Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена. Страница 50

— Ничего… ничего, — сквозь зубы бормотал Леон. — Скоро холмы… скоро рассвет.

К тому времени, как они добежали до опушки, всё тело Эжени онемело от холода. Леон на миг остановился, чтобы скинуть с себя плащ и укрыть им девушку.

— Ваш оберег! — слабо воспротивилась она.

— Если они нас догонят, обереги нам всё равно не помогут.

Туман позади рассеялся, и на мгновение Эжени с Леоном увидели всю преследовавшую их свору — Ольхового короля, вновь принявшего обличье оленя, королеву фей с искажённым от злости лицом, потерявшим свою былую красоту, тяжело пыхтящего тролля, растрёпанных дриад, неуклюже переваливающихся гномов. И где-то рядом с ними неуловимо нёсся Лисёнок, нагоняя покрывало тумана.

Эжени и Леон выбежали на холм и пустились вниз. Небо тем временем стало светло-серым, с проблесками голубого, где-то далеко забрезжил розовый свет зари, и громкий крик петуха разнёсся над холмами, слившись со стоном королевы фей, полным отчаяния и бессильной злобы. В тот же самый миг у Эжени окончательно отказали ноги, и она без сил упала на землю. Леон, ругнувшись, опустился на колени рядом с ней и оглянулся на лес. Очертания лесных тварей таяли без следа, растворялись в свете нового дня и вскоре исчезли совсем. Затих злобный лай, умолкли крики, и на холмах наступила оглушающая тишина, нарушаемая только громким дыханием беглецов.

[2] Французская народная песня «Возвращение моряка», пер. И.Г. Эренбурга

Глава XVIII. Просьба о помощи

Должно быть, оберег всё-таки сработал не полностью, и какая-то часть колдовского тумана окутала собой сознание Леона, превратив окружавшую его действительность в нечто среднее между явью и сном. Он понимал, что находится ночью в лесу, в окружении существ, не желающих ему ничего хорошего, но при этом не чувствовал ни страха, ни гнева — только странное равнодушие и расслабленность. Он спокойно сидел возле дерева, созерцая хороводы дриад и сатиров, прищурившись, наблюдал за пляшущими в воздухе крошечными эльфами с их яркими крылышками и даже не противился, когда какая-то девушка, беспрестанно менявшая обличья, потянула его за собой вглубь леса. Её волосы приняли медно-рыжий оттенок, а глаза заблестели зелёным, и Леон невольно вспомнил о де Круаль. При желании можно было бы легко представить на месте лесной нечисти шпионку Кольбера и делать с ней всё… всё что угодно.

Но когда рыжеволосая нимфа уже прильнула к его губам, запуская ладонь под рубашку, блуждающий взгляд Леона встретился со взглядом Эжени де Сен-Мартен — испуганным, разгневанным, неверящим. Его точно подбросило на месте, и он быстро высвободился из рук своей спутницы, огромным усилием воли подавив желание броситься к Эжени. Её глаза были ясными и смотрели вполне осознанно — конечно же, она тоже сделала оберег, прежде чем отправиться в лес на поиски того, кто вообще-то должен был охранять её, но вместо этого сам оказался во власти чар. Леон терзался муками совести от того, что Эжени из-за него пришла к лесным духам и подвергла себя опасности, но он не мог сделать ничего, кроме лёгкого прикосновения к розетке из перьев — символа того, что оберег защищает его от чар.

Зато танец Эжени бывший капитан запомнил даже слишком хорошо. В тот момент, когда он смог пробиться через толпу лесной нечисти и увидеть девушку, она была уже почти раздета, и это вызвало в нём тревогу. Не удалось ли лешим и сатирам своими чарами добиться того, что Антуан де Лавуаль не смог сделать силой? От одной мысли об этом Леона начало трясти, но Эжени, судя по всему, вполне понимала, где она находится и что должна сделать. На её белой шее, плечах и груди, насколько мог разглядеть Леон, не было следов поцелуев или укусов, рубашка не была разорвана, да и Алиса Моро, насколько он знал, вернулась из леса очарованной, но девственной. Возможно, сатиры предпочитают общество дриад и не трогают человеческих женщин — по крайней мере, до той поры, пока эти женщины не вступят в ряды поданных Ольхового короля.

Смотреть, как женщина, которой ты должен подчиняться по долгу службы, танцует в одном нижнем белье, было чем-то постыдным, и больше всего Леона смущало то, что ему это нравилось. Он с трудом заставил себя отвести глаза от её нескончаемых плавных движений, от худого гибкого тела, едва прикрытого кружевной рубашкой, отчаянно желая, чтобы танец продолжался как можно дольше. Когда же он всё-таки закончился, Леон не смог подавить вздох, в котором смешивалось разочарование и облегчение.

Эжени сделала то, что казалось невозможным, — она заключила договор с лесными духами, освободила от их власти Мишеля Буше и Алису Моро, а потом бросилась на защиту своего стражника и своих земель. Леон сам бесстрашно глядел в глаза королеве фей, сияющей своей ослепительной холодной красотой, отказался преклонять колени перед ней и её мрачным диким королём, но храбрость Эжени, осмелившейся спорить с нечистью и даже угрожать ей, открыто проявляя свою магию, вызывала у него благоговение. Он понимал, что духи не простят подобной дерзости, и рванул девушку прочь, едва Лисёнок, по какой-то непонятной причине вздумавший помогать им, крикнул «Бегите!».

Сын Портоса дотащил свою измученную спасительницу до холма и повлёк вниз по склону, думая только об одном — как принять удар разбушевавшейся нечисти самому, как укрыть от него Эжени? Он понимал, что она может защищаться магией, но знал, что запасы этой магии не бесконечны, что девушка скоро выбьется из сил, пытаясь отразить атаку Ольхового короля и его подданных. Он в отчаянии оглядывался в поисках своей неведомо куда подевавшейся шпаги или хоть чего-то, сделанного из железа, и уже готов был вытащить из волос своей спутницы заколку, но тут раздался звонкий крик петуха, и озлобленная нечисть с яростными криками растаяла в глубине леса.

Только сейчас Леон по-настоящему ощутил, что всякие чары слетели с него, вдохнул полной грудью холодный утренний воздух и тут же закашлялся. Зрение прояснилось, и он увидел, что сидит на склоне холма, прижимая к себе дрожащую Эжени, укутанную в его плащ. Небо уже начало светлеть, на горизонте забрезжили первые лучи солнца, но трава была подёрнута инеем, и обоих беглецов колотило от холода. При виде босых ног Эжени Леон вздрогнул.

— Вам надо немедленно одеться! Дьявол, ваша одежда осталась в лесу! Тогда… вы сможете вашей магией разжечь костёр?

— Думаю, смогу, — слабым голосом ответила она.

— Ждите меня здесь, — велел Леон и кинулся вверх по склону — на поиски веток для костра. Впрочем, долго их ему искать не пришлось, так как вместо веток он нашёл кое-что другое. Возле самой опушки на земле лежал какой-то свёрток, в котором оказалась одежда Эжени, её сапожки и порядком скомканная шляпа Леона. Всё это было обёрнуто тёмно-зелёным плащом.

— Похоже, Лисёнок заботится обо мне, — девушка выдавила слабую улыбку при виде одежды, которую Леон, бегом вернувшийся назад, поспешно положил к её ногам.

— Почему он помогает нам? — Эжени не просила своего спутника отвернуться, но он сам поспешно сделал это, едва она стала одеваться.

— Ему нравится, что я защищаю не только людей от нечисти, но и нечисть от людей, — её голос звучал бесконечно устало. — А Ольховый король, по его мнению, слишком уж любит играть с людьми, забывая, какой вред это может им причинить.

— Вы доверяете Лисёнку? Не может всё, что он сделал, оказаться жестокой шуткой?

— Не знаю, — вздохнула она. — Разве вообще можно доверять нечистой силе? Но он рассказал нам про обереги, нынче ночью на балу предупредил меня, чтобы я ничего не пила и не ела, объяснил, как можно заставить Ольхового короля расколдовать очарованных, помог нам сбежать…

— Вы думаете, король сдержит своё обещание?

— Не знаю, — повторила Эжени. — Но он поклялся при всех своих подданных Ясенем, Дубом и Тёрном. Лисёнок шепнул мне, что для лесных духов это самая священная клятва, а зачем Лисёнку лгать мне? Духи тем и отличаются от людей, что не могут нарушить клятву. В любом случае, больше я ничего не могу сделать для бедных Мишеля и Алисы.