Пробуждение Ваирагии (СИ) - Аббасов Талех. Страница 32

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Уже не важно, — отмахивается старик.

Ну да, ну да — совсем, совсем не важно. Поэтому ты спросил, вредный старикан. Ну, ничего. Коса тьмы, значит? Запомню. Ещё одна загадка, с которой надо разобраться. Наверняка Талгас что-то об этом знает.

— Хорошо, — пожимаю плечами.

— И даже не спросишь, почему я об этом заговорил… — настоятель хмурится. — Ладно, мальчик…

— Ваша проблема в том, — прерываю я старика, — что вы не воспринимаете меня всерьёз. Я ж не ребёнок, хоть и выгляжу всего на восемь.

Хранители многозначительно переглядываются.

— Да, я многого не знаю и не понимаю, — продолжаю давить, но не повышаю голоса. — Многого не умею, иначе б не хотел стать сильнее. Иначе б не готовился к тому, чтобы стать одним из вас. Так что не надо со мной, как с желторотым несмысшлёнышем каким-то…

— Надо же, надо же. Как мы заговорили, — усмехается старик. — Гиртан, откровенность за откровенность. Я хочу знать твоё настоящее имя. Кто твои родители?

Молчу. Буравлю глазами настоятеля. Опять он требует от меня раскрытие секретов…

— Ты хочешь стать одним из нас? — спрашивает Эяла. — Тогда тебе следует нам доверять.

Тяжело вздыхаю. Заговори об этом кто другой, я бы не поддался. Наставнице же, вопреки всем опасениям Талгаса, хочется довериться… как Адари с Галфалом. Эяла ведь тоже полукровка, пусть и светлая, пусть и предана делу хранителей. И всё же… есть в ней нечто такое. Может, всё из-за того, что я скучаю по парочке кадиров, на время приютивших и оберегавших меня. Тому же старику Эйолу, пусть он и заботился обо мне всё это время, стал близким человеком, я довериться полностью не смог. А в Эяле есть что-то… родное, что ли…

— Про родителей своих ничего не знаю.

Будет слишком опрометчиво с моей стороны называть имя Грайда. По крайней мере сейчас, пока не пойму, насколько могу доверять Ордену Хранителей.

— Моё имя… по цвету моих глаз, — выпаливаю обречённо. — Райсэн.

Гирард смотрит на Эялу, та в ответ кивает, после старик тепло мне улыбается.

— Так меня назвала кадир, — продолжаю я, нервно ёрзая на табурете, — которая заботилась обо мне, пока не отдала в храм. Не спрашивайте почему, и не спрашивайте её имени.

— Надо же, надо же. Теперь мне стало интересно, — хмыкает настоятель.

— Я сказал достаточно. Моё имя говорит само за себя.

— Всё ещё не доверяешь, — улыбается наставница. — Чего ты боишься?

— Смерти, конечно, — пожимаю плечами. — Если пообещаете, что моё имя будете знать только вы трое, то я постараюсь со временем рассказать больше — то, что сочту возможным рассказать.

— Слово хранителя, — настоятель прикладывает правую ладонь к сердцу. — За Фрола и Эялу ручаюсь я сам.

— Хорошо, — врать они не станут; за всё время, проведённое в столичном храме, я успел убедиться, что слово для хранителей — не пустой звук. — Расскажете, как я тут очутился? — показательно обвожу взглядом дом.

— Мы тебя принесли, — говорит наставник Фрол. — Ты лежал без сознания недалеко от сестры Эялы.

— А Дэйше? — смотрю по очереди на хранителей, пытаясь по их глазам и выражению лица понять, о чём они думают.

— Больше никого не было, — отрицательно качает головой настоятель. — Только ты и сестра Эяла.

Странно всё это. Дэйше так сильно хотел меня похитить, и когда я был у него практически в руках, просто взял да передумал? Всё-таки тут, должно быть, Талгас постарался.

— Непонятно, — пожимаю плечами. — Надо бы со всем этим разобраться.

— Это уже оставь нам, — Фрол отлипает от стены и встаёт рядом с настоятелем. — Твоё дело — учиться.

— Хорошо, — коротко киваю, хотя сомневаюсь, что хранители мне поверили, будто я не попытпюсь что-либо выяснить сам.

— Но с одним условием, — старик поднимает указательный палец. — Учиться ты будешь отдельно от остальных. Заниматься с тобой будет наставница Эяла.

— Пусть так, — в душе я обрадовался — хоть какая-то хорошая новость! — но виду тому не подал. — Не объясните, с чего такое отношение ко мне?

Пусть думают, что мне хотелось бы тренироваться с остальными.

— Ты опасен, Райсэн, — произнеся моё настоящее имя, Гирард заставил меня поморщиться; не привык я слышать это имя с чужих уст, — и привлекаешь к себе много внимания, — настоятель хмурится, седые кустистые брови сходятся к переносице. — Кроме того, ты ведь не совсем ребёнок.

— Я понял. Только попрошу, как и прежде, звать меня Гиртан.

— Брат, правильно ли мы поступаем? — спрашивает Фрол, когда он вместе с настоятелем отошёл от домика в лесу достаточно далеко.

— Опять сомневаешься, брат, — качает головой старик.

— Ты сам сказал, что он опасен. Так стоит ли обучать его и делать ещё опаснее?

— Гиртана надо держать поближе к себе. Ты видел, как изменился цвет его глаз. Очень интересно. Мальчик может стать оружием в войне против Даррата.

— Если он раньше не умрёт или не погубит всех… За ним снова будут охотиться. Мы так и не нашли третьего тёмного. Если он вернётся…

— То мы его встретим. Как и подобает хранителям.

— И всё же… если мы ошиблись, Гирард, то поплатимся. Мальчика стоит увести куда подальше. Если за ним явится куда больше тёмных, мы можем не справиться.

— Даже если так, — настоятель качает головой, — тёмные всё равно нагрянут сюда, прежде чем искать мальчика где-то ещё. Поэтому нам следует подготовиться…

Глава 19

Талгас приходит в себя, шипя от боли в левой стороне груди. Грудь перевязана. Райкан лежит на чём-то мягком, уркытый шерстяным одеялом. В теле непонятная слабость. Брони нет, об оружии говорить вообще не приходится. Он медленно открывает глаза и щурится из-за мягкого сияния, заливающего каменное помещение.

Чуть приподнявшись и морщась от боли, Талгас осторожно осматривается. Окон нет, чёрная металлическая дверь со следами ржавчины. Сияние исходит от четырёх ромбовидных кристаллов, висящих под потолком в углах комнаты — и вот на них больно смотреть. Странно, это точно не кристаллы сэндира. Светлые не стали бы разбрасываться своими драгоценностями ради подобных мелочей. Но одно точно ясно — это темница. Хотя в данном случае правильнее будет светлица. Талгас усмехается собственным мыслям и тут же морщится от боли. Проклятье. Лучше не дёргаться и не теребить рану.

— Порченый, чтоб тебя… достал всё-таки! — цедит сквозь зубы райкан.

Талгас смеживает веки, расслабляется. Надо отдыхать и восстанавливать силы. В таком состоянии он всё равно пацану ничем не поможет. Остаётся надеяться, что у мальца всё в порядке, что хранители смогли его уберечь. В противном случае… нет, не хочется думать, что будет с мальчиком в противном случае.

— Тьма. Как же я жалок… — выдыхает Талгас. — Видела бы она меня. Наверняка так бы и сказала: «Не важно выглядишь, тёмный», — он улыбается одними уголками губ, вспомнив любимую. Эти слова она произнесла в их первую встречу на поле брани. Потом они вместе, плечом к плечу, прошли сквозь множество битв против чудовищ Даррата.

— Славные были деньки, да, Аштариен? — вспоминает Талгас, шепча слова в пустоту. — Жаль, что всё так печально закончилось…

Сэнайн вернулась в Эвеонер после трагического случая, и больше райкан не видел свою светлую любимую. Однако он до сих пор чувствует невидимые узы силы, что навсегда соединили их — крепче всяких клятв и обещаний. Тёмная нить, что, постепенно светлея, тянется от него к ней сквозь пространство и время в Эвеонер…

— Ради нас, Ашта… Я должен защитить пацана.

Скрежет засова, скрип открывающейся двери. Талгас открывает глаза и осторожно поворачивает голову к посетителю. Седобородый старик в алом балахоне, надетом поверх кожаного доспеха. Талгас узнал настоятеля хранителей, так как из-за мальчика приходилось следить и за остальными обитателями храма.

— Вижу, ты уже пришёл в себя, — старик смотрит в чёрные без белков глаза райкана, немного помолчав, кивает каким-то своим мыслям и подходит ближе к раненому.