Чудаки - Комар Борис Афанасьевич. Страница 36

— Честное пионерское, мы не собирались красть. Мы к дедусю Артему идем, — сказал Сашко.

— Так я вам и поверю! — скривил рот Шморгун. — Обманывайте кого-нибудь другого, только не меня. Хорош у деда внук! Вот поведу, пускай полюбуется! Давай заворачивай дышло! Только не вздумайте бежать! Первый раз я вверх пальнул, а побежите — нагоню вам соли в мягкое место!

Что могли поделать мальчики? Пришлось подчиниться и идти к шалашу под конвоем. Однако дедуся Артема там не было, и сторож повел их к сушильне.

По дороге наткнулись на яму, в которой сжигали собранных на деревьях гусениц. Шморгун заглянул в яму и велел:

— А ну лезьте туда, посидите, пока я садовника найду.

Хлопцы не пошевельнулись.

— Кому сказано — лезьте! — крикнул сторож.

Стояли как вкопанные, только носами шмыгали.

Тогда Шморгун закинул на плечо дробовик, схватил ребят за воротники и, как щенят, столкнул в яму. А сам потопал дальше.

Яма глубокая. Тщетно было надеяться выбраться из нее.

— Теперь и дедусь не поверит, что мы сами к нему шли, — вздохнул Микола.

— Дедусь поверит. Я его знаю.

Вскоре снова послышались шаги. Думали — сторож возвращается с дедусем Артемом. А оказывается, это сам дедусь откуда-то.

— Какой леший тут бубнит? — Над ямой появилось знакомое хлопцам усатое лицо. — О! Чего это вас нелегкая туда занесла?!

Микола и Сашко не отвечали, растерявшись от неожиданности.

Дедусь выдернул из-под яблони длинный шест-рогульку, которым летом подпирали усыпанную плодами ветку, подал ее в яму.

— Ну, хватайсь по одному, вытащу!

Сашко крепко ухватился за шест, и дедусь вытянул его наверх.

Потом помог выбраться и Миколе.

— Так это он вас выстрелом пугал? — спросил дедусь, ставя подпорку на прежнее место.

— Нас, — буркнули в один голос.

— И в яму бросил он?

— Он.

— За что?

— Говорит, воровать пришли. А мы к вам, дедусь, — отвечал Сашко. — Хотели обо всем честно вам рассказать. И кто сук отломил на яблоне, и почему долго не приходили…

— Ладно, ладно, еще успеете рассказать, — прервал дедусь. — Куда же он подался, сторож?

— Вас искать.

— Ай-я-яй, как нехорошо вышло! — покачал головой.

Мальчики не понимали, что именно он считает нехорошим: то, что сторож в них стрелял и в яму бросил, или их осуждает?

— Дедусь, неужели и вы нам не верите? — понурился Микола.

— Что говоришь?.. А-а… Нет, я не про вас, я про сторожа. Вредный он человек, этот Шморгун. Хитрый, как лис, и кусучий, как змея… Ну, да ладно, о нем еще поговорим с кем надо. А с вами, раз уж пришли ко мне в гости, потолкуем сейчас. Пойдем в мою штаб-квартиру.

Сашко все же хорошо знал своего дедуся. Как они и надеялись, он простил им потраву, причиненную колхозному саду. Лишь попенял обоим и взял обещание никогда больше не делать такого.

Хлопцы попрощались и побежали домой — довольные, повеселевшие.

Глава одиннадцатая. «Ой хмелю ж, мiй хмелю!..»

Не успел отец Сашка даже умыться после работы, как в окне проплыла огромная фигура Шморгуна. Грохнуло трижды в сенях, и вот он уже на пороге.

На одутловатом, небритом лице радость:

— Го-го-го, значица, оросим горло святой водицей!

Ступил в своих тяжеленных сапожищах к столу, вынул из-за пазухи литровую бутылку, подмигнул.

Отец вернулся с работы вялый, нахмуренный, а тут сразу будто ожил. Отдал Сашку рушник, сказал заискивающе:

— А ну, сынок, организуй нам, — и покосился на кровать.

Знал: там всегда стоял завернутый в телогрейку приготовленный ему сыном ужин. Изредка суп, сладкая тыквенная каша или молодая кукуруза, а чаще картошка: тушеная, печеная, вареная — «в мундире» или очищенная.

И на этот раз Сашко подал на стол картошку. Хоть и была она постная и разварившаяся, отец и сторож, выпив, уплетали ее с луком за обе щеки.

Сашко сидел на лавке у окна насупленный, злой. Листал учебник ботаники, который ему дала сегодня Валентина Михайловна. «Возьми, — говорит, — у меня их два».

— А ты почему не ешь? — спросил Шморгун.

— Не хочу. — А у самого от голода сосало под ложечкой.

Сашко с такой неприкрытой ненавистью взглянул на Шморгуна, что тот поперхнулся.

Закусили. Шморгун вытащил из бокового кармана папиросы. Чиркнул спичкой, сначала сам закурил, потом дал Павлу.

— Слышал, ты завтра в город рыбу повезешь? — спросил, выпустив сразу изо рта и из носа облако дыма.

— Повезу. А что? — спросил Павло, положив папироску на лезвие ножа.

— Не мог бы ты ко мне в сад завернуть?

— А что там у тебя?

— Забыл разве? Я ж тебе говорил.

— А-а, — вспомнил Павло и помрачнел. — Знаешь, это такое дело…

— Вот еще… Все будет как по писаному. Заберешь, отвезешь, сбросишь ей через тын во двор — и крышка. Девчата выходные, дед Артем со школярами сад закладывать будет. А Ольга свой человек, никому ни гугу, я ее знаю. Была сегодня, литр вот этого принесла, пообещала за то целую бутыль.

— Почему же она сама не придет, не возьмет?

— Так ее кто-нибудь может встретить по дороге. А тебе машиной подбросить — раз плюнуть.

— Не хочу я, Василь…

— Ну и дурень же ты! Ворона пуганая! — стукнул кулаком по столу Шморгун.

Антонюку стало неловко, что его так обзывают в присутствии сына, сказал:

— Пойди, Сашко, погуляй.

Сашко взял учебник, вышел из хаты, сел под окном. На что это Шморгун подбивает отца? «Заберешь, отвезешь… даст за это целую бутыль…» Не иначе, что-то хочет украсть в колхозном саду и переправить той самогонщице Ольге. Ворюга! Неужели тато согласится? Вздохнул тяжело.

Подвинулся ближе к окну, надеясь услышать продолжение разговора. Отец говорил тихо, сторож бухтел, как в бочку: «Бу-бу-бу». Ничего не разберешь.

Нет, отец не пойдет на такое.

Вспомнился общественный суд над Шморгуном. Людей в клуб сошлось — не протиснешься. Детей не пускали, но Сашко с хлопцами все же пробрались туда. Забились в уголок, стояли, слушали. Ох, как тогда корили его люди!.. А как молил Шморгун, чтобы колхозники простили! «Люди добрые! Клянусь вам жить честно! Щепки возле чужого двора не подниму…» И ему поверили, простили, велели только уплатить деньги за все, что взял из кладовой. Теперь, вишь, забыл, снова потянуло на старое, да еще и отца подговаривает. Дурнем, вороной обзывает.

Сашку обидно за отца. И почему он такой? Врезал бы тому гаду… Так нет, водится с ним… Мысли Сашка прервал дребезжащий голос Шморгуна, долетевший из хаты:

Чтобы не слушать пьяного пения, Сашко положил на косяк книгу, взял в сарае лопату и пошел на огород. Там еще оставалась неубранная кукуруза.

Яростно набросился на засохшие стебли, точно на своих заклятых врагов. Раз! Раз!.. Срубленные лопатой стебли веером ложились на землю, шелестели жесткими рыжими листьями.

Солнце вот-вот опустится за гору. Под его косыми лучами поблескивали серебристые паутинки. Бабье лето.

Вырубив четыре ряда кукурузы, Сашко закинул за плечо лопату, пошел с огорода.

Как раз в это время вышли из хаты Павло и сторож. Лица у обоих красные.

— А может, пойдем еще и в чайную, опрокинем по чарочке, — уговаривал Шморгун. — Деньги есть.

— Хватит… хватит…

— Ну, как хочешь… А я пойду.

Сторож сделал несколько неверных шагов к воротам, зашатался, уперся обеими руками в штакетник, будто собирался перепрыгнуть через него.

— Ч-черт… понаставляют…

— Давайте я выведу, — подбежал Сашко. — Домой идите.

Он рад был избавиться поскорее от Шморгуна, чтобы тот больше не сманивал.

Шморгун кое-как добрался до калитки. Вдруг что-то вспомнил, завопил на весь двор:

— Павло! Стой! Ты куда пошел? Так, значитца, договорились?.. Да что ты там бормочешь?.. Говори: приедешь или нет?