Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена. Страница 66

— Что ж, вы хотя бы можете сделать для Девы в белом что-то хорошее, — примирительно произнесла она, стараясь не обращать внимания на обжигающий взгляд Жакоба. — Она — дух Анны Ришар, дочери Жана и Марты.

— Я знаю, что у них была дочь, но она сбежала много лет назад, — де Матиньи поднялся, кряхтя и опираясь на руку слуги, и с недоумением посмотрел на Эжени. — Марта прокляла её, и теперь они почти никогда не вспоминают Анну.

— Анна не успела сбежать, — мрачно ответила девушка. — Уходя со своим возлюбленным из деревни, она упала в тот самый овраг, в котором Жанет сломала ногу, но Анне повезло меньше — она сломала себе шею и мгновенно скончалась. Юноша похоронил её в дубовой роще и ушёл из деревни. Поэтому я и сказала вам про овраг. Ради всего святого, сделайте что-нибудь, пока в ваших владениях не появилось ещё одно привидение или ещё одна хромая!

— Конечно-конечно, — поспешно закивал Луи. — Но как быть с призраком Анны? Её ведь нужно… как-то изгнать?

— Мне придётся поговорить с её родителями, — печально ответила она. — И боюсь, разговор будет не из лёгких.

***

Эжени, как обычно, оказалась права. Разговор с Жаном и Мартой Ришар они с Луи по обоюдному согласию отложили до следующего утра, но от этого он не стал проще. Служанка и конюх, когда их позвали для беседы в гостиную, выглядели очень настороженными и постоянно озирались, видимо, в любой момент ожидая появления привидения. Эжени разбавила правду крупицей вымысла — она ничего не стала рассказывать про Луи и Жанет, а представила всё так, будто Анна Ришар и была той загадочной Девой в белом. По её словам, неприкаянная душа Анны желала явиться родителям, но в то же время стыдилась, а после того случая, когда Марта едва не свалилась с лестницы, и вовсе удалилась в дубовую рощу, не желая ещё больше напугать мать или стать причиной её гибели. К концу рассказа Марта рыдала в голос, Жан же закрыл лицо руками, а его сгорбленные плечи тряслись.

— Анна… Доченька моя… Как же это так вышло? Да ведь и не хотела я её проклинать, в сердцах сказала… а она теперь по земле бродит, страдает, покоя найти не может, — всхлипывала Марта. — Да простила я её, давно простила, ласточку мою! Я-то думала, она где-то в чужой стороне, живёт со своим кузнецом во грехе, а оно вон как вышло… Лежит моя Анна в земле, в той самой роще, мимо которой я, почитай, каждый день хожу и не знаю ничего! — крупное тело служанки содрогалось от рыданий.

— Выкопаю, — беспрестанно твердил Жан. — Сам выкопаю её косточки, все до единой соберу, похороню как надо. Вы только укажите, где моя доченька лежит, а там я уж сделаю всё, как подобает. Сам сделаю, сам выкопаю…

Эжени выразила надежду, что дубовая роща невелика, а Анри зарыл свою возлюбленную под самым большим и высоким деревом, так что найти её могилу будет нетрудно. Затем она распрощалась с безутешными родителями, и тягостный разговор был окончен.

Луи де Матиньи, казалось, вовсе забыл о том, что такое лесть. Со своей гостьей он был вежлив, тих и даже робок, на Леона же по-прежнему не обращал внимания. Жакоб перестал смотреть на Эжени волком и теперь переживал только из-за одного: не раскроет ли она его страшную тайну? Но ни Эжени, ни Леон (которого, правда, в присутствии своей хозяйки так и тянуло пошутить про наклонности гасконца, но девушка всякий раз одёргивала его) не собирались вмешиваться в чужие отношения. Эжени прямо заявила де Матиньи, что не держит на Жакоба зла за его выходку с мышами, и попросила не прогонять его. Луи, впрочем, и не собирался этого делать: было бы трудно найти нового слугу, да ещё такого верного, пусть он и не понимал, в чём заключается причина этой верности.

Они с Луи условились никому не рассказывать правду о Деве в белом: пусть Жюльен де Лассаль и остальные верят в неудачную шутку своего товарища, а Марта и Жан — в то, что это дух их дочери блуждал по замку, взывая к родителям. Де Матиньи в любом случае стал бы всё отрицать, а Эжени не имела никакого желания прославиться за счёт разоблачения фокусов. Именно по этой причине она не стала рассказывать правду ни Марте с Жаном, ни кому-нибудь из деревенских жителей. Жанет Колло после той ночи в библиотеке исчезла из деревни — впрочем, проклятый овраг был здесь ни при чём. Поговаривали, что она уехала в другие края, к одному из своих многочисленных любовников — подальше от Луи с его странными фантазиями и от мест, где водятся настоящие привидения. Эжени, временами испытывавшая страстное желание покинуть Бретань и умчаться куда-нибудь, где по лесам не бродят оборотни и духи, а в дома не заглядывают призраки, не могла осуждать Жанет.

Так и закончилась эта история. Кости Анны Ришар выкопали из-под раскидистого дуба и торжественно похоронили, проведя над ними все церковные обряды. Ни Эжени, ни Леон, ни Луи больше не видели привидения и посчитали, что Анна наконец-то упокоилась с миром. Де Матиньи как будто забыл о своих грандиозных планах по поводу женитьбы и решил вложить немногие оставшиеся у него деньги в постройку прочного моста через овраг. Жакоб остался служить хозяину со своей бесконечной преданностью и своей тайной, а Эжени и Леон отправились домой.

Обратный путь обычно кажется короче, но этот раз оказался исключением. Было чувство, что всё, буквально всё ополчилось против путников, мешая им быстро добраться до дома. Дороги развезло так, что лошади с трудом вытягивали копыта из жирной чёрной грязи, с неба то и дело накрапывал мелкий противный дождик, заставляя всадников ёжиться и плотнее кутаться в плащи, ветер нещадно бил то в спины, то в лица, трепал волосы людей, края одежды, лошадиные хвосты. С приходом весны на дорогах стало больше путешественников — скакали верхом на горячих конях столь же горячие молодые люди, стремящиеся по большей части в Париж и наверняка мечтающие стать мушкетёрами, неспешно тащились потрёпанные жизнью крестьяне в повозках, лениво подгоняя усталых лошадей, проезжали в роскошных каретах знатные дамы и господа. Эжени не раз замечала, как Леон провожает взглядом очередную карету, и взгляд его словно затуманивается, а на лице появляется выражение неизъяснимой грусти.

«Должно быть, это связано с той рыжеволосой женщиной по фамилии де Круаль», — думала Эжени, и всякий раз в её сердце вспыхивал огонёк ревности, но она старалась тут же загасить его — не хватало ещё уподобляться гасконцу Жакобу, ревнуя бывшего капитана к каждой встречной женщине! Де Круаль была давно, в прошлом, и теперь она уже вряд ли встретится на жизненном пути Леона. Он очень уклончиво рассказывал про отрезок пути, проделанный со шпионкой Кольбера в карете и на корабле, и именно эта уклончивость и позволила Эжени догадаться, что именно произошло в это время между её спутником и де Круаль.

Из-за великого весеннего движения путников гостиницы были забиты до отказа, и случилось то, что рано или поздно должно было случиться — Леону и Эжени достался один номер, несмотря на то, что сын Портоса потрясал шпагой и грозил хозяину заведения всевозможными карами, а девушка обещала щедрое вознаграждение.

— Нету, господа, Богом клянусь, нету больше мест! — сухощавый седой хозяин торопливо крестился, хотя в его исполнении этот жест выглядел так, будто он чешется под мышками. Что, возможно, было недалеко от истины, поскольку гостиница относилась к заведениям такого сорта, в которых клопов и мышей больше, чем постояльцев. Но выбирать не приходилось, и путники остановились здесь.

Комната, которую им отвели, была более узкой, чем хотела бы Эжени, кровати — более жёсткими, вода в бадье, предназначенная для смывания дорожной пыли с тела, должна была быть горячей, на деле же оказалась едва тёплой, а о качестве поданной на ужин пищи невозможно было думать без слёз, потому что количество лука в ней превышало все мыслимые пределы. Ни Леон, ни его спутница почти не притронулись к еде, и девушка вскоре ушла, сославшись на усталость и головную боль. В комнате она быстро переоделась, скользнула под одеяло и повернулась к стене, в надежде уснуть до того, как капитан поднимется к ней. Она понимала, что Леон никогда не причинит ей вреда, она вполне доверяла ему, она даже любила его, но спать в одной комнате с мужчиной было столь странно и непривычно, что Эжени старалась не думать об этом.