Шикша (СИ) - Фонд А.. Страница 10

   - Вот прошлый раз были мы на южном Урале, бериллы всякие искали. Пять месяцев почти просидели там, в экспедиции, представляешь? - продолжила обличать Уткина Аннушка, - Так этот дурень вдруг пластинчатоусыми жуками увлекся. Наловит всякой хрени и давай на них любоваться. И таки допрыгался. Однажды поймал каракурта, у нас его еще черной вдовой называют. В бутылку от лимонада "Колокольчик". Припёр к нам в лагерь и подбил Захарова, чтобы сфотографировать. А Захаров - еще больший дурень. Потому что аж целый доктор физико-математических наук. Но ума соответственно еще меньше, чем у Уткина. У них же здравый смысл из мозгов вытесняют формулы, понимаешь? В общем, Захаров предложил Уткину выпустить каракурта из бутылки на траву, чтобы сфотографировать, значит, "в естественных условиях". Потому что, когда Уткин этого каракурта ловил, в бутылку, мол, земля попала, некрасиво же так. Не эстетично, мать его! Так вот этот дурень Уткин взял и выпустил. Пока второй дурень, Захаров, фотоаппарат настраивал, каракурт сбежал куда-то под один из наших домиков. В общем, пришлось нам потом лагерь в другое место срочно переносить...

   Я хрюкнула.

   - Ну это еще что! - не унималась Аннушка, - а до этого были мы Казахской ССР, там вообще почти полгода в экспедиции просидели. Так Уткин поехал еще с двумя такими же дурнями на болото, гадюк ловить. Помогать казахским зоологам, значит. И для стерилизации они, как обычно, захватили трехлитровую банку медицинского спирта. Вернулись глубоко ночью, сильно уставшие после "стерилизации" трехлитровой банки, побросали мешки с наловленными тварями прямо посреди лагеря, а сами по палаткам спать пошли. А мешки-то дырявыми оказались, и за ночь змеи и гадюки по всему лагерю благополучно расползлись. В общем, тоже потом пришлось оттуда срочно сниматься. А Аллочку, лаборантку нашу, еще и змея за руку укусила. Хорошо, что спасти успели. Так вот Уткин...

   Договорить Аннушка не успела, в лагере раздались многочисленные голоса - это вернулись остальные члены экспедиции.

Глава 4

 

   Аннушка охнула и заторопилась на кухню, хлопотать с ужином. Я-то уже поела и теперь не знала - выходить к людям или сидеть и дальше в камералке*, сославшись на мой "вшивый" карантин. В общем, зависла я капитально, обдумывая, как же поступить правильно. Но эту проблему уже решили за меня: в камералку ввалился огромный бородатый мужик в замызганной спецовке. Он на ходу вытирал мокрые руки куском полотна, затем уставился на меня:

   - Показывай, - велел он мрачно.

   - Что показывать? - не поняла я.

   - Вшивость проверю, - лаконично ответил мужик и отбросил полотно на лавку.

   Я поняла, что это и есть пресловутый Колька и послушно стащила косынку с головы (я выпросила у Аннушки платок, чтобы не позориться "вазелиновыми" волосами перед мужиками).

   Колька передвинул лампу на столе поближе и заглянул ко мне в голову:

   - Твою ж мать! - заругался он (точнее он заругался более категорично, но я не буду повторять все те слова). - Что у тебя с тыквой?

   - Волосы давно не мыла, - извиняющимся тоном попыталась оправдаться я.

   - К херам мне твои волосы! - рявкнул Колька, - ты где так бестолковку свою разнесла? У тебя же чуть мозги наружу не вылетели! Да тут же швы накладывать надо! И срочно! Еще и грязи туда затащила, вон воспаление уже пошло...

   Он еще долго возмущался моей тупостью, Аннушкиной тупостью, мировой бабской тупостью вообще и, в частности, опять прошелся конкретно сперва по мне и Аннушке, затем заодно досталось еще каким-то Люське и Катьке. В заключение Колька очень нелицеприятно отозвался о всей нашей геологической экспедиции, и особенно при этом почему-то подчеркнул тупость Уткина.

   - А где Уткин, кстати? - спросил он внезапно, продолжая вертеть мою голову то ближе, то дальше к лампе (меня чуть не укачало от этого). - У меня к нему есть ряд принципиальных вопросов. На пример, по поводу "стерилизации" лисы.

   - Не знаю, - ответила я.

   - В смысле ты не знаешь? Вы вместе ушли в разведку, а ты и не знаешь.

   - Я очнулась, когда тонула на болоте, - поведала Кольке я, - меня спас охотник. Дал куртку и сапоги. Показал дорогу сюда. А больше я ничего не помню. Вообще ничего, что было до этого. Даже как меня зовут - я узнала уже тут, от Аннушки.

   - Хорош заливать! - Колька резко отпустил мою голову и недоверчиво скривился. - Петровну ты же помнишь.

   - Нет, Аннушкой ее какой-то Митька называл, - ответила я, - я просто услышала, вот и знаю теперь.

   - А-а-а-а... вот, значит, как! Значит, Митька назвал ее Аннушкой? - прищурился Колька и выматерился. - Вот сучонок...

   Я прикусила язык. Похоже сболтнула лишнего. Но кто ж знал.

   - Ты правду говоришь? - опять переключился на мою потерю памяти Колька.

   Я пожала плечами. Мол, хочешь верь, хочешь нет.

   - Так, сиди здесь! - велел Колька, - я Бармалея кликну.

   Он выскочил наружу из камералки. Я осталась сидеть одна и всё думала, что какая-то ерунда получается.

   Минут через пять он вернулся. С ним был еще один человек. Почему-то изначально я решила, что "дон Педро" и есть Бармалей, но я ошиблась. Бармалей, он же Иван Карлович Шульц, был приземистым, почти квадратным мужчиной, столь густо заросший рыжеватой растительностью, что среди дремучей кудрявой поросли было видно только мясистый нос и цепкие черные глаза.

   - Рассказывай, - велел он тихим голосом и у меня аж мурашки забегали по коже.