Чудаки - Комар Борис Афанасьевич. Страница 23

Очень уж ему хотелось поймать ребят за руку, чтобы их сняли с ездовых. Но хлопцы ничего теперь в саду не трогали. Разве что дедусь Артем угостит, тогда возьмут, не откажутся. Знали, за это никто не отругает.

А еще запретил Шморгун приводить в сад Кудлая, потому что пес при виде Шморгуна сразу поднимал неистовый лай.

Дедусь Артем совсем не такой, как Шморгун. Он рад был и за внука своего Сашка, и за друга его Миколу, что они не бездельничают. Сам неутомимый труженик, он уважал тех, кто трудится. Дедусю скоро девяносто исполнится, а он и не думает уходить на отдых…

А произошел этот случай с мальчиками за неделю до начала учебного года.

В тот день с утра повезли они на станцию сливы. Самые лучшие и самые вкусные в их колхозном саду сливы с красивым названием — «млиевчанка».

Въехав во двор заготовительного пункта, где стояло уже много грузовых машин и подвод, Микола придержал коня.

— Кто последний?

— За мной становись, — сказал усатый дядька. — Откуда вы, не из Лепехивки?

— Из Лепехивки, — ответил солидно Микола, накручивая вожжи на поручни.

— По коню узнал. А Сергей где?

— Мы сами…

— Что это, у вас в колхозе постарше не нашлось?

Мальчики промолчали. Если бы дядька не выразил пренебрежительного отношения к ним как к ездовым, они охотно рассказали бы, куда девался Сергей, может, даже похвалились бы, что теперь они сами ездовые. А так не стоит и разговор заводить.

Разнуздали коня, кинули свежей отавы.

— Сашко, стой в очереди, а я похожу по станции, погляжу, — распорядился Микола и ушел.

Сашко постелил под возом травы и лег в холодке, — солнце уже довольно высоко поднялось и припекало изрядно.

Очередь подвигалась медленно, и скоро Сашко заскучал.

«Может, попросить этого усача, пусть за конем приглядит, а самому тоже уйти? — подумал. — Вон как раз формируется состав. Ишь как паровоз высвистывает!..»

Уже направился было к усатому ездовому, как вдруг внимание его привлекла гурьба станционных хлопцев, забавлявшихся возле колонки. Один из них, зажав ладонью открученный кран, пускал веера воды, а остальные с визгом пытались овладеть колонкой.

Сашко до того увлекся созерцанием игры, что не заметил, как и сам очутился в гурьбе.

— С другой, с другой стороны забегай! — кричал он, размахивая руками.

Когда же его полоснула холодная струя, решительно бросился вперед и оказался возле колонки. С этой минуты забыл обо всем на свете. На него в наступление шли хлопцы, а он героически защищался. Вскоре все наступающие и обороняющиеся вымокли до нитки. Правда, и Сашко был мокр-мокрехонек, но это пустяки, теперь лето, солнце — быстро обсохнет.

Неизвестно, долго ли смог бы Сашко удерживать колонку, но тут усатый ездовой расшумелся:

— Ты зачем сюда приехал, фрукты сдавать или водичкой плескаться? И куда только правление смотрит: такому бы еще без штанов бегать, а они его к серьезной работе приставили!..

Скажи это дядько Сашку наедине, то Сашко, может, и смолчал бы. Но ведь во дворе полно людей, и станционные хлопцы стоят и слушают.

— Правление само знает, кого к чему приставлять. Вы ему не указ, — отрубил сердито.

Ездового это еще больше распалило.

— Ишь какие теперь все умные! Ты ему слово — он тебе десять. Вот раньше отец взял бы да розгой, чтобы на старших не огрызался…

Привязался, хоть беги куда глаза глядят! Ладно еще, очередь усатого скоро подошла. А то совсем бы Сашку сгореть от стыда.

Следующим должен был сдавать сливы Сашко. Он нервничал, поглядывал на ворота, не показался ли Микола, — ведь одному не снять ящики с воза.

Микола прибежал, когда весовщик уже махнул рукой, чтобы подъезжали к весам.

— Ты где так долго был? — накинулся на него Сашко, понукая вожжами Буланого.

— Разве я долго? Только поглядел на поезд. У-у, если бы ты видел, как паровоз маневрирует!

— «Маневрирует, маневрирует»! Больше никогда тебе не поверю…

— А ты чего весь мокрый? — лишь теперь заметил Микола.

— Да-а, под краном обрызгался, — ответил нехотя.

После стычки с усатым ему не хотелось рассказывать про игру у колонки.

Сливы сдали, квитанцию получили и сразу отправились домой.

Микола сидел на передке воза, правил конем, а Сашко, как только миновали переезд, снял мокрую рубаху, выставил ее на горячий встречный ветерок, чтобы просыхала. Оба молчали, каждый думал о своем.

«Чего это он взялся мной командовать? — размышлял Сашко. — Сделай то, пойди туда… Что он, старше меня? Ну, ростом повыше и посильнее. Но разве это по-товарищески — хвастать ростом и силой? Нет, так дальше не пойдет! Дудки!..»

Миколу занимало другое. Увидел на станции, как формируется состав, как паровоз перегоняет с места на место вагоны, и зароились его мысли вокруг того, какое можно придумать усовершенствование. Правда, пока удачных изобретений он еще не придумал, но попытаться еще раз можно.

Нынешней весной во время цветения плодовых деревьев сообщали по радио, писали в газетах о возможных заморозках. Чтобы морозы не повредили садам, советовали окуривать их дымом. Но это же столько мороки — разводить в садах костры. Вот Миколе и пришла в голову чудесная, как ему казалось, мысль: что, если от дымохода провести в сад трубу? Топится печь или плита, варится там что-нибудь, хату обогревает, а заодно и сад окуривает. Ведь это очень выгодно и, главное, никакой мороки. Он уже и трубу из досок начал было сбивать. Да мама не дала закончить разломала, разбросала его сооружение. Еще и накричала:

— Что, хату спалить захотел?

Было у Миколы и еще одно важное изобретение для садов.

Самые большие вредители вишен, как известно, скворцы и воробьи. Лишь только начинают поспевать ягоды, они целыми стаями налетают на деревья. Вот тогда-то и появляются над садами фантастические чучела в лохмотьях, в старых, поношенных шапках. Но скворцы и воробьи быстро привыкают к неподвижным сторожам и вскоре до того наглеют, что смело садятся и на пугала.

Микола соорудил пугало новой конструкции. Оно руками размахивало и головой кивало — к ним были привязаны длинные веревки. Дернешь за одну веревку — поднялась рука, дернешь за другую — поднялась другая, за третью — трясется голова. От нового страшилища скворцы и воробьи разлетались в панике во все стороны. Но и на этот раз мама вмешалась.

— Глупое дело ты придумал, — сказала она. — Чем с чучелом возиться, проще самому шикнуть на скворцов, они и улетят.

В маленьком саду это, может быть, и так, а в большом, в колхозном? Там можно поставить сразу десять, двадцать, пятьдесят усовершенствованных чучел и от каждого протянуть веревки на вышку. Только закружатся скворцы или воробьи над участком, сразу дергай ближайшее к ним чучело. И не надо бегать и шикать. Сиди себе да наблюдай…

Впереди показалась рощица. Микола потянул за вожжи, повернул Буланого с дороги.

— Куда? — очнулся Сашко.

— В лещину. Нарвем орехов.

Заехали в самую чащу. Коня привязали к стволу ветвистого клена, а сами пошли на поиски орехов. Набрав полные карманы, мальчики присели на траву.

— Сашко! Что я придумал! — оживился вдруг Микола, и глаза его заблестели.

— Что? Расскажи!

— Рационализацию, вот что!

— А-а, — махнул пренебрежительно рукой Сашко.

— Нет, ты послушай, — весь сиял Микола. — Паровоз, когда маневрирует на станции, вагоны не тянет, а толкает. Спрашиваю стрелочника, почему он их толкает. «Так удобнее», — говорит. Тогда я вспомнил — читал где-то, что и на реках тоже буксиры часто толкают впереди себя баржи.

— Зачем?

— Легче, наверное. Вот давай запряжем Буланого, чтобы он не тащил воз, а толкал. Когда-нибудь, может, всех коней в колхозе так будут запрягать.

Распрягли Буланого, поставили его в оглоблях головой к возу и начали таким способом его запрягать. Конь стриг ушами и косил глазами на хлопцев.

Выходило не совсем ладно. Гужи от хомута не налезали на дугу, а оглобли торчали вверх, как дула пушек.