Призыв ведьмы. Часть четвертая (СИ) - Торен Эйлин. Страница 30
— Я знаю, родной, знаю, — проговорила Хэла, на деле так же утопая в том, что случилось.
Убеждая себя, что это был плохой сон, и больно было от потери, хотя Верлеас ей помог, унял боль и забрал кровь, но внутри всё равно было пусто и надо было вцепиться в Рэтара, потому что он был тем, кто мог эту пустоту заполнить.
— Отпусти, — попросила Хэла.
— Нет, — заупрямился он. — Это решение. Я… если бы его не было, то я бы совершил что-то другое, чтобы спасти тебя. Я бы предпочёл умереть, но тебя бы спас. Я… просто всё было совсем плохо и…
— Всё прошло, — прошептала ведьма. — Мы переживём.
— Хэла моя, — простонал Рэтар, — ты моя прита.
— Прита? — усмехнулась она. — Это вроде кто-то или что-то очень красивое, нет?
— Не совсем, но красивая, да, — улыбнулся феран и поцеловал в шею. — Сейчас конечно уже мало кто помнит, что приты, дети бога Сэягту, не только очень красивые создания. Но и они олицетворяли собой всё прекрасное, хорошее, что есть в мире. Они свет, добро…
— Это не про меня, — возразила Хэла, улыбаясь.
— Прощение, — продолжил Рэтар.
— Прощение, ок, я согласна, — согласилась ведьма. — Но вот свет, добро… это не про меня.
— Не спорь со мной, — попросил феран, хмурясь с улыбкой.
— Ладно, сегодня не буду с тобой спорить. Прита, значит прита, — рассмеялась Хэла, но уже в следующий момент задохнулась от дрожи в теле. Рэтар перестал говорить и перешёл к делу.
Спустился с поцелуями от шеи к груди, потом ниже. Ведьма слабо запротестовала, понимая к чему идёт дело, но спорить и вправду было глупо, потому что с ним не поспорить, это раз. И ей это бесконечно нравилось — два.
Она хватанула воздух ртом, выгнулась. Руки Рэтара мгновенно сжали её, притянули к себе сильнее. Потом он дёрнул её на себя и наконец сделал то, чего она так хотела — вошёл в неё. Хэла взвыла, уже не сдерживая себя, вцепилась в него. Этого было достаточно, чтобы напрочь обо всём забыть, растворяясь в желании, эмоциях, счастье близости. Такой жестокой и страстной и одновременно с тем щемяще нежной и трепетной.
Уснули они сцепившись кажется намертво, потому что не только у Рэтара внутри был этот страх потери, но и Хэла, до умопомрачения боялась его потерять, особенно сейчас.
Открыв глаза, ведьма поняла, что наступило утро. Она всё так же была прижата к Рэтару его стальной хваткой, полной власти, но дарящей чувство защиты. Улыбнулась, потому что всегда считала, что вот так, когда тебя прижимают, тискают в объятьях, выспаться невозможно, но ошиблась. Дожила до того, что теперь вот наверное и не может спать без этого его дыхания в её голову, этих ручищ сгребающих и держащих, не позволяющих даже пошевелиться, чтобы их хозяин не проснулся и, убедившись, что она рядом, уснул дальше.
А потом Хэла нахмурилась, прислушалась… повела головой.
— Что? — вскинулся Рэтар, не открывая глаз, но удерживая её, сильнее, словно она собиралась уйти. Ведьма ухмыльнулась.
— Всё хорошо, — ответила она, замирая.
Но это чувство, что что-то… напряглась, пытаясь понять, что изменилось.
— Рэтар? — позвала она и феран открыл глаза. — Ты слышишь?
Он тоже прислушался, потом с вопросом посмотрел на ведьму.
— Слышу что? — спросил феран.
— Птицы поют, — ответила Хэла, понимая, что не пели до сих пор, а сейчас надрываются, словно их там тьма, откуда только взялось столько, чирикают себя не помня.
— Это халовки, — отозвался Рэтар глухо, окончатльно просыпаясь.
— Халовки? — спросила Хэла. — Прям, как я?
— Да, и ты на них похожа, — ухмыльнулся феран, всматриваясь в окно.
— Не умею молчать? — уточнила ведьма.
— Нет, — улыбнулся он, притягивая её к себе, целуя в лоб. — Они необычные. Маленькие. Это первая птица, которая прилетает, когда уходит холод. Она в это время серенькая. Когда ищет себе пару, то становится яркой, невероятно красивой, и петь начинает по-другому. А когда на гнезде сидит, то становится такого цвета, как ствол дерева, или такого, как листва. Зависит от места гнездования. Её найти невозможно практически. А пением она начинает подражать другим птицам, чтобы запутать хищников. А потом она снова становится серенькой, и улетает в тепло, когда приходят холода.
— То есть, пришло тепло? — сделала вывод женщина.
— Боги, Хэла, я не слышал это пение три тира, — у Рэтара было такое лицо, его будто поразило это явление, привычное раньше, но теперь ценное, уникальное почти. — Кажется и вправду это оно.
Феран замер, слушая щебетание.
— То есть наконец весна пришла, раз эти птицы прилетели?
— Весна? Это пора цветения у тебя в мире?
— Да. Зима — холод. Зима ушла, весна пришла, — пояснила она, потом просияла. — Так может это Милка работать начала, а?
— Это, — Рэтар встрепенулся и перевёл взгляд на Хэлу, потом улыбнулся. — Может быть.
— Надо было меня раньше высечь! — воскликнула ведьма с деланной досадой, смотря на реакцию Рэтара.
С мгновение он был под впечатлением от прилетевших птиц и осознания, что наконец-то эти дурацкие холода уйдут, потом нахмурился и уставился на неё. Взвился и простонал:
— Хэла, да что ж, — и невозможно было понять злиться он, или нет.
— Я пошутила, Рэтар, — поспешила ретироваться она.
— Не смей, — рыкнул феран, подминая её под себя, — так шутить, слышишь?
— Буду, — упрямо выдохнула ведьма.
— Хэла, нет! — всё-таки Рэтар разозлился.
— Это уже фигня, — прошептала она, обнимая его. — И ты меня тискаешь, когда злишься.
— Несносная моя ведьма, — покачал головой Рэтар. — Зараза ты, боги!
— Вчера прита, значит, а сегодня зараза? — она повела бровью.
— Да. Зараза. Хворь, язва, лихорадка, болезнь — всё моё, — прохрипел он и толчком зашёл в неё, выбивая дух напрочь. — Люблю тебя, Хэла.
И нежно прошёлся губами по её подбородку, когда она откинула голову назад, в гортанном возгласе, от его неожиданного вторжения. Пальцы вцепились в его спину. Рэтар легонько переместил её и найдя губы поцеловал.
— Я люблю тебя, Рэтар, — выдохнула Хэла ему в губы и голодной первобытной страстью их снова снесло в бездну греха.
Глава 8
Проснувшись, когда Изар уже зашёл, почувствовав рядом Хэлу, Рэтару захотелось взвыть. В нём было невыносимо острое желание, чтобы она была частью него самого. Не отдельной. Чтобы не могли сделать так, будто её может не быть, или её можно отобрать, злым желанием кого бы то ни было, а если сделали, то выдрали куском тела и он бы уже не мог жить дальше. Эта мысль душила, потому что была неправильной, но избавиться от неё Рэтар не мог.
И, хотры его разорвите, но после близости он чувствовал, что что-то не так. Что-то неуловимо изменилось в ней, что-то надорвалось, надломилось. Она стала другой. И конечно Рэтар понимал, что ничего не исправить, только сделать так, чтобы не испортить сильнее. Но и принять было так невыносимо больно.
У него поднялась рука на его Хэлу.
Никогда так не трясло, стоять было больно — каждое движение причиняло дикие страдания. А она…
То тёпло, с которым Хэла на него посмотрела, когда шла к столбу. Боги! Вывернуло, скрутило, уничтожило… всего взгляд и он готов был умереть, потому что внутри бушевало такое невыносимое пламя, причиняющее загранную боль. И лучше бы оно его испепелило. Потом стало ещё хуже.
Когда порол, так отчаянно старался сделать всё правильно, но как такое вообще возможно? Рэтар погрузился в такую тьму, что думал уже не сможет выбраться. Пелена теней, обречённая, жгучая, окутала, пожрала. Каждый удар был им ощутим на своей шкуре. И это острое понимание, что теряет, теряет, творит невообразимое, чему нет прощения… он и не ждал…
Хотелось, чтобы она ушла после этого, чтобы не видела его больше, потому что её взгляда, который станет чужим, он не выдержит.
Кажется такой боли Рэтар не испытывал никогда прежде, он был готов умирать ещё сотни раз, но вот это… ничто в его жизни не смогло сравниться с этим. Потому что всё то с чем бороться нельзя — нужно просто принять. Но не было внутри примирения с его поступком, он должен был найти другой выход, должен был…