Чудаки - Комар Борис Афанасьевич. Страница 10
— Что это? — спросил я.
— Заготовка. Попробуем сейчас выточить из нее важную деталь.
Он вложил заготовку в станок, крепко ее зажал. Потом вынул из шкафчика чертеж на синей бумаге — калькой она называется, — внимательно рассмотрел его и стал что-то писать карандашом в блокноте.
Я поинтересовался, что он пишет.
— Вычисляю размеры детали.
— Разве и токарю нужно вычислять?
— А как же! И хорошо надо знать это дело, без него тут никак не обойтись!
Потом папа включил станок, осторожно подвел к заготовке резец. Только-только он коснулся металла, как из-под резца вылетел, рассыпался целый рой искр, потекла тоненькая крученая стружка, а черную заготовку опоясал серебристый поясок.
Папа несколько раз останавливал станок и замерял на заготовке разные надрезы, большие и меньшие, специальными приборами — штангенциркулем и микрометром.
Наконец мудреная, с многочисленными углублениями и отводами деталь была готова. Папа вынул ее из станка и положил, чтобы она остыла.
Подошел мастер и тоже замерил деталь. Он одобрительно кивнул головой и попросил папу показать другим токарям, как нужно изготовлять такие детали.
Когда его окружили токари, я, чтобы не мешать, тихонько направился к выходу. Мне было очень приятно, что папу уважают, ценят на заводе. И я дал себе слово: когда закончу школу, тоже выучусь на токаря и пойду работать на «Арсенал».
«Но ведь токарю надо уметь хорошо считать…» — вспомнил я и загрустил.
И решил взяться за дело. Сначала выучил таблицу умножения, математические правила. Потом, закончив третий класс, во время летних каникул переделал все примеры, перерешал все задачи из учебников для первого, второго и третьего классов.
И все переменилось…
В этом году еще в первой четверти я начал получать по математике четверки, иногда даже пятерки. А троек — ни одной!
Папа видел, как я стараюсь, хвалил. А мама по секрету пообещала: если у меня в четвертом классе по математике будет четверка, она мне подарит фотоаппарат, о котором я мечтаю уже давно.
Когда на последнем уроке нам роздали табели, я даже забыл положить свой в портфель — так и побежал домой, держа его в руке.
Мама, едва увидев меня, сразу обо всем догадалась:
— Что, четыре? — спросила, довольно улыбаясь.
— Четыре! Сама посмотри!
— Молодец, сынок! Молодец! — И погладила меня по голове, как маленького.
— Теперь и фотоаппарат ему подаришь? — не забыла напомнить маме Оксана.
— Ну конечно. Пообещала, значит, подарю. Какой тебе хотелось бы?
— «Зенит» или «Горизонт»…
— Придет папа с работы, пойдем все вместе покупать.
Я никак не мог дождаться папу. Интересно, что он теперь скажет? Ведь он так сердился на меня за математику!
Наконец щелкнул дверной замок.
Папа.
— А у Романа четыре по математике! — не успел он еще и в комнату войти, сообщила ему Оксана.
— Что, что? — наклонил папа к ней голову, будто не расслышал.
— У Романа четверка по математике, — повторила Оксана.
— Неужели? — слишком громко воскликнул папа, и я понял: это для него не новость. Либо он был уверен, что я получу именно такую отметку, либо уже успел откуда-то узнать о ней.
— Покажи, Рома, табель, покажи! — не унималась Оксана.
Я словно нехотя взял со стола табель, показал.
— Ты смотри, и правда четыре! — поднял брови папа.
Потом сразу посерьезнел, протянул мне руку.
Я стоял неподвижно, потому что еще никогда он не обращался со мной так по-взрослому.
— Ну, давай руку! — улыбнулся папа.
Я нерешительно подал.
Он крепко-крепко пожал ее и сказал, как и мама:
— Молодец, сынок! Молодец! Теперь я верю: из тебя выйдет токарь, непременно выйдет.
От себя папа ничего не подарил. И пусть. То, что он пожал мне, как взрослому, руку и сказал, что верит в меня, было дороже всякого подарка.
Вскоре начались школьные каникулы, и папа отвез нас в село Калиновку к своим родителям — к дедусю Антону и бабусе Марии.
Калиновка,
где живут дедусь Антон и бабуся Мария, находится на Полтавщине, в двухстах километрах от Киева. Ехать туда можно поездом и автобусом. Лучше, конечно, автобусом. Поездом что! Сидишь все время, будто дома на диване. Ни качнет, ни тряхнет! Еще и радио говорит или играет, чай тебе подают. Даже забываешь, что куда-то едешь. Иное дело — автобусом. Мчится по трассе, как на крыльях. То на взгорок вдруг взлетит — тогда так и прижмет всех к креслам, то в долину нырнет, отчего даже в груди похолодеет. Через большие окна видно все вокруг, и кажется, будто не шофер ведет машину, а ты сам ею управляешь. Только шины шуршат по асфальту да ветер высвистывает.
У автобуса и остановок больше, чем у поезда, и стоит он на них дольше. Можешь выйти, осмотреться вокруг, купить что-нибудь. Хочешь черешен или вишен, недавно сорванных в саду и заплетенных красиво на палочке, — покупай черешни или вишни.
А захочется желтой дыньки или красного, как жар, арбуза — можешь купить дыньку или арбуз.
На этот раз ни дынь, ни арбузов не было. Еще не поспели. Черешен и вишен не хотелось: дома наелись. Купил нам папа на автостанции Пирятин горячих пирожков и мороженое — вкусное-превкусное. Такого в Киеве мы никогда не едали.
Когда автобус останавливается в Калиновке, всегда удивляешься: как быстро доехали! А про поезд такого не подумаешь, хотя он быстрее сюда приходит.
Калиновка небольшая, но очень красивая. В селе есть речка с островом, мост через речку, лес, луг, аистиные гнезда, старый-престарый, с обломанными крыльями ветряк на взгорке. А еще — школа, клуб, магазин, стадион, сады, пасека, разные фермы, амбары и даже кони.
Хата дедуся и бабуси стоит неподалеку от речки и леса.
Когда мы вошли во двор, бабуся Мария кормила кур.
Увидав нас, высыпала им сразу весь корм из решета, бросилась к нам.
— Мои ж вы деточки, мои внучатки! Дождалась, дождалась-таки!..
Дедусь Антон услышал бабусины радостные восклицания, вышел из хаты, улыбнулся приветливо:
— В добрый час! — сказал и пожал всем нам руки: сначала папе, потом мне и Оксане.
— Вы же с дороги голодные! — засуетилась бабуся. — Пойдемте, я вас накормлю. Что вам, сметанки, молочка или медку?..
— Мы сейчас не хотим есть, мама, — сказал за всех папа. — Подкрепились в пути.
Бабуся всегда такая, сколько я ее знаю: кто бы к ним ни зашел — родной, знакомый, а то и совсем незнакомый, — сразу старается накормить.
— Надолго, сынок? — спросил дедусь, ведя нас в хату.
— Они на все лето, — кивнул на нас папа. — А я сегодня же и уеду.
— Вот тебе раз! — всплеснула руками бабуся. — И не думай, Валентин. Никуда тебя не пущу.
— Надо, мама, надо. Завтра на работу. Приедем с Лидой к вам отдыхать через месяц, в отпуск.
Я уже несколько раз гостил в Калиновке во время летних каникул. Оксана — впервые. Ей тут сразу очень понравилось, потому что все было непривычное и необычное.
Двор покрыт не асфальтом, как в Киеве, а мягкой, кудрявой травой. В конце двора, возле раскидистой ветвистой шелковицы, стояло под шиферным навесом удивительное, похожее на верблюда сооружение с высокой закопченной трубой-дымоходом, торчавшей прямо в небо. Такие сооружения-печки в селе называют «кабыцями». На них летом варят и жарят, пекут блины и пресные коржи.
За хатой, до самой речки, простирался огород, на котором росли картошка, кукуруза, подсолнухи, свекла, морковь, редис, огурцы, тыква, фасоль, горох, мак, укроп, петрушка и еще много-много всякого добра.
Был у дедуся и бабуси и свой небольшой яблоневый сад, была пасека из пяти ульев. А как откроешь калитку и выйдешь со двора, попадешь на зеленый лужок, где пасутся на привязи телята и козы. За лужком начинался большой лес.
Оксана стояла, озиралась вокруг и не знала, с чего ей начинать, — столько было всяких соблазнов! Можно пойти под шелковицу и насобирать в траве сладких фиолетовых ягод, осыпавшихся с дерева, или нащипать с кустов у забора красной смородины, или нарвать в огороде вкусных зеленых стручков гороха. Можно также покопаться в куче песка возле колодца или поиграть с полосатым котом, который дремал на собачьей будке…