Офисная война (ЛП) - Николетто Анна. Страница 13

— Было очень поучительно, но, боюсь, мне придётся попрощаться, — объявляю я всем и никому. — Увидимся в понедельник.

Быстрый обмен колкостями, и я, наконец, ухожу.

Я покидаю открытую площадку бара и, потирая веки, прохожу по пешеходной зоне, петляющей между зданиями в сторону проспекта Пасубио. Нервы начинают расслабляться после нескольких часов на передовой между клиентами, офисом и… этой штучкой. Почему, чёрт возьми, я почувствовал себя обязанным присоединиться к ним и принять участие в фарсе века? Это было жалко. И я никогда не повторю.

Больше никогда.

— Эдоардо!

Моё имя, прогремевшее в самом центре города, яростно отбрасывает меня обратно в рабочую одежду, которую я собирался ликвидировать в конце первой изнурительной недели в Италии.

Я пытаюсь стереть усталость с лица и поворачиваюсь, засунув руки в карманы брюк, сшитых на заказ в Этро́.

— Чего ты хочешь, Камилла? Я иду к машине.

Несмотря на то что холодно и осенний миланский воздух покалывает мою кожу на открытых участках шеи и запястьях, Камилла без куртки. На ней только блузка, и она даже не оставила свой бокал на столе. Встала, как была, и теперь против моей воли, на краю пешеходной зоны в нескольких шагах от меня создаёт жалкую сцену среди проходящих мимо людей. И ей плевать на косящиеся взгляды.

— В чём твоя проблема? Ты падал со стульчика в детстве? Или в младших классах попал в лобовое столкновение с уборочной машиной?

Камилла жестикулирует, и на мгновение я опасаюсь, что она прольёт Valpolicella на исторический тротуар. Должно быть, она пьяна.

Сомневаюсь, что она стала бы так со мной разговаривать, будучи трезвой.

— Не будь смешной.

— Прошла всего неделя, а я уже измотана! Так что давай, скажи мне, что сбило тебя с пути уравновешенного существования и поставило на рельсы психопатии? — С угрожающим видом она делает шаг вперёд. Потом ещё один. — Какие у тебя проблемы со мной? Ты меня даже не знаешь! Ты даже не знаешь, кто я такая. А уже решил, что я не стою малейшего человеческого внимания!

Её слова взрываются, как бомба посреди концерта.

Она пьяна.

— С очень малой погрешностью я вполне могу сделать о тебе все необходимые выводы.

— Вау! Готова поспорить, что ты умеешь анализировать людей. Давай. Просвети меня! — Камилла делает последний шаг и описывает в воздухе опасный круг рукой с бокалом. — И что же ты понял обо мне?

Этот разговор ни к чему не приведёт.

Тем не менее адреналин бурлит в моих венах и жаждет выбраться наружу. Камилла думает, что мне было легко? Она рядом со мной всего неделю, но я уже сбился со счёта, сколько раз моя нервная система давала сбой из-за неё.

Я ненавижу всё, что она отстаивает и заставляет меня вспоминать. Всё.

— Окей, хочешь играть в открытую? Давай сделаем это. Ты — среднестатистическая тридцатилетняя девушка, которая с высоты своей хорошо оплачиваемой работы играет в доброго самаритянина, респектабельного до тошноты. Ты банальна, никогда не пишешь не по правилам и отчаянно пытаешься найти какого-нибудь завалящего мужчину, с которым умрёшь от скуки, родишь двоих детей и приютишь кошку, если у тебя её ещё нет.

Возможно, я и сам немного пьян.

— О, и ты оставила меня одного разбираться с клиентом, полным высокомерия и зловонного дыхания, три дня назад в ресторане. Сама уединилась с шеф-поваром на кухне, занимаясь бог знает чем, во время делового обеда. Это непростительно.

Мгновение до ответа я слышу взволнованные шаги людей, копошащихся вокруг нас, поп-музыку, звучащую из одного из многочисленных баров на проспекте, двигатели машин, на дороге позади меня.

— Поздравляю, ты набрал ноль из десяти баллов! У тебя, случайно, нет степени по психологии? Потому что моя мать с позором лишит тебя диплома.

— Если тебя никогда не предупреждали, знай, ты очень плохо врёшь, — говорю, уставившись на неё.

— Мне не нужно лгать. Или играть грязно. Для этого вселенная создала тебя!

Это самая разумная вещь, которую Камилла сказала за всё время нашего знакомства. Я рассматриваю её лицо. Распущенные непослушные волосы, щёки раскраснелись от алкоголя и свежего воздуха, пощипывающего кожу. Её каштанового цвета глаза обжигают и зажигают огонь в моих.

— Значит, под всеми этими дурацкими улыбками у тебя всё-таки есть язык, — замечаю я.

Камилла приподнимает один уголок рта.

— О, теперь тебя интересует мой язык?

— Меньше нуля, Феррари. — Я потираю рукой подбородок. — Жаль, что ты не можешь похвастаться тем же.

Камилла устремляет на меня взгляд, наполненный яростью.

— Голубая кровь, слезай с пьедестала! Если я общаюсь с тобой и принимаю во внимание, то только потому, что мне за это платят!

Говорит колкость, но я замечаю, как на её щеках появляется ещё больше румянца.

Готов поспорить, если сейчас притяну девушку к себе и поцелую, она без проблем согласится.

Теоретический эксперимент, который никогда не приведёт к практической демонстрации, заметьте.

— Рабочее время закончилось. Ты освобождена от обязанностей, можешь перестать беспокоиться о всеобщем одобрении.

— А ты можешь перестать вести себя так, будто остальные — пыль на земле, а ты — парень, который помиловал несчастных, ступая по их головам!

Я наклоняюсь к её лицу.

— Поправь меня, ты довольствуешься тем, что ублажаешь поваров, которые слишком молоды для тебя. Я никогда не трахался на кухнях ресторанов. И как это было?

Камилла прищуривает глаза. Её радужка окрашивается в нездоровый оттенок, от которого у меня по шее пробегает дрожь.

— Интенсивно. Восхитительно. Неподражаемо, — отвечает она с восторгом.

— Ты говоришь о сексе или рекламируешь диетическую линию шоколадных конфет?

Её улыбка рассыпается, как плохо взбитый крем маскарпоне.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты — чемпион по порче настроения людям одним своим присутствием?

— Не в лицо, но я подозреваю, многие так думали. Ты не оригинальна.

— Ну ты получаешь награду «лучший пофигист года». Поздравляю, можешь забрать медаль на выходе из пешеходной зоны! — усмехается она.

— Как будто я согласен с этим. Хотя, по правде говоря, мой интерес во многом зависит от темы обсуждения.

Камилла закатывает глаза на темнеющий полог неба.

— Почему я просто не осталась за столом, наплевав на то, что нужно всё исправить?

— Потому что у тебя синдром всё исправить, дополненный пожалуйста, скажите мне, какая я хорошая, — отвечаю я. Даже если в этом не было никакой реальной необходимости. — Ты привыкла, что с тобой обращаются как с матерью Терезой, бизнес-моделью центра Милана, и со мной ты тоже так поступала с первого момента. Ты хотела, чтобы я относился к тебе как к уникальной и особенной личности, был уверен в твоей доброте, терпении и совершенстве. Но знаешь что? — Я перевёл дыхание и с трудом выдохнул. — Хрена с два.

— …что?

— Хрена с два, ты получишь это от меня. Хочешь историю моего первого дня в твой архив успеха? Тогда получай. Ты была невыносима с первой минуты, как увидел тебя. Мне в тебе ничего не нравится, ничего меня не заводит. Твоя доброта вызывает отвращение, а то, что ты никогда не теряешь терпения, раздражает безмерно.

Камилла застыла соляным столбом, и на несколько секунд я верю, что не высказал свои мысли вслух. Только повторил мысленно.

Но я понимаю, что всё произнёс, когда возвращается её голос — тонкий и хрупкий, как паутинка сахарной ваты.

— Значит, ты хочешь превратить каждые пятьдесят часов всех наших будущих недель в ад только потому, что моё воспитание вызывает у тебя бурную кожную реакцию?

— Нет. — Я делаю глубокий вдох. Но это ошибка, потому что, чёрт возьми, Камилла слишком близко и вместе с воздухом в мои ноздри проникает её аромат, который является настоящим наркотиком. — Я хочу использовать те несколько недель, которые проведу с тобой в кабинете, чтобы изложить свою стратегию победы. И закатаю в асфальт любого, кто встанет между мной и моей целью.