Кодекс Охотника. Книга VIII (СИ) - Винокуров Юрий. Страница 53
Черт, как же я скучал за этим танцем. У нас называли танцем смерти бой, где каждая ошибка приводит к смерти. Это тот самый случай, и они это понимают — я вижу по их лицам, что устают и бояться совершить ошибку, но она неизбежна.
Я тот, кто провел тысячи битв, и ни один человек не сумел меня убить. А я сражался против очень сильных противников, которые и рядом с этими доходягами не стояли.
— Открылся, — оказываюсь за спиной у одного из противников, вонзаю ему кончик клинка в хребет и перерубаю его.
Ошибка одного сломала выстроенную защиту остальных, а это была именно защита, хоть и начинали с нападения. Дальше дело осталось за малым, и вот перед мной лежат четыре полумертвых тела, но умереть я им быстро не дам. Мне нужна информация.
Надеюсь, я сейчас вернусь домой, и там все уже закончено. Не хотелось брать слишком много на себя. Парням тоже стоит проявить себя, хоть это и лишние разрушения, которые ударят по карману. Я должен быть уверен, что поместье в мое отсутствие сможет продержаться хоть пару часов, даже если сюда прибудет сам Абсолют, или даже Маг вне Категорий.
Так и будет! Никто и никогда не заберет мое имущество и жизни дорогих мне людей. Уж я-то знаю...
Где-то за пределами Империи
Распутин с самого утра не мог нормально сосредоточиться, и у него ужасно болела голова. Такое состояние было у него не часто, а лишь в исключительные моменты, когда что-то шло не по его плану. Себя он считал исключительно уникальным человеком, и ошибаться не любил.
Дед преподал ему хорошую науку, и поставил самооценку, согласно которой тот теперь следует по жизни.
— Интересно... — протянул он, вставая из постели. — Что могло пойти не так? Неужели та потаскуха не смогла проникнуть в постель к графу Ришелье, и теперь мертва?
Если это так, то очень обидно. Он долго подбирал кандидатку, которая сможет растопить каменное сердце графа, и шептать нужные мысли в важные моменты.
Распутин немало сделал для объединения французской знати против Империи, но все равно считал, что этого мало, а потому, день за днем, искал все новых союзников, и находил ключик к их сердцам.
Одному нужно было пообещать земли, другим восстановить справедливость, убив обидчика, которого официально было не одолеть, а после такого, мало того, что нужный человек переходил на его сторону, так еще Распутин получал против него железный компромат на будущее.
— Нет... Мирель была отличной кандидаткой, — прошептал Распутин. — Она не могла провалиться, я чувствую здесь что-то другое. Вопрос только, что?
Великий мозг этого тайного кукловода даже подумать не мог, что причина в одном маленьком бароне, которого он решил убрать, чтобы привычно поломать планы кому-то более крутому.
А ведь она была именной такой. Он специально захотел влезть в игру Алмазного Короля, и показать тому, что он проиграл, и его жертва пала от другого. Это должно было нарушить его состояние и самоконтроль.
Игрок всегда знает, чем задеть другого игрока. А Распутин был игроком, и играл он на чужих судьбах.
Доброхотов же получил слишком много власти в Империи. Непонятно, сколько в нем было патриотизма, а сколько от желания сохранить свое, но герцог очень рьяно боролся против врагов Империи, выделяя на это много денег и средств, а также тратя свое бесценное время.
Уже несколько раз их интересы заочно сталкивались по всему миру, и Распутин уже понял, что в именно в делах Империи, Доброхотов бился до последнего.
А еще, конечно же Галактионовы. Род, считавшийся мертвым. Род, так многое отобравший у его семьи. Распутин хоть и был баснословно богат, но не любил тратить средства впустую. Если одним выстрелом можно убить двух зайцев — он так и делал.
В дверь постучали, и Георгий понял, что сейчас все узнает. Но не спешил впускать слугу.
Он дал себе еще один шанс, и напряг мозг, пытаясь найти тот момент, где мог прогадать, и где ошибся.
ТОЧНО! Его осенило! Наверняка это дело было связано с Вербицким, старый плут, который наверняка так просто не проглотил слова обиды.
Распутин понимал в тот момент, что может пережать обиженного князя, но решил рискнуть. Если все получилось бы, то он стал верным псом в самом сердце Империи. Вот только, наверное, прогадал таки... Вербицкие всегда слишком рьяно оберегали Императорскую семью. Даже во времена восстаний занимали места за их спиной. Чёртова Империя!
— Разрешаю! — дал свое позволение Распутин слуге, который должен был подать ему тапки, и сообщить самые свежие новости.
Дверь отворилась, но зашел не слуга. Зашел его личный начальник охраны.
Распутин напрягся.
Любомира он видел не так часто в последнее время. Тот все больше и больше уходил в свои фанатичные тренировки, и загонял при этом гвардию до состояния, близкого к смерти. Впрочем, умирали люди нередко на таких тренировках, зато после них их можно было назвать настоящими машинами для убийств.
— Что случилось, Любомир? — в его присутствии не хотелось сидеть, и он встал.
— Мертвы... — сухо ответил Любомир, и сжал от ярости кулаки, да так, что Григорий услышал отчетливый хруст.
— Кто?
— Все... — перешел на рык Любомир.
Такое состояние у него было нечасто.
Обычно, это было когда у него не получалось получить то, чего он желал. Например, когда очередная дама для вечера отказывала ему, ну или когда задевали его воинскую гордость.
Что с такими дамами случалось потом, история умалчивает, а вот что с мастерами клинка, посмевшими его тронуть — как раз известно.
Любомир был настолько фанатичен, что преследовал их, и добивался честного поединка, в котором с удовольствием убивал обидчика.
Что примечательно — оскорбить Любомира было очень легко. Однажды он отпросился в командировку в далекую Японию, где его назвали острым лишь на язык, а на деле глупым бездарем. Весь разговор происходил в переписке по сети, но Люба их нашел... И доказал, что он лучший.
— Так, стоять! — рявкнул Распутин, и активировал свою ауру, которая должна была привести Любомира в чувство. — Я запрещаю тебе психовать в моей спальне! Говори, что случилось!
Знал он, как тот психует, и что потом приходится делать перестройку, а спальня ему дорога, как память. Когда-то у него была такая, пока ее не отобрали.
— Кхм... — едва взял себя в руки Любомир, и прокашлялся. — Он убил их... И прислал сообщение.
Гений мысли, которым себя воображал Распутин, ничего не понял. Такое случалось редко.
— Кто... Кого?
— Лучше показать, — сдался Любомир, и сделал приглашающий жест на выход из спальни.
Распутин накинул на себя вещи, которые приходилось брать самому, а не ждать слуг, и морщась, пошел в свой кабинет.
Что дело важное он понял, но осознал до какой степени — лишь тогда, когда по дороге не встретил слуг вообще. Такое бывало исключительно редко, когда они боялись за свою жизнь.
Распутин предполагал, что Любомир поведет его в кабинет, где и решалось большинство рабочих моментов. Вместо этого они пошли по длинным коридорам совсем в другую сторону.
Любомир не любил много говорить, потому делал все молча, а Распутин слишком ему верил, чтобы заподозрить хоть в чем-то. Хотя бы потому, что их соединяла клятва души, и нарушить ее он не мог.
Любомир вывел Распутина во внутренний дворик их замка, где указал на его любимую разломную сакуру.
— Там...
— Любопытно... — задумался Распутин, и стал приближаться к дереву.
Однако, с каждым его шагом, его ноги становились все тяжелее и тяжелее, и теперь, после десятка пройденных метров, он уже сам рычит, как ранее делал это Любомир.
Под его любимым деревом, где он так любил проводить время в одиночестве и медитациях, была сложена пирамида из человеческих голов. Голов его усиленной боевой звезды. Все пять отрядов по пять человек во главе со стариком Валериусом были здесь.
Но даже не это так выбило почву из-под ног всегда рассудительного Распутина. Далеко не это...