Курс на юг - Батыршин Борис. Страница 18
Июль 1879 г.
Англия. Портсмут
– И это все, что смог наскрести Королевский флот, сэр? Довольно жалкое зрелище…
Вице-адмирал Джон Хэй вздернул подбородок, но отвечать не стал. Собеседник прав: от былого могущества эскадры Канала, которой он командовал с самого начала войны, осталась лишь слабая тень.
А гость не унимался:
– И этой плавучей богадельней вы собираетесь напугать лягушатников? «Айрон Дьюк», ваш флагман, – шестьдесят второй год постройки, «Уорриор» – шестидесятый. А «Дидо» с «Мьютайном» – это вообще посыльные суда, для боя в линии они не годятся!
– На Восточно-Карибской станции, на Бермудах стоят «Беллерофон» и «Рэйли». Они сейчас чинятся после боя в Чесапикском заливе и присоединятся к эскадре, когда мы придем в Гамильтон.
– «Беллерофон» – еще один раритет середины шестидесятых! – фыркнул Бертон.
– Зато «Рэйли» – отличный новый фрегат с полностью железным корпусом. Вошел в состав флота всего пять лет назад и несет современную артиллерию. Командир «Рэйли» кептен Трайон показал себя весьма умелым офицером.
– Трайон – это тот слюнтяй, что предлагал смягчить наказание за дезертирство? – язвительно осведомился Бертон. – Помнится, в газетах писали, что он затеял какое-то взвешивание матросов на своем фрегате – заботился, видите ли, чтобы не исхудали. Да, этот гуманист вам навоюет…
Вице-адмирал отвернулся, скрывая раздражение. И с такой наглостью ему приходится мириться! Но ничего не попишешь: этот тип явился на борт с личным письмом первого лорда адмиралтейства сэра Джорджа Уэлсли, а с ним не поспоришь. Особенно если вспомнить, что сам вице-адмирал попал в немилость, после того как позорнейше упустил русскую эскадру, совершившую дерзкий набег на устье Хамбера. Спасибо, что хотя бы дали шанс реабилитироваться, отправив командовать этой сборной солянкой из устаревших и разнотипных посудин куда-то на край света, навязав на его шею еще и этого чертова шпиона!
– Кстати… – Хей мстительно улыбнулся. – Вы напрасно так отзываетесь о «Рэйли» и его командире. Этот, как вы изволили выразиться, слюнтяй будет командовать отрядом из двух вымпелов, выделенных вам по распоряжению лорда Уэлсли. Так что рекомендую сдерживать эмоции, я слышал, кептен Трайон хоть и человеколюбив, но весьма злопамятен.
И с удовольствием увидел, как вытягивается физиономия собеседника.
– Вы что, собираетесь дать мне «Рэйли»? – Бертон явно был озадачен. – Но ведь у него даже нет брони!
– Еще и шлюп «Мьютайн», – уточнил вице-адмирал. – Композитный корпус, ход одиннадцать с половиной узлов, девяностофунтовки Армстронга, четыре шестидесятичетырехфунтовки и четыре револьверных орудия. Славный кораблик.
– Славный? – Бертон скептически хмыкнул. – Он и до Аргентины-то не доберется, потонет!
– В Аргентине вам делать нечего, – парировал Хэй. – Следующая после Бермудов стоянка – Порт-Стэнли, на Фолклендах. Жуткая дыра, но уголь и пресная вода там имеются. Что до «Мьютайна», то это надежное судно, способное и не такие переходы.
Бертон задумался.
– «Рэйли» – это ведь систершип «Шаха», того самого, которого перуанский «Уаскар» гонял, как паршивого кота?
Адмирал помрачнел еще больше.
– Насколько я понимаю, перед вами не стоит задача выигрывать сражения с перуанским флотом, который, кстати, недавно понес серьезные потери…
– Нет, но…
– Никаких «но»! Для демонстрации флага двух кораблей вполне достаточно. Вам, несомненно, известно, в каком положении оказался сейчас Королевский флот. У нас каждый вымпел на счету. Чтобы собрать эту эскадру, пришлось оголять флот Канала и Восточно-Карибскую станцию, где с уходом «Беллерофона» и «Рэйли» почти не останется боеспособных единиц. Как вы верно заметили, сэр, нам предстоит противостоять эскадре лягушатников, ушедшей во Французскую Гвиану, чтобы угрожать оттуда нашим владениям в Вест-Индии. Так что у меня сейчас каждый вымпел на счету. Поэтому берите, что дают, и радуйтесь, что нашлось хотя бы это!
Бертон насмешливо сощурился.
– А как же «у королевы много»?
– Увы, не настолько много, как хотелось бы.
На этот раз не было ни парадных построений на полубаках, ни гирлянд флагов расцвечивания, ни королевской яхты, обходящей броненосную шеренгу под гром орудийного салюта, ни плывущего над волнами порохового дыма, ни восторженных криков публики, провожающей эскадру в далекий путь. Корабли покидали рейд Портсмута воистину по-английски – тихо, истаивая в предутренней дымке, на малых оборотах машин, не спуская с реев фестоны парусов.
Провожали их тоже невесело, словно смирившись, что не все из этих гордых красавцев вернутся назад. Слишком часто в течение последних полутора лет звучало над волнами Балтийского, Северного, Средиземного и бог знает каких еще морей сакраментальное «у королевы много» – фраза, которой в королевском флоте издавна принято провожать гибнущее судно.
И все же эскадра уходила. Уходила, чтобы в очередной раз попытаться – увы, только попытаться! – доказать всему миру, что Британия по-прежнему правит морями. Но – правит ли? Этот вопрос и должны решить по ту сторону Атлантики орудия Армстронга и Виккерса, броневые листы и кованые шпироны боевых кораблей Роял Нэви.
А иначе никак, джентльмены. Иначе – зачем надрывались у печей и прокатных станов рабочие Манчестера и Бирмингема, зачем глотали угольную пыль шахтеры Ноттингемшира и Кардиффа, зачем «делали деньги» клерки и дельцы лондонского Сити? Зачем бороздили океаны под всеми, сколько их есть, звездами барки, шхуны, пароходы и пакетботы, несущие торговый флаг Британской империи? Зачем булькал черный ямайский ром в ее портовых тавернах, звучали задорные песенки-шанти на палубах ее судов?
И как тут не вспомнить строки, которые, правда, еще не сложены под этими звездами, но обязательно будут сложены. Потому что в них – подлинная суть народа Англии, его земли… и его моря.
Конец первой части
Часть вторая
На краю света
I
Август 1879 г.
Южный океан. 55°58′ ю. ш., 67°17′ з. д.
Пролив Дрейка – самое скверное место на земле. Здесь лоб в лоб сталкиваются два океана; здесь бушуют самые сильные шторма на планете; здесь бродят отколовшиеся от ледяного панциря айсберги; здесь холодное поверхностное течение гонит воды Тихого океана сквозь горловину пролива в Атлантику. Здесь сливаются воедино все силы ветра, воды и льда, и соваться сюда людям – все равно что добровольно ходить по краю могилы.
Хорошей погоды здесь не бывает. Летом в районе мыса Горн шторма случаются хотя бы раз в неделю, весной – не меньше двух раз; зимой они не прекращаются вовсе. Западные ветры разгоняют океанское течение – гигантскую «реку», опоясывающую весь земной шар. А материковая отмель, лежащая между мысом Горн и Южными Шетландскими островами, заставляет разбиваться в буруны огромные океанские валы. Это порождает волны высотой до пятидесяти футов, и ледяной ветер, прилетевший с запада, с промороженных насквозь снежных просторов королевы Антарктиды, срывает с гребней хлопья пены, смешивая их со снежными зарядами.
Да, неуютно зимой у мыса Горн. Судно тяжко валяет с борта на борт, а когда оно вскарабкивается на гребень волны и, на секунду замерев в неустойчивом положении, скатывается с другой стороны, винт показывается из воды и продолжает вращаться, перемалывая воздух. Втугую выбраны вант-путенсы, штаги едва не звенят; спущены и надежно закреплены стеньги и гафели – одним словом, приняты все положенные меры, чтобы неистовые размахи качки не разболтали рангоут. Тонко посвистывает ветер у снастей стоячего такелажа – шесть баллов, по здешним меркам так, легкий бриз…