Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич. Страница 90

Он пытался отвлечь свое внимание, но его взгляд упорно возвращались туда, где скорчился на грязном линолеуме труп с раскроенной головой. Кровь быстро подсыхала, а ее запах уносило сквозняком. За окном опять поднималась вьюга, сквозь широкие щели между листами фанеры в комнату залетал пушистый снежок, кружился в луче нового фонаря, который он к счастью нашел, оседал на полу и на мертвом теле, покрывая его погребальным саваном.

Перед тем как навсегда покинуть дом, в котором ему довелось переступить последнюю черту, парень заглянул в ванную. Он ошибся. Там на ворохе тряпок свернулась калачиком околевшая от голода собака, преданная своим хозяевам и преданная ими во время поспешного исхода людей из города. Почему-то бессловесное существо ему стало жаль сильнее, чем человека «разумного».

Он хорошо помнил, что никуда не сворачивал во время своего бегства. Ноги сами несли его туда, где на него напал тогда еще живой покойник. Обратная дорога заняла у него почти в два раза больше времени, он выдохся, выложился до самого донышка. Пройдет еще немало времени, прежде чем он сможет выдержать такой же темп.

Его усилия были вознаграждены. А может, не усилия, а вера в чудо, которая на время сменила его обычный скептицизм. Случилось небывалое — Саше повезло в третий раз за этот «день». Он нашел иголку в стоге сена. В том самом тихом дворике, ставшем свидетелем подлого нападения, не доходя десяти шагов до места, где валялся в снегу разбитый фонарик, он буквально налетел на санки. Обычные саночки. Когда-то, целую вечность назад… нет, к черту воспоминания. Прошлое прошло, а будущего не будет. Настоящее только настоящее, все остальное — призрак, мираж.

И все­таки молодец незнакомец. Будь он трижды отмороженный псих, но в житейской смекалке ему не откажешь. Саша никогда бы не додумался до такого простого рацпредложения — вместо того чтобы таскать всю тяжесть на горбу, везти ее за собой на полозьях.

Парень подошел поближе, и тут же его вниманием мгновенно завладело нечто большое, с трудом уместившееся на деревянном днище и прихваченное обледенелой веревкой. Трофейный мешок был вдвое больше, чем его рюкзак. Саша тяжело опустился на корточки, снял варежки и трясущимися руками с третьей попытки ослабил тугие завязки. Сердце стучало как паровой молот. Что там? На мгновение лицо парня озарила улыбка ничем не омраченного счастья. Но только на миг. Затем он вернул себя с небес на землю, вспомнил, что мало получить, надо еще и удержать.

Данилов воровато оглянулся — опять ему всюду мерещились подкрадывающиеся тени — и потащил свою добычу к ближайшему подъезду. На его лице блуждала довольная улыбка. Еще бы, трофеи были его пропуском в будущее, даже если оно не сулило ничего светлого.

Ревизия содержимого мешка заняла добрых двадцать минут и стала самым приятным событием последних недель. Саша воспринимал ее как заслуженную награду за свой кровавый ратный труд, и все же это было странное, кисло-сладкое, радостно-горькое ощущение. К ликованию примешивался страх самому получить топором по черепу. Что-то подсказывало парню, что от него он избавится не скоро.

Он составил список своих новых приобретений. Получилось вот что:

Сало соленое — 2 кг.

Шпик венгерский — 0,6 кг.

Тушенка говяжья — 6 банок по 0,5 кг.

Сгущенное молоко — 4 банки.

Пряники мятные — ок. 2,5 кг.

Крупа гречневая — 3 кг.

Молоко сухое — 400 г.

Лапша быстр. приготовления — 23 пачки.

Бульонные кубики (разн.) — 110 штук.

Шоколад натуральный — 5 плиток по 100 г.

Сухари (серый хлеб) — ок. 4,5 кг.

Чай черный байховый — 5 пачек по 350 г.

Если сложить найденное… нет, добытое в честном бою, с тем, что он уже имел на руках, получится неплохой капиталец. Да он просто богач. Олигарх, хе-хе. Теперь бы не дать себя раскулачить. Если расходовать продукты умеренно, то их с лихвой хватит на месяц. А больше и не понадобится. Даже при самой черепашьей скорости за это время он доберется до места назначения.

Увлекшись заготовками провианта, Александр совсем забыл о первоначальной цели своего прихода в город — отдыхе. Но теперь, когда он разложил на кухонном столе свою скудную добычу, усталость вдруг нахлынула на него с удвоенной силой. Господи, как же он вымотался за этот день… Уму непостижимо. Это же было почище, чем шесть пар теоретической грамматики подряд высидеть.

Наскоро перекусив и выпив чаю с вареньем при радующем глаз свете замечательного фонарика, Саша залез прямо в одежде под одеяло и вскоре забылся здоровым сном человека физического труда. Еще один черный день был позади.

Ему приснился Новосибирск. Не новый — с погнутыми фонарными столбами, перевернутыми автобусами, домами, превратившимися в нагромождения из бетонного крошева и битых кирпичей. Старый. С неразграбленными полками супермаркетов, заставленными едой, застекленными окнами и новенькими машинами, припаркованными у сверкающих ремонтом зданий. Но без людей. В звенящей тишине он шел один по вымершим улицам, звал кого-то по имени, но даже эхо не отвечало на его отчаянный призыв. Ему было страшно только в самом начале. Потом, по мере того как он проходил через пустые районы к центру, ужас постепенно съеживался и перешел в удивительное чувство покоя и тихой отрешенной радости. Ему и одному было хорошо.

Он никогда не любил этот город, так и не ставший ему родным. Но от мысли, что никто больше не потревожит, никто не обидит его и все это изобилие принадлежит ему, Саше сделалось тепло и приятно.

Александр быстро забыл о человеке, имени которого так и не узнал. Перед сном этот образ был еще достаточно свеж, но на следующее утро потускнел под натиском новых событий. Начали стираться детали, пока наконец от него не остались лишь бледные контуры.

Саша знал свойство своей памяти — помнить плохое, постыдное, мучительное, но это не относилось к тому, что он совершил полчаса назад. Мальчики кровавые не стояли у него в глазах, и ни разу лицо убитого им человека не являлось Саше в его спутанных сновидениях.

Данилов долго не мог поверить, что отделался так легко, и ожидал отсроченных мук совести. Однако ни через день, ни через два, ни даже через пять болезненное раскаяние не наступило. Недели сменялись неделями, а голос совести не давал о себе знать. Синдрома Раскольникова Александр избежал.

Часть 4. ЛЕД

Кто говорит, мир от огня
Погибнет, кто от льда.
А что касается меня,
Я за огонь стою всегда.
Но если дважды гибель ждет
Наш мир земной, — ну что ж,
Тогда для разрушенья лед
Хорош,
И тоже подойдет.
Роберт Фрост. «Огонь и лед»

Глава 1. Охрана порядка

В который раз ему не дали спокойно пообедать. Помешал звонок телефона. Вот уже третий день благодаря местным кулибиным линия была проведена прямо к нему в «кабинет» — отгороженный закуток пункта управления. Предполагалось, что заместитель коменданта по общим вопросам, как он скромно значился, должен быть на связи в любое время дня и ночи. Как раз для решения этих вопросов. На практике же его чаще всего беспокоил сам генерал.

Демьянов нажал на кнопку, и тут же крик Прохорова заставил его сморщиться:

— Общая тревога! Поднимай всех и веди в секцию шесть! Тут такое… Настоящий бедлам!

«Ни хрена себе… Что такое? — пронеслось у него в голове. — Голодный бунт? Неужели уже?»

— Захар Петрович, что случилось? — спросил он, но генерал уже дал отбой.

Вот засранец, нет, чтоб объяснить все по-людски! Пожелав начальнику стать первой и последней жертвой массовых беспорядков, Сергей Борисович начал обуваться. В этот момент телефон зазвонил снова. Это был Ефремов, и он изложил все четко и ясно, чем сэкономил майору массу времени и нервов. Зря он только первым оповестил генерала.