Тьма после рассвета - Маринина Александра Борисовна. Страница 4

Татьяна выяснила все-таки название кинотеатра, куда нужно ехать на троллейбусе, снова позвонила в справочную, узнала номер телефона и через несколько минут, совершенно успокоенная, вернулась к мужу, рядом с которым уже восседал огромный Михаил Филиппович – груда жира, увенчанная головой с ежиком темных с проседью волос.

– Представляешь, они потащились на троллейбусе смотреть американский двухсерийный фильм про индейцев, – сказала она, обращаясь к Олегу. – Сеанс должен закончиться в двадцать два сорок.

– Это очень поздно, – заволновался муж. – Да им еще назад добираться, а транспорт вечером ходит редко. Ты уверена, что они там?

– Ну а где им еще быть? – улыбнулась Татьяна. – В двух ближайших кинотеатрах ничего подходящего нет. В детском сеанс вообще давно закончился, погода для гуляния неподходящая, они бы уже были дома.

– Сидят на лавочке и целуются, – цинично пошутил Михаил Филиппович. – Ромео и Джульетту пока никто не отменил.

– Ой, типун вам на язык! – со смехом отмахнулась Татьяна. – Олег, одевайся, поехали встречать ребят.

– Нет-нет, – неожиданно вмешался Прасолов, – давайте, Танечка, я вас отвезу, у меня же машина внизу. Олег может остаться здесь, а мы с вами съездим за детьми.

– А почему…

Она собралась было спросить, почему «мы с вами съездим», а Олег останется, но сообразила, что Михаил Филиппович, конечно же, имеет в виду служебную машину с водителем. То есть пассажирских мест всего четыре, дети и двое взрослых – это максимум, пятый человек не уместится. На самом деле практика показывала, что даже в «Запорожец» можно при желании утолкать больше пяти человек, но, наверное, для служебных машин правила более строгие.

– Я поеду? – Татьяна вопросительно посмотрела на Олега.

– Конечно. Спасибо вам, Михаил Филиппович.

– Да ну что ты, не за что. Дети – это святое, я же понимаю, у самого двое, правда, уже выросли.

Елена Андреевна отнеслась к их затее с явным неодобрением, но все равно угодливо улыбалась Прасолову, а Татьяне потихоньку шепнула:

– Не вздумай воспользоваться моментом. Нам нельзя портить отношения с его семьей, мы все от него зависим. Ты поняла?

Татьяна чуть не расхохоталась. Ну конечно, ее подруга Ленка всегда в самую первую очередь думает о выгоде, вот и решила, что Тане надоело наконец нищенское существование. Поди плохо иметь такого любовника, как начальник главка в Минторге, будущий заместитель министра!

Она надела пальто, накинула сверху тонкую шаль, красиво обмотав ее вокруг плеч и шеи, бросила взгляд в зеркало: нет, адюльтер – это не для нее, но, положа руку на сердце, выглядит она прелестно, даже искушенному глазу художника придраться не к чему.

В салоне черной «Волги» пахло новой кожей и мужским одеколоном. Тучный Прасолов занимал на заднем сиденье столько места, что Татьяна невольно подумала: «Если даже сейчас мне приходится сидеть почти вплотную к нему, то как же назад-то поедем, если рядом со мной будет сидеть кто-то из детей?»

– Танечка, через месяц у меня командировка в Японию. Я бы хотел что-нибудь привезти для тебя или для твоей дочки.

«Началось, – мелькнуло у нее в голове. – Соблазнительно попросить. Очень соблазнительно. Аленка крупная, рослая не по годам, полненькая, в магазинах детской одежды на нее днем с огнем ничего не найдешь, и ножка большая, детскую обувь такого размера почему-то не выпускают, а взрослые модели… Ну куда двенадцатилетней девочке носить то, в чем ходят взрослые тетки? Мрачно, скучно, да и не по возрасту. И дорого. Производство детской одежды государство хоть как-то дотирует, поэтому цены доступные, а одевать девочку в магазинах для взрослых – мы с Олегом в два счета по миру пойдем. Дети быстро растут, новую одежду и обувь приходится покупать каждые полгода-год. Через месяц… Середина декабря. Может, попросить зимнюю одежку какую-нибудь? Чтобы была легкой, теплой и красивой. Например, дубленочку. Пусть бы Аленка порадовалась! А расплачиваться как? Деньгами? Мы не потянем. Если только одолжить… Или не деньгами?»

– Я очень ценю ваше внимание, Михаил Филиппович, и очень благодарна за предложение, – осторожно произнесла она.

– Итак? Что бы ты хотела? Заказывай, не стесняйся.

– Можно, я подумаю? Мне что-то неспокойно за детей, все мысли только об этом. Не могу с ходу сообразить.

Татьяне показалось, что она вывернулась ловко и деликатно.

– Конечно, подумай. Время есть, еще целый месяц. Как надумаешь – позвони мне. Телефон мой запиши… Или нет, лучше дай мне свой номер, я сам позвоню через недельку-другую, а то знаю я тебя, скромницу, – ухмыльнулся Прасолов. – Постесняешься беспокоить большого начальника. Верно?

– Верно.

Прасолов нажал кнопку, включил лампочку на потолке, достал из внутреннего кармана записную книжку и ручку. Татьяна продиктовала номер. Разговор о телефонном звонке снова вернул ее мысли к Аленке и Сереже. Вот же паршивцы! Неужели так трудно было позвонить Смелянским и предупредить, что идут на длинный двухсерийный фильм? А еще лучше – спросить разрешения у родителей. Когда подростков отпускают в кино в семь вечера, подразумевается, что в девять – начале десятого они уже будут дома.

– Устрою Аленке выволочку за то, что не позвонила, не предупредила, – сердито сказала она.

– Может, двушки не нашлось. Или автоматы не работают. Сама знаешь, как у нас с автоматами: то трубка сорвана, то двушки ест и не соединяет.

Татьяна усмехнулась. Сытый голодного не разумеет, вот уж точно!

– Михаил Филиппович, вы, наверное, уже много лет не звонили из уличных автоматов? Давно можно пользоваться не только двушками, но и двумя монетками по копейке. А если припрет, то и гривенником, он же по размеру ровно такой, как двушка.

– Ну… права, права, – добродушно прогудел Прасолов. – Кому мне звонить из автоматов? Я все вопросы решаю из кабинета да из дома. Но то, что много неработающих автоматов, которые никто не чинит, знаю достоверно, многие жалуются. Волнуешься?

Он внезапно накрыл ее руку своей большой теплой ладонью. Татьяна даже опешила от неожиданности. Как поступить, чтобы не обидеть? Человек вызвался помочь, ничего плохого пока не сделал. Может, это просто жест утешения? Или не просто?

– Не волнуюсь. Скорее, сержусь.

Слава богу, вот и кинотеатр! Машина остановилась, можно выходить. И высвободить руку без всякого потайного смысла.

Двери, ведущие из зрительного зала на улицу, выходили на две стороны, как почти во всех больших кинотеатрах. До окончания сеанса оставалось еще минут пять-семь.

– Давайте походим, прогуляемся, ноги разомнем, – предложил Михаил Филиппович, властно подхватив Татьяну под руку.

Ее локоть оказался плотно прижат к его жирному боку. И не было в этом ничего интимного, а тем более эротичного, только уверенность со стороны мужчины и вялая покорность женщины. «Ничего, – думала она, – всего несколько минут, можно потерпеть. Ну, Аленка, ты у меня дождешься! Сегодня ничего говорить не буду, а завтра выдам ей по первое число. И с Ленкой обязательно поговорю, пусть проведет с сыном разъяснительную работу».

– Давайте встанем у разных выходов, – предложила Татьяна. – Чтобы нам их точно не пропустить.

Прасолов вынужден был согласиться и нехотя отпустил ее руку. Он остался там же, где стоял, а Татьяна обогнула здание и встала у противоположной двери. Еще пара минут – и зрители начали потоком выходить из зала. Уличное освещение не очень хорошее, но своего ребенка любая мать распознает даже в кромешной темноте. Лишь бы Михаил Филиппович не оплошал. Но ребята его и сами увидят, если пойдут через другую дверь: мимо такой глыбы не проскочишь, массивная рослая фигура издалека бросается в глаза, а Аленка и Сережа знают Прасолова практически с рождения.

Еще через несколько минут стало понятно: они все-таки разминулись. Татьяна была уверена, что не пропустила бы детей. Значит, пропустил Михаил Филиппович.

– Поедем к остановке троллейбуса, – решительно произнес он. – Они должны быть там.