Луны морозные узоры. Часть 2 (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна. Страница 8

Изабелла переоделась в гостинице — вот и весь секрет. У нее должно быть мало времени, но, тем не менее, она находит возможность переменить платье, привести себя в порядок… неужто ради встречи со мной? Разве измученная, уставшая, скромно одетая дама в непростом положении не вызовет больше сочувствия у другой дамы, нежели девушка в вызывающем наряде, яркая, наглая сверх меры? И Изабелла знала, что Мартен в отъезде, и, соответственно, разоделась не ради того, чтобы произвести впечатление на моего мужа.

Ради Джеймса?

Как, когда она могла узнать, что Мартена нет в городе, а меня навещает некий любовник? Выяснить, где мы живем, нетрудно, это легко сделать заранее, но остальная информация… Или Изабелла позаботилась собрать о нас все сведения, какие возможно? Для чего? Не много ли всего для молодой женщины, прибывшей в Верейю лишь для визита к колдунье?

Не выспавшаяся, терзаемая подозрениями и предположениями, я встала пораньше, спустилась в мастерскую, но продолжить незаконченную работу тоже не смогла. Взяла чистый лист бумаги и попыталась набросать портрет Мартена, однако черный грифель в моей руке словно жил своей жизнью, и вскоре я спохватилась, что, отвечая собственным тайным желаниям, сплетаю из тонких легких линий черты иного лица, рисую его так, как если бы живая его модель сидела сейчас передо мною, смотрела внимательно, с затаенной нежностью в темных глазах, с ласковой полуулыбкой, готовой в любой момент укрыться в уголках губ. Смутившись, я отложила грифель, смяла лист — сжечь бы его поскорее, свидетельство мыслей моих недопустимых, порочных! — но спустя минуту, передумав, разгладила осторожно и спрятала в стопке среди старых набросков. В конце концов, мастерскую посещали только Мартен, Джеймс да Кора и никто из них не станет копаться в моих бумагах, что-то искать, пытаясь посмотреть те картины, которые я не хочу или не готова еще показывать.

По своему обыкновению я позавтракала с Андресом в детской, потом мы вышли погулять в сад. К полудню слуги накрыли стол в саду для нашего с Корой традиционного чаепития, и следом появилась Изабелла, определенно лишь недавно поднявшаяся с постели. Села на стул, обычно занимаемый Корой, окинула моего сына скучающим взглядом. Я почувствовала, как замерший подле меня Андрес насторожился, рассматривая гостью, принюхиваясь к ней по-звериному. Изабелла же, потеряв к ребенку всякий интерес, отвернулась к приборам на столе, приподняла крышку низкого пузатого чайника, скривилась брезгливо.

— Что это вы тут пьете? — осведомилась она придирчивым тоном.

— Чай, — я коснулась черных кудрей сына. — Разве в Афаллии нет чая?

— Есть. Но он дорог и его почти никто не пьет, — Изабелла вернула крышечку на место и взяла с тарелки ломоть нарезанного сыра. — Понимаю теперь почему. На вид гадость страшная, да к тому же пахнет травой.

— Прости, но я уже давно позабыла, что принято пить в Афаллии, — я слукавила. Помню и о том странном напитке, называемом элем, и о привычке знатных афаллийцев постоянно пить разбавленное вино.

— Пусть принесут вино, — ответила Изабелла.

Вино она, к моему удивлению, разбавлять не стала, подождала, пока слуга наполнит бокал почти до края, и пригубила напиток, темный и густой, словно кровь. И лишь затем принялась за завтрак. Я отвела Андреса в дом, под присмотр няни, пообещав, что скоро приду к нему, и вернулась в сад.

Вино она, к моему удивлению, разбавлять не стала, подождала, пока слуга наполнит бокал почти до края, и пригубила напиток, темный и густой, словно кровь. И только затем принялась за завтрак. Я отвела Андреса в дом, под присмотр няни, пообещав, что скоро приду к нему, и вернулась в сад. И своевременно успела перехватить вышедшую из дома Кору. Взяв русалку за руку, я отвела Кору за кусты жасмина, сплошь усыпанные белыми цветами, объяснила вкратце, кто такая наша нежданная гостья на самом деле и что ей нужно. Я не поделилась лишь словами Джеймса да собственными подозрениями, не хочу, как когда-то в Афаллии, видеть во всем заговоры и злой умысел. Кора выслушала меня со странным выражением лица, отражающим причудливо недоверие, настороженность и раздражение, оглянулась на столик и сидящую за ним Изабеллу, наполовину скрытые от нас благоухающими ветвями. Затем посмотрела на меня решительно, непреклонно.

— Выстави ее.

— Что, прости? — в первое мгновение я растерялась, менее всего ожидая услышать подобное от Коры.

— Я говорю, гони ее взашей. Чтобы ни ноги, ни запаха ее здесь не было к возвращению Мартена. И о ее клыкастой спутнице не забудь.

— Кора, я не могу. Изабелла принцесса Афаллии и…

— Ты принцесса, ты рождена ею, а леди Изабелле всего лишь повезло выйти замуж за принца, — возразила Кора. — Она одна из ставленников проклятых и ко всему прочему вчера вечером едва ли не в открытую вешалась на Джеймса, а подобное ее поведение недопустимо и возмутительно. Я дочь моря, а мы, как тебе известно, свободны в своем выборе и отношениях с мужчинами, мы не выходим замуж и редко образуем постоянную пару, но, поверь мне, ни одна русалка, сколь бы легкомысленна и безрассудна она ни была, не позволила бы себе и лишнего взгляда в сторону Джеймса, не говоря уже о большем. Если ты явилась к кому-то незваной гостьей и просишь приюта или помощи и тебе их оказывают, тебя принимают в доме, хотя, может статься, ты там совсем не ко двору, и делятся с тобой необходимым, хотя, возможно, и сами не имеют всего в достатке, то по негласному закону гостеприимства ты не заглядываешься ни на чужое имущество, ни на чужих мужчин. Это элементарное правило, которому следуют неукоснительно, по крайней мере, среди нас, нелюдей.

Только порой правила хорошего тона, допустимые у людей и у других народов, разнились слишком сильно, различались, словно солнце и луна. Знаю, ни один мужчина из двуликих не станет засматриваться на чужую пару, если не имеет намерений вступить с ней и ее партнером в освященный богами брачный союз, да и среди многих женских народов не принято оказывать внимание чужому мужчине, но Изабелла человеческая девушка и руководствуется иными законами, иной моралью.

— Она человек, — повторила я вслух.

— Насколько мне известно, даже в человеческом этикете нет правил, разрешающих вести себя как портовая девка, будучи в гостях в приличном доме, — парировала Кора.

— И Джеймс пока свободный мужчина. В конце концов, она же не с Мартеном кокетничала.

— Еще чего не хватало! Лайали, выгони ее.

— Я не могу, — понимаю, что оправдываюсь за собственную слабость, легковерие и мягкотелость, жалко, неубедительно, но что поделать теперь, когда я согласилась, когда пустила Изабеллу в наш дом? И впрямь выставить ее, как пытались выставить, убрать от королевской семьи и двора меня? — Она не только принцесса, она девушка, оказавшаяся в трудной ситуации. Как я могу просто выгнать ее, как могу быть настолько жестокосердной, чтобы отказать в помощи нуждающемуся человеку?

— Что-то я пока мало благодарности видела и еще меньше — уважения к тебе как к хозяйке дома, — русалка посмотрела на меня пытливо. — Она тебе угрожала? Или шантажировала?

— Нет, — ответила я быстро.

— Хорошо. Если не можешь ты, то давай я выгоню эту вертихвостку, — предложила Кора. Подумала мгновение и добавила с легкой, небрежной полуулыбкой: — Или утоплю, когда она будет принимать ванну.

— Не смей! — видит Серебряная, как бы я ни относилась к Изабелле, какие бы неприятные, смешанные чувства она ни вызывала, но смерти ей я не желала. Не хотела, чтобы гибель супруги Александра осталась на моей совести и, тем паче, произошла под крышей моего дома. — Никто не станет ни выгонять Изабеллу, ни пытаться причинить ей вред. Она сделает то, ради чего прибыла в герцогство, и сразу же покинет нас. Прежде всего Изабелле самой нельзя задерживаться в Верейе, иначе ее хватятся в Афаллии. Что до Джеймса, то, повторю, он пока не связанный обязательствами мужчина, а Изабелла замужем, — я смерила русалку строгим, как мне казалось, взглядом и, подобрав юбки, вернулась к столу.