Асфоделия. Суженая смерти (СИ) - Серина Гэлбрэйт. Страница 30

Во время ужина рыцари сидели уже не где-то там, где присутствие их не смущало бы ничей привередливый взор, но за соседним с нашим столом. Брендетта и половина придворных в придачу очень хотели узнать причины внезапного этого нарушения регламента, однако Стефанио сохранял вид невозмутимый, подчёркивающий ненавязчиво, что ничего особенного не происходит и потому внимания не стоит.

После трапезы нас столь же торжественно сопроводили обратно. На прощание Эветьен приблизился ко мне и шепнул предостерегающе на ухо, чтобы ночью я сидела в покоях и не бродила по дворцовым коридорам.

Ага, как будто после случившегося я на полуночную прогулку собиралась!

Ночью попеременно снился то обвал прямо во дворце, погребающий моё бренное тело под огромными кусками, некогда бывшими крышей и верхними этажами, то бурный разврат на троих. И если кошмары про обвал и Тисона в эротических снах я ещё могла понять, то к чему в последних появился Эветьен, хрен разберёшь.

Выверты подсознания, млин.

На утреннее благодарение мы отправились в компании только рыцарей, без Эветьена. Я присмотрелась повнимательнее к стражу Нарциссы, следовавшему за тоненькой светловолосой фигуркой в белом платье – ни при каких обстоятельствах Брендетта не желала уступать права идти первой. Мужчинам, по-моему, было глубоко без разницы, кто за кем должен следовать, поэтому ходили мы по большей части в таком порядке – Брендетта с неизменно горделивым видом королевы, за ней её рыцарь, затем Нарцисса и её страж, потом мы с Жизель, чаще всего парой, и замыкающие Тисон с рыцарем Жизель.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я глянула через плечо на Тисона, убеждаясь, что расстояние между нами достаточное, дабы он не услышал чего лишнего, и дёрнула спутницу за рукав.

– Ты помнишь, как его зовут? – спросила шёпотом.

– Кого? – Жизель ни с шага не сбилась, ни головы не повернула, продолжая идти, как шла.

– Рыцаря Нарциссы, – я указала на спину мужчины перед нами.

– Морелл Элиас. Род весьма обширен, а старшая его ветвь, к которой принадлежит Морелл, влиятельна на севере не меньше первых фрайнов.

– То есть он тоже из знати? – удивилась я.

– Тоже?

– Тисон из знатного рода, и он…

– Тому есть довольно простое объяснение, – усмехнулась Жизель. – Назначенных рыцарей избирают из тех, кто по рождению имеет более высокое положение и соответствующее воспитание, дабы они не уронили честь ордена, оказавшись при дворе. Почему тебя заинтересовали другие рыцари?

– Вчера я заметила, как остальные смотрели на… Морелла, когда Эве… фрайн Шевери сказал, чтобы они не должны терять бдительности. Как будто… мнения его спрашивали.

Не дать ли зарвавшемуся советнику по зубам, пока тот окончательно не позабыл, что доблестные рыцари не нуждаются в напоминаниях от каждого императорского прихвостня?

– Элиас старший среди них и не только по возрасту. В иерархии рассветников я не разбираюсь, но известно, что один из назначенных рыцарей должен быть выше рангом и надзирать и за своей избранной, и за другими адептами ордена. Всякое бывает…

– Мало ли, вдруг да введёт дева какая честного рыцаря в греховный искус? – предположила я, помрачнев разом.

– Не без того, – согласилась Жизель. – По сей день гуляет по провинциям давняя история о деве жребия и её назначенном рыцаре. Сказывают, они полюбили друг друга с первого взгляда, рыцарь долго противостоял своим чувствам, пока однажды не одержали они вверх над его честью и клятвами ордену. Рыцарь признался во всём юной фрайнэ, она ответила взаимностью, и влюблённые сбежали из столицы, не дожидаясь конца выбора.

– И жили они долго и счастливо где-нибудь в уединении? – уточнила я.

– Отнюдь. Их вскоре нашли и вернули в столицу, оба рода поспешили отречься от недостойных своих детей и девушку сослали в монастырь, где против воли сделали божьей служительницей, а рыцаря лишили всех регалий и публично оскопили.

Дивный финал дивной истории.

– Короче, все умерли.

– Да. Она, ухаживая за больными, подхватила лихорадку и сгорела за несколько дней, а он, опозоренный, исчез без следа на улицах города.

На галерее перед храмом я машинально замедлила шаг, подозрительно поглядывая по сторонам и особенно на далёкий свод, но потом вспомнила, что в обоих случаях поблизости фактически никого не было – кем бы ни был неведомый убийца, однако он явно предпочитал обходиться без лишних свидетелей, – и попыталась взять себя в руки. Нынче вокруг полно народу и можно надеяться на лучшее.

В зале меня опять усадили между императором и Эветьеном, но сегодня спокойно дожидаться начала церемонии не получалось. Паранойя прибавила в размерах, набралась решимости и наглости и потому больше не желала притворяться ветошью, авось никто не заметит и мимо пройдёт. Я вертела головой, изучала рассаживающихся придворных, силясь вот так, с одного взгляда, понять, имеют ли они что-то против меня, каковы их мотивы и возможности и, самое главное, на что они готовы в стремлении избавиться от помехи в моём лице.

С высокой долей вероятности лично я, Алёна, никому из них не мешаю. Да и кто мог знать, что в теле благородной фрайнэ уже не фрайнэ?

Никто.

Наверное.

Вот настоящая Асфоделия – дело другое.

Но почему?

В императрицы её, может статься, действительно не возьмут.

Дар? Проверка должна была убедить, что никакого дара нет и в помине.

Или не все повелись на разыгранный императором спектакль?

– Благодатных ради, фрайнэ Асфоделия, сядьте ровно и не крутитесь, – наконец не выдержал Эветьен.

– Не могу, – призналась.

– Попытки изобразить флюгер не помогут преуспеть в поисках недоброжелателя. Сделайте над собой усилие и ведите себя достойно.

Я с неохотой прекратила придирчивое созерцание Мадалин со свитой. Отчего-то на императорскую фаворитку взгляд обращался быстрее, чем на других. Вероятно, потому, что остальные для меня – масса безликая, безымянная, полная надёжно сокрытых тайн, в то время как предположительные мотивы Мадалин казались относительно простыми, понятными.

– Быть может, фрайнэ Асфоделия, вас несколько успокоит и ободрит весть, что вскоре мы и наш двор переезжаем в Эй-Форийю, – заговорил Стефанио.

Надо полагать, правитель входил в то меньшинство, которому можно знать всё.

– Эйфория? – растерялась я.

– Эй-Форийя, – поправил Эветьен тоном, будто я исказила смысл невинного слова до откровенно неприличного. – Дворец Его императорского величества, расположенный выше по течению Инис.

– Воздух там свеж, не отравлен городским зловонием, воды Инис чище и вокруг прекрасные охотничьи угодья. Мы уверены, вам Эй-Форийя придётся по нраву, – Стефанио повернул ко мне голову и даже одарил скупой улыбкой.

Я натянуто улыбнулась в ответ, поймала поверх императорского плеча удивлённый взгляд Мадалин, следившей за нами куда пристальнее, чем казалось со стороны, и подавила желание сползти по спинке вниз, дабы меня не видели ни с задних рядов этой половины скамеек, ни с передних второй.

Храм мы покинули сразу за императором и его свитой.

Позавтракали в зале. Я пару-тройку раз замечала среди спустившихся к трапезе Саши, но он не подходил к нашему столу и не задерживал на мне взгляд, а я, разумеется, не стала его окликать.

По возвращению в наши покои я обнаружила вещь почти невероятную, не виденную прежде в этом мире.

Книгу.

Томик, пухлый, в коричневом переплёте, с позолоченными вензелями по углам обложки, лежал в гостиной на столике у стены, и я уверена, что не замечала эту книгу раньше.

К столику я ломанулась со скоростью и жаждой обладания Горлума, узревшего наконец свою прелесть, отчего ожидавшие в гостиной служанки шарахнулись в сторону. Не обращая на девушек внимания, я схватила вожделенный предмет, повернулась к падающему из окна свету, жадно рассматривая золотые буквы. На мгновение они показались незнакомыми, какие-то красивые, но непонятные значки и фигурные завитушки, однако стоило приглядеться, и – о, чудо! – я разобрала название.