Поцелуй льда и снега - Лионера Азука. Страница 14

Она молчит. Наверно, я сказал слишком много и теперь окончательно отпугнул ее. Так было бы лучше. До сих пор никто никогда не понимал меня. Даже мои солдаты боятся меня, когда я сражаюсь. Они боятся того зверя, который скрывается во мне и проявляется каждый раз, когда я сталкиваюсь с врагом. Когда слышу приближающиеся шаги Давины, то напрягаюсь, а когда ее теплое дыхание касается остывшей кожи на моей спине, я больше не могу подавлять дрожь. Надеюсь, она этого не заметит… Если она…

Я вздрагиваю, когда она слегка проводит пальцами по шраму между моими лопатками.

– Что с тобой случилось здесь? – тихо спрашивает она.

С каждым слогом ее теплое дыхание касается моей кожи, и ее начинает покалывать от блаженства. Я упорно сдерживаю каждый звук, зреющий в моем горле и не имеющий ничего общего со словами, которые я собираюсь сказать.

– Арбалетный болт, – хриплю я. – Атака из засады. Не хотел, чтобы меня несли с поля боя, как тяжелораненого, из-за ничтожного болта, поэтому продолжал сражаться. Я не знал, что наконечник болта был зазубрен и укреплялся в моей плоти с каждым движением. Рана воспалилась после того, как полевой врач наконец-то вырезал его. – Я вздрагиваю от воспоминания. – У меня поднялась температура, и я был прикован к постели в течение нескольких дней, поэтому пропустил исход боя.

Осторожно она проводит пальцами по внешним краям шрама.

– Она такая зазубренная, что почти похожа на снежинку. И она почти в центре твоей спины.

– Доктор сказал, что на полсантиметра влево, и я, возможно, никогда больше не смог бы ходить.

– Тогда тебе повезло.

– Это не имеет ничего общего с везением.

Я рассчитываю, что она, как обычно, будет мне возражать. Наверно, в этом мире нет темы, по которой она не придерживалась бы иного мнения, чем я. Каким бы странным ни казалось мне, что у женщины столь острый язык, не могу сказать, что мне не нравится с ней разговаривать. Хотя солдаты часто спотыкаются о собственные ноги, чтобы выполнить мои приказы, приятно общаться с кем-то, кто относится ко мне со скептицизмом. Кроме Давины, только король Эсмонд может подвергать сомнению мое мнение и приказы.

Не знаю, почему я разрешаю это ей. Может, потому, что она напоминает мне кого-то, кого я потерял давным-давно.

– Вы победили? – спрашивает она, отдергивая руку. Места, которых она только что касалась, тут же замерзают.

Я усмехаюсь, даже если она этого не видит.

– Мы всегда побеждаем.

– Тогда как же получается, что эта война продолжается?

Улыбка исчезает.

– В открытых боях мы превосходим земельцев, но их больше, чем нас. Если мы убьем одного, десять встанут за павшего. Они избегают сражений с нашими войсками и довольствуются тем, что сжигают поселения вблизи границы. Или захватывают кареты с молодыми девушками. Они усложняют нам жизнь там, где только могут. Король Эсмонд больше занят возмещением ущерба, нанесенного Земным королевством, чем планированием битв с ним.

Я вздрагиваю, когда она снова кладет руку мне на спину. На этот раз она касается шрама, идущего до правого плеча.

– Это было лезвие меча?

– Топор, – отвечаю я. – Наверно, удар должен был отделить мою голову от тела. К сожалению, топор застрял у меня в плече, вместо того чтобы попасть по шее.

Меня часто спрашивали о происхождении моих шрамов, иногда дерзкие женщины, которые надеялись, что таким образом смогут сблизиться со мной. Большинство из них, увидев множество плохо заживших ран, украшающих мое тело, быстро переключались на других рыцарей.

Почти все шрамы у меня на спине из-за того, что очень немногие бойцы подходят достаточно близко, чтобы поранить меня спереди. Слишком быстро они оказываются побежденными или мертвыми у моих ног, когда сталкиваются со мной в открытом бою.

Давина легонько поглаживает тонкие шрамы, мерцающие серебром на моей руке. При этом она обходит меня, пока не оказывается прямо передо мной. Я задерживаю дыхание, когда ее взгляд скользит по моей груди и животу. Я будто могу почувствовать его прикосновение. Я смущаюсь и быстро переношу вес, чтобы ей это не бросилось в глаза. Она мельком смотрит на меня и замечает мое нахмуренное лицо.

Извиняясь, она пожимает плечами.

– Как ты знаешь, мы во Фриске очень… миролюбивый народ.

Я удерживаюсь от реплики, что не назвал бы ее трусихой.

– У нас есть солдаты и армия, но никто никогда не видел настоящего сражения, не говоря уже о том, чтобы поучаствовать хотя бы в одном. Вот почему ни у кого из них нет таких ран. – Она приоткрывает губы, на мгновение задумываясь. – Конечно, есть те, кому на тренировках не повезло и они неудачно пропустили удар. Или некоторые повара, которые порезались ножами. Но настоящего военного ранения я никогда не видела.

– Почему ты так очарована этим? – спрашиваю я, когда ее взгляд скользит глубже. Слишком глубоко для меня и моей сдержанности. – Разве ты не находишь их… отталкивающими?

Отвечая на мой вопрос, она смотрит мне в глаза, и я снова теряюсь в их синеве. Никогда не видел такого темно-синего цвета глаз.

– Почему я должна? – резко спрашивает она. – Как ты уже сказал, они очаровывают меня. Они – знак того, что ты сражался и одержал победу. Они – трофей. Каждый шрам означает, что ты выжил, в то время как другие нет. Шрамы определяют тебя как победителя.

Трофеи. Доказательство того, что я выжил. Знак победы.

Я напряженно сглатываю. Никогда еще не слышал, чтобы кто-то так говорил о шрамах, особенно о моих. В глазах молодых женщин они – недостаток. А эта малышка из Фриски, которая, вероятно, знает, что вообще такое война, только по книгам, произносит именно те слова, которых я подсознательно жаждал услышать много лет.

Слова, которые исцеляют ту часть меня, которая еще не совсем ожесточилась из-за бесчисленных боев.

Когда я не отвечаю ей – не могу ответить, – ее взгляд скользит по моей груди и животу вниз. Быстро натягиваю все еще влажную рубашку через голову и отворачиваюсь от Давины.

– У тебя есть что-то, во что ты можешь переодеться? – спрашиваю я. Мой голос звучит грубо и взволнованно. Надеюсь, этого она не замечает. – То, в чем не простудишься до смерти.

Она вытаскивает булавки из-за пояса брюк и отжимает пояс. При этом демонстрирует мне полоску своего плоского живота, почти белой кожи. Я смотрю вверх и посылаю к небу немую молитву. Что я сделал на этот раз, чтобы заслужить гнев богов? Почему они послали Давину мучить меня?

– У меня есть только то, что на мне, – бормочет она. – Мы могли бы разжечь огонь. Возможно, тогда я высохну быстрее.

– Никакого огня, – сразу отвечаю я. – Мы слишком близко подошли к границе с Земным королевством.

Она вызывающе приподнимает бровь, и часть меня, с которой что-то не так, уже с нетерпением ждет ее несомненно язвительного ответа.

– Неужели великий рыцарь боится нескольких земельцев?

– Нескольких? Вряд ли, – отвечаю я. – Но, как ты только что видела, я могу быть уязвим. Против нескольких земельцев выступлю, но не знаю, сколько их здесь на самом деле бродит. Поэтому я бы предпочел, чтобы мы остались незамеченными. Если ты, конечно, не жаждешь, чтобы тебя обнаружили и похитили.

Она снова пытается заставить меня оледенеть своим сверкающим синим взглядом.

– Не шути так глупо! Лучше скажи мне, что мы будем делать.

– Под дождем? Ничего. – Я кривлю рот. – Следы бесполезны, и я не надеюсь, что мы сможем возобновить преследование, как только прояснится.

– Тогда… ты хочешь сдаться?

– Не может быть и речи, – рычу я. – Как ты думаешь, я бы остановился здесь, если бы не одна надоедливая девушка? Но у меня нет выбора. Я не буду рисковать и брать тебя с собой дальше. Было вообще неправильно согласиться помочь тебе.

Глава 7

Давина

Я напрягаюсь при его словах. Ошибка. Он считает это ошибкой. Он также раскаивается, что спас меня от земельцев?

Но я не могу винить его за это. Он опытный рыцарь. Конечно, для него это бремя, когда за ним кто-то тащится и он не может двигаться так, как привык. Без дополнительного балласта в виде меня Элора наверняка шла бы гораздо быстрее, а Леандр давно бы догнал земельцев.