, батя! — сказал я и помог отцу подняться на ноги.

С другой стороны его подхватил санитар. Мы медленно пошли к лестнице.

— Может быть, носилки? — спросил Молле.

— Не надо, — ответил отец. — Ногами пройдусь.

Мы уложили его в кузов. Я осторожно укрыл отца одеялом, подвинул его ноги в зимних ботинках и закрыл борт. Заправляя ремни тента, увидел, что руки у меня дрожат, и испугался — как я поведу машину?

Постоял минуту, глядя на чёрные стволы лип и глубоко вдыхая холодный зимний воздух. Чуть-чуть успокоился и сел за руль.

— Здесь недалеко аптека, — сказала Катя. — Надо сразу заехать за лекарством. В Волхове его может и не быть. Дай мне, пожалуйста, рецепт.

Я достал из кармана рецепт и деньги.

— Поехали налево, там аптека на углу. А потом я покажу тебе, как выехать на набережную.

Наверное, Катя почувствовала мою растерянность и взяла ситуацию в свои руки. Ей, как медику, это было привычно и понятно. Какое же счастье, что в моей жизни есть Катя, подумал я.

— Вот здесь останови, — попросила Катя и легко выпрыгнула из машины.

Я взглядом проследил, как она скрылась за дверью с надписью «Аптека».

— Как ты, батя? — спросил я отца.

Он ответил не сразу, некоторое время хрипло дышал. Потом я услышал:

— Хорошо. Весной пахнет. Спасибо, что забрал меня, не оставил там.

Он приподнялся, опираясь локтем на матрас.

— Я всё понимаю. Недолго мне осталось, Андрюха. Постараюсь не задерживаться.

— Батя, не говори так, — попросил я. — Всякое бывает. Я читал.

И начал глупо и беспомощно шарить в памяти, пытаясь отыскать — что я читал о чудесных исцелениях.

— Брось, — ответил отец и снова опустил голову на матрас. — Андрюха! Забери меня к себе! Не хочу в квартире лежать, мать с Ольгой пугать. Им и так несладко придётся. А ты уже взрослый, выдержишь.

Отец говорил так, словно давно выносил эту мысль. Наверное, так оно и было. Он давно понял, что врачи ему не помогут.

— Батя, ты же знаешь — мама всё равно тут же примчится.

— А ты её не пускай! Вон, Катя тебе поможет. Я её сам попрошу. А матери не позволяй оставаться. Навестит — и назад. Понял?