Яд ее поцелуя (СИ) - Серина Гэлбрэйт. Страница 18

— Рассудок мой при мне, — Блейк нахмурился.

— Тогда отчего ты мыслишь как одержимый безумец?

— Илзе, это моё решение, более чем осознанное. У меня было время всё обдумать и взвесить.

И вот он здесь, искренне не понимающий, отчего она так взъярилась.

— Жить тебе или умереть прежде срока?

— Почему ты так уверена, что я укус не переживу? — Блейк тоже встал, словно не в силах сидеть спокойно, и Илзе отшатнулась.

— Не всякому мужу дано его пережить. А если и переживёт, то лишь богам ведомо, каковы будут последствия. Возлюбленный Озары принял её яд и выжил, да только Ив и первой дюжины лет ещё не разменял, когда его отец сгорел в пламени иссушающей болезни. Или… — догадка осенила вдруг. — Или ответ ашшы тебя удовлетворил? Она посмотрела вдаль и заверила, что жить мы будем долго, счастливо и благополучно и сойдём к богам в один день, точно в этих ваших рыцарских романах? А если бы ашша сказала, что ты умрёшь, сразу или несколько лет спустя, ты бы тотчас ближайшим же кораблём в Империю вернулся?

— Нет, не вернулся.

— А стоило бы, — Илзе резким движением сдёрнула покрывало с плеч, встряхнула.

— Илзе, — Блейк шагнул к ней, попытался обнять, но она легко вывернулась из мужских рук, отпрянула.

— Я была свежим личиком при императорском дворе, диковинкой вроде разноцветных попугаев, что привозят с юга Эстилии, — заговорила Илзе зло. Пальцы бессильно мяли белый газ, удлиняющие коготки грозили разорвать тонкое кружево перчаток. — Не смотри так, знаю я распрекрасно, что тебя во мне прельстило. И отношения между нами поначалу складывались не лучшим образом. А потом та поездка в город, переменившая всё в одночасье. Женщины моего народа свободны в своём выборе, мы не превозносим женское целомудрие до небес, не почитаем его едва ли не ценнейшей женской добродетелью. Наше с тобой желание оказалось взаимно, и не было препятствий на пути его воплощения. Только оно — мимолётное увлечение, не более. Рано или поздно мой диковинный окрас померк бы в твоих глазах, потерял былой манящий блеск. Или пришло бы время венчаться с фрайнэ Лаверной, или мы попросту наскучили бы друг другу. И наши пути неизбежно разошлись бы без слёз и печалей. Но я внезапно уехала, и ты лишился занятной диковинки прежде, чем успел пресытиться ею. А тут и на бедняжку Лаверну пала тень позора Элиасов…

— Бедняжка Лаверна ныне старшая дама в свите императрицы и скоро станет фрайнэ Кленси, — неожиданно резко перебил Блейк. — Жаловаться ей явно не на что.

— Возможно. Однако ты с чего-то вообразил, будто это так увлекательно — прилететь в Финийские земли, разыскать мой клан и меня в Изумирде, отправиться прямиком в пасть ашше… А ты хотя бы раз дал себе труд поразмыслить, нужен ли ты мне? Нужна ли мне твоя жертва, желаю ли я тебя сначала отравить, а после наблюдать за твоими страданиями? Нет, Блейк Рейни, ничего мне от тебя не нужно. А если бы вдруг я и захотела чего-то определённого, то сказала бы о том ещё в Империи. Но коли не сказала, не намекнула, ни единого знака не подала, то отчего ты не задумался, что я ничего, совсем ничего от тебя не жду? Что я, я сама не желаю провести с тобой остаток твоей жизни? И кусать тебя я намерений не имею и не имела. Лучше возвращайся поскорее в Империю и на коленях Благодатных моли, чтобы уберегли тебя твои боги от запрошенной Трёхликой платы за ответ на глупый вопрос.

— Полагаешь, я всё это затеял, — Блейк широким жестом обвёл спальню, — глупости ради? Из-за причуды заскучавшего фрайна? Просто потому, что ты… показалась мне свежим личиком, которым я пресытиться не успел?

— А разве нет? Мы и двух месяцев друг друга не знали, а вмести провели и того меньше. Или скажешь, за столь ничтожный срок ты накрепко в любовных сетях увяз, да так, что теперь жить без случайной любовницы не можешь?

Не сказал. Лишь лицо словно окаменело и глаза бездонными чёрными омутами обратились.

Отвернувшись от Блейка, Илзе не вышла — стрелой вылетела из спальни. Успела расслышать и торопливые шаги, и тихие хлопки дверей двух других спален, прозвучавших, едва Илзе из комнаты Блейка выскочила. Не иначе как не удержались младший фрайн Рейни и господин Кочис от соблазна прислушаться повнимательнее к чужому спору на повышенных тонах.

И пускай себе. Илзе до них дела нет.

И до Блейка с безумными его идеями тоже.

* * *

Изумирд… изумлял.

Он был огромен, хотя Ирис не только родной городок видеть довелось. Она и в столице побывать успела — два месяца жила с Реджем в его комнатах, которые брат снимал в Беспутном квартале. Жильё это располагалось на чердаке и, наверное, было не совсем правильно называть его «комнаты». Отдельных комнат, как в гостевом доме, там не было, их заменяло одно не самое просторное помещение, но для Ирис в нём нашёлся уголок. Забирая сестру в столицу, Редж обещал позаботиться о ней и позаботился — как сумел и как получилось. Ирис не жаловалась — всё лучше, чем терпеть бесчисленные оскорбления, нескрываемое презрение и ненависть в городе, где она родилась, выросла и провела бы всю жизнь, сложись обстоятельства иначе.

Как следует посмотреть имперскую столицу не вышло, однако и замеченного мельком, мимоходом хватало, чтобы понять, как два столь далёких друг от друга города различались. И не только размерами.

Изумирд велик, полон неутихающего шума, людей и солнца. Бескрайний лабиринт улиц, широких и узких, в котором без провожатого можно заблудиться. Нагромождение зданий и иные куда выше тех, что Ирис видела прежде. Над головой то и дело проносились воздушные корабли, по мощёным улицам грохотали экипажи, наёмные и частные, телеги, фургоны и кареты. Кругом, словно деревья в лесу, торчали смотровые башни, отмеченные в нижней части специальным знаком. Отовсюду лились голоса, целая палитра неизвестных Ирис языков. Ещё было жарко, особенно после полудня, на диво пыльно и благородная зелень встречалась разве что в садах при богатых особняках да в двух-трёх общественных парках. Многие люди одеты странно, совсем не так, как в Империи принято. По внешнему виду некоторых сразу понятно, что нелюди, но никто на них внимания не обращал. Ив всё время что-то объяснял, показывал знаками и жестами. Разговаривать без переводчика было делом непростым и небыстрым, но звать с собой Шуна Ирис не стала бы, даже если бы от его присутствия зависела её жизнь. Легко представить, что бы он наболтал за спиной Ива, да и в глаза наверняка что-нибудь сказал. Ив ведь и вполовину не такой грозный и страшный, как сын господина Сагилита.

Лучше уж с помощью знаков общаться, чем через Шуна.

Иногда Ив указывал на какой-нибудь предмет и называл его на своём языке. Ирис повторяла, Ив поправлял, если она произносила неправильно, а сразу произнести чужое слово без единой ошибки ей ни разу не удалось. Ирис повторяла несколько раз, пока звучание не приобретало подобие близости к оригиналу — или они оба не начинали смеяться. Затем Ирис называла указанный предмет на франском и наступал черёд Ива коверкать слово до неузнаваемости.

Они вдосталь накатались по городу, посмотрели, правда, издалека, на полумесяц морского порта и водные корабли. Заглянули на огромный шумный базар, где, кажется, торговали всем на свете — Ирис впервые в жизни увидела столько всевозможных товаров за раз, а назначение половины из них ей и вовсе неизвестно. Перекусили и отдохнули в тихой чайной, полной незнакомых ароматов. И столы там такие низкие, что сидеть за ними пришлось на полу, на большой плоской подушке.

— Я в семье последыш. У меня три старших брата вместе с Реджем… было бы четыре, но тот братик сошёл в объятия Айгина Благодатного ещё до моего рождения.

С Ивом легко. Хорошо. Весело. И спокойно. Ирис не ожидала, что будет так себя чувствовать в обществе змеелюда. И говорить можно о чём вздумается. Даже если бы понимал её язык, то наверняка не осудил бы. Не упрекнул, что болтает много и по большей части глупости всякие.