Курс на юг - Батыршин Борис. Страница 2
Клабленд начинается от площади Ватерлоо, у самого подножия мемориала гвардейцам в шинелях и лохматых медвежьих шапках, погибшим в Крымской войне. Фигуры эти, как и фигура Флоренс Найтингейл, первой, если верить британским историкам, сестры милосердия, отлиты из бронзы русских пушек, взятых в захваченном Севастополе – весьма, весьма актуальное напоминание в свете текущей политики Британской империи. Увы, сравнение это отнюдь не в пользу дня сегодняшнего…
Итак, Клабленд. Средоточие лондонской политики. «Реформ-клуб» лейбористов и оплот их политических недругов, консервативный «Карлтон-клуб». А неподалеку – «Клуб путешественников», членам которого вменялось в обязанность хотя бы раз в год удаляться от Лондона не менее чем на пятьсот миль. Другая достопримечательность этого клуба – комната под названием «Кофейная», единственное место в клубе, где нельзя пить кофе.
«Если вы уже стали членом клуба, примите наши поздравления, однако не стоит привлекать излишнее внимание к этому. Даже если клуб входит в число знаменитых, сообщить о своем новом статусе полагается как бы между прочим, спокойно, слегка небрежно.
Если вы пригласили в клуб гостя, имейте в виду, что он может быть не знаком с его правилами, и лучше рассказать о них заранее. Встречайте гостей у входа, а еще лучше – приходите вместе с ними. Если же пригласили вас, имеет смысл заранее уточнить у приглашающего нюансы.
Недопустимо обсуждать в публичных беседах доходы, семью, детей; о политике тоже лучше не говорить, для этого есть специально отведенное время и место. Не стоит также блистать неумеренным остроумием. О чем же говорить, о погоде? Как ни удивительно, но именно о ней. Погода – очень важная тема, ее можно обсуждать с различными нюансами и примерами, не боясь никого задеть…»
Нет, не о погоде беседовали двое, с комфортом устроившиеся в креслах у большого мраморного камина, главного украшения «Кофейной». Если состояние атмосферы и занимало этих достойных джентльменов, то лишь в краях, весьма и весьма отдаленных не только от Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс-сквер, но и от меловых утесов Дувра, окаймляющих юг Англии.
– Вам следует поторопиться, друг мой. Эскадра выходит из Портленда через неделю, чтобы оказаться в Южной Атлантике до начала сезона весенних штормов. А вам, прежде чем подняться на борт посудины ее величества, предстоит еще визит в Париж – по тому же делу, – говорил невысокий джентльмен с круглым, украшенным пышными усами лицом, что делало его до некоторой степени похожим на сэра Рэндольфа Черчилля, известного возмутителя спокойствия в Палате общин. Часовая цепочка, свитая из золотых нитей в виде якорного каната, неприметная орденская розетка в петлице фрака и полустертая татуировка в виде якоря у основания большого пальца выдавали в нем моряка.
– Для вас приготовлена каюта на корвете «Боа дицея». Капитан предупрежден, никто не будет докучать вам вопросами. Для команды вы – ученый-лингвист, отправляющийся изучать языки племен Южных Анд.
– Слабовато верится, милорд, – отозвался второй джентльмен. – Чертовы репортеры растиражировали мою физиономию по всем лондонским печатным листкам. Теперь меня каждая собака узнает, если обнюхает…
И верно, внешностью он обладал весьма примечательной: лет пятидесяти или немного больше, очень смуглое костлявое лицо с широким лбом и раздвоенной бородой. Левую щеку украшал глубокий уродливый шрам. Бросалась в глаза трость с массивным набалдашником из слоновой кости и инкрустацией в виде арабской вязи, украшающей темный, почти черный дуб. Вопреки принятым в клубе порядкам смуглолицый не отдал трость при входе лакею, а взял с собой и вертел в пальцах даже сидя в кресле.
– Ну, так вы сами и виноваты, дорогой Ричард! После ваших скандальных публикаций о любовных обычаях обитателей Востока газеты в вас души не чают… на свой манер, разумеется. Вы для них – постоянный источник скабрезностей, скандалов и увлекательных историй.
– Не стоит преувеличивать, милорд. – Смуглолицый скривился в усмешке, которую впечатлительный человек мог бы назвать оскалом. – Когда это было! С некоторых пор я торчу безвылазно на консульской должности в Триесте и веду жизнь до отвращения благочестивую и размеренную.
– Как, например, во время недавнего визита на Ближний Восток? – И моряк тонко усмехнулся в усы. – Кстати, русские до сих пор считают вас погибшим. Не стоит разочаровывать их, дорогой Ричард, тем более что дела вам предстоят весьма серьезные. На вашем месте я бы сбрил бороду, все же так вас будет труднее узнать.
– Кому надо, узнают, – буркнул смуглолицый, машинально потерев шрам. – Я прибуду на борт «Боадицеи» перед самым выходом в море, а уж там пусть узнают сколько угодно. Надеюсь, на военных кораблях ее величества нет русских шпионов?
– Я бы тоже хотел на это надеяться, – вздохнул моряк, – хотя теперь ни в чем нельзя быть уверенным. Наши агенты в Петербурге докладывают, что при русском адмиралтействе создан особый департамент, занимающийся исключительно разведкой. Кстати, возглавляет его ваш старый знакомец граф Юлдашев. Не забыли, надеюсь?
– Такое, пожалуй, забудешь… – Сухие, похожие на узловатые корни пальцы стиснули шафт трости. – Ведь это его я должен благодарить за срыв операции в Порт-Саиде.
– Ничего, друг мой, срывы случаются у кого угодно, – примирительно отозвался собеседник. – Даже у великого Шекспира были неудачные строки. Но теперь все в ваших руках.
Он взял с каминной полки большой конверт темно-коричневой бумаги, запечатанный пятью вишневыми сургучными печатями.
– Здесь подробности вашего нового задания. Документы, рекомендательные письма к некоторым высокопоставленным лицам в Чили и Аргентине. Вы ведь, если мне не изменяет память, бывали в тех краях?
– Память вам не изменяет, – сухо отозвался смуглолицый. – Я несколько лет состоял в должности консула в бразильском Сантусе и немного попутешествовал по стране.
– Немного – это когда вы пересекли континент с востока на запад и встретили Рождество, отстреливаясь в Андах от враждебно настроенных индейцев? А когда такая спокойная и размеренная жизнь вам наскучила, отметились на фронтах какой-то мелкой местной заварушки?
– Если вам угодно назвать мелкой заварушкой жуткую резню, которую уругвайские мясники учинили в Парагвае вместе со своими союзниками из Бразилии и Аргентины, то да, сподобился, побывал. И желал бы поскорее забыть о том, чему стал там свидетелем. Три тысячи детских трупов на поле сражения при Акоста-Нью до сих пор видятся мне в ночных кошмарах.
– Ну-ну, друг мой! – И моряк примирительно поднял перед собой ладони. – Не стоит принимать это так близко к сердцу. Туземцы, если, конечно, оставить их без присмотра, режут друг друга, предаваясь этому занятию с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Зато во время своих латиноамериканских странствий вы перевели на английский местные сказания аборигенов, а заодно и бессмертные поэмы великого Камоэнса. Надеюсь, вы владеете испанским не хуже, чем португальским?
Вопрос был праздным. Обоим было отлично известно, что смуглолицый, будучи чрезвычайно одаренным лингвистом, более-менее уверенно владел несколькими десятками языков и наречий, включая арабский, суахили и язык индейского племени тупи-тупи.
– Так вот, дружище, это задание – ваш шанс реабилитироваться в глазах первого лорда Адмиралтейства, а то и самого премьер-министра. Они, знаете ли, косо смотрят на вас после провала в Порт-Саиде. И тогда… – Тут моряк сделал многозначительную паузу. – И тогда, надеюсь, я смогу назвать вас сэром Ричардом Фрэнсисом Бертоном.
Ведь деяние такой важности достойно ордена Святого Михаила из рук ее величества!
II
Май 1879 г.
Северное море
Траверс маяка Весткапелле