Б Отечества… (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 69

Разбирая кризисы прошлого, можно немало понять в настоящем. А сейчас, так выходит, я трачу драгоценное время, изобретая даже не велосипед, а… каменный топор, наверное!

Размышляю, пишу заметки и статьи, встречаюсь с репортёрами, французскими и российскими политиками, общественными деятелями, промышленниками и банкирами. Контакты, чёрт бы их подрал…

Больше всего моя жизнь сейчас походит на попытку выбраться из топкого болота, когда уже виднеется спасительный берег, и отчаянно хочется, презрев все опасности, побрести туда напрямки, понадеявшись на толстую слегу и извечный авось.

Уже сгущаются сумерки, опускается на землю ночная мгла, и времени остаётся всё меньше. Сцепив до боли зубы, нащупываю слегой путь, надеюсь успеть до темноты и всё вглядываюсь в виднеющийся берег…

… успею ли? Быть может, действительно — напрямки, наваливаясь грудью на кочки, подтягиваясь вперёд с помощью слеги, ползти вперёд, к ясно видимому берегу?!

— Да чтоб тебя… — сдавленно прошипел я, встряхивая головой и пытаясь выбросить из головы все эти, чёрт бы их подрал, поэтические метафоры, и просто работать! Не вышло…

— Ладно, — со вздохом постановил я, откладывая тетрадки и вставая с дивана, — кофе!

Прислушавшись к организму, неуверенно добавил:

— И пожрать чего-нибудь…

Пошарив на кухне, нарезал себе на тарелку сыров и копчений по чуть и налил бокал вина.

— Хм…

… и подхватил бутылку с собой.

Усевшись на подоконнике, поставил рядом тарелку и вино, я замер, бездумно глядя на город. Там, внизу, протекает обычная, обыденная жизнь обывателей, мирная… и не то чтобы беззаботная, но — безопасная. Жизнь, какая она и должна быть…

Потихонечку таская с тарелки еду, просто наблюдаю, стараясь не думать ни о чём, и разве только замечая интересные бытовые сценки. Не сразу, но начало отпускать, и жизнь не то чтобы наладилась, но по крайней мере, перестала быть такой беспросветной.

— Ох, Илья… — покачал я головой, — вспоминая бывшего приятеля и мрачнея. Жаль… А впрочем, стоит ли жалеть?!

— А пожалуй, что и нет, — постановил я после некоторого раздумья. Сейчас, когда прошло уже несколько часов, разговор с Ильёй стал выглядеть иначе…

… и сильно.

— Постановка… — катаю на языке слово и образ и хмыкнул задумчиво, — а ведь действительно! Всё очень… нет, не театрально. Думаю, Илья всё ж таки не играл. А вот его, пожалуй, играли…

Вспоминая разговор, я, насколько смог, отстранился от эмоций. Вышло, если честно, так себе… но всё-таки вышло.

— Сценарий, — подытоживаю несколько минут спустя, — Илья неглуп, но изрядно наивен, да и склонность видеть всё в чёрно-белых тонах была у него и раньше. Сейчас, я полагаю, она обострилась до крайности, до каких-то патологических величин.

— Сыграть мной решили, так? — допив бокал, наливаю ещё и задумываюсь — кто же это, чёрт бы его подрал, может быть?

— Н-нет... — сделав глоток, констатирую очевидное, — не хватает данных. А надо, надо разобраться… Кто же этой такой умный…

— … и наглый.

Очень всё неочевидно, к сожалению. Одним остро нужно убрать меня из Франции, и здесь может быть целая шахматная партия — со сторонниками Пуанкаре, Легионом Чести и чёрт те кем ещё. Я мно-огим мешаю…

Другим, в России, преследующим собственные интересы, хочется видеть меня в Москве, дабы использовать как козырь для какого-то случая. А потом, разумеется, в отбой…

Не ново, на самом-то деле. Команды как таковой у меня в России нет…

… уже нет!

Я только-только начал формировать её… но увы. В Эпоху Перемен несколько месяцев — вечность!

— Усиление собственного авторитета с моей помощью? — озвучил я и задумался, — Умно! На пару недель моего… хм, свечения хватит. За это время, подготовившись, можно успеть немало, а вот я…

— Хм… без команды, без… да без всего по сути, перехватить вожжи не смогу. Соответственно, потом либо играть в чужой команде, либо, откатившись сильно назад, пытаться создать свою команду заново, и заново карабкаться на политический Олимп. Вот только дадут ли…

Вспомнив Мартова, председателя Студенческого Совета, весьма ловко и беспринципно воспользовавшегося моими наработками, я понял — да чёрт с два! Пуля там или нет… а решение проблемы имени меня будет найдено.

— И это, чёрт подери, только верхушка айсберга, — пробормотал я, зажёвывая мысли сыром.

Хочется думать, что это интрига людей из окружения Клемансо и Пуанкаре, для которых я исключительно неудобен. На это показывает многое, начиная с весьма странной оказии, с помощью которой Левин перебрался из Москвы в Европу в самые кратчайшие сроки.

Да, аэропланы всё также перевозят срочную почту, и наверное, берут иногда пассажиров…

… но Левин?!

Он хороший оратор, зажигающий сердца людей своей убеждённостью и нравственной чистотой, но собственно, другие его достоинства не столь впечатляющи. По крайней мере — не настолько, чтобы можно было представить его перелёт через несколько границ с почтовым аэропланом.

С другой стороны — Революция! Эпоха Перемен, она такая… случаи бывают самые дикие, по себе знаю. Одни только связи революционеров со всей Европы, которых сотни, если не тысячи, перебрались нынче в Россию, могут дать самые неожиданные результаты.

Кого там только нет! Бывшие депутаты парламентов и террористы, профессиональные революционные контрабандисты, таскающие через границу запрещённые материалы и выходцы из верхов общества, разведчики всех разведок мира и авантюристы, да просто сумасшедшие…

— Поэтому… — я допил вино, покосился на бутылку и решительно отставил её, — исключать нельзя никого и ничего!

— За почтой сходить, что ли? — задумался, заколебавшись — самому ли прогуляться, или послать, как всегда, сынишку швейцара? Но решил-таки пройтись — может, голова наконец заработает как надо.

Быстро одевшись, ссыпался вниз по лестнице, кивнул швейцару и выскочил на улицу, где накрапывал мелкий летний дождик. Прикрыв голову кепкой, я с минуту поколебался, выбирая маршрут.

— Взять газет, что ли… — проговорил я вслух, — да в кофейню! А там уже видно будет, по настроению.

Через несколько минут, заглянув в газетный киоск, дежурно пофлиртовал с немолодой, отчаянно косоглазой девушкой, зазывно (и несколько щербато) улыбающейся каждому покупателю, и взял наконец все газеты, где хоть краешком упоминалась Россия. Стопка вышла изрядная, ну да плевать…

Финансы мои по-прежнему ограничены, но с некоторых пор в будущее я смотрю с несколько большим оптимизмом. Парижские, а затем и страсбургские мои знакомства, плюс репутация человека молодого, но весьма серьёзного и многообещающего, дали неожиданный, но приятный эффект.

Обычная в общем-то беседа с промышленниками Эльзаса, один из которых пожаловался на недостаточную загруженность линий. Здесь, как я понял, дело как в надорванности европейской экономики, так и в некоторой двойственности положения «новых французов», интересы которых власти в Париже поставили на последнее место среди всех провинций.

Кто бы что ни говорил о свободном рынке, но государственное регулирование имеет место быть во всех странах, и Франция не исключение. Законы и поправки к ним, акты и постановления, разумеется, играют свою роль, но ничуть не меньше, если не больше, имеет значение обычный госзаказ, и это так… навскидку.

Слово за слово… и я, показав сперва, что понимаю, о чём вообще ведётся речь, обмолвился, что изучаю в Университете не только, и даже не столько лингвистику и иже с ней, сколько инженерное дело. Ну и о намерении когда-нибудь потом, когда появится время и возможности, запатентовать несколько простейших, но кажется, многообещающих изобретений.

Каюсь, я несколько надувал щёки, показывая себя серьёзным молодым человеком, и…

… моя репутация, в кои-то веки, сыграла на руку!

Промышленники заинтересовались, Даниэль оказался поблизости, и сперва был оформлен (на словах, сугубо на словах!) договор о намерении. А затем, к вечеру следующего дня, были оформлены (уже вполне официально!) патенты, в которые вцепились промышленники.