Растратчик - Кейн Джеймс. Страница 16

– Ладно, слушай. Мне понадобилось полдня, чтобы во всем разобраться. Пришлось насесть на ее папашу. У него, оказывается, зуб на Брента. Давай посмотрим на это глазами Брента и его жены. Они понимали, что рано или поздно все раскроется, и решили инсценировать ограбление, чтобы под шумок списать растрату. Никто бы даже не заподозрил, что было в действительности. Но сначала надо было выправить записи в учетных карточках и книжках вкладчиков. И, доложу тебе, проделала она это мастерски. Не осталось ни одного следа. Если бы не ее отец, мы бы никогда не узнали, сколько они украли. Итак, Шейла выправляет все записи, причем успевает до того, как ты проверил ее кассу. Задача не из легких – времени у нее было в обрез, но она справилась. Потом Шейла выпускает паука, а ее муж, воспользовавшись суматохой, незаметно прячется в хранилище. На следующее утро он выскочит оттуда с платком на лице и, никем не узнанный, скроется. А Шейла позвонит старику и попросит никому ничего не рассказывать, она, мол, объяснит позже. Чарльз, естественно, для всех по-прежнему болен. И когда полиция явится к ним домой, то застанет его в кровати, еще не оправившимся после операции. И ни денег, ни улик – ничего, что связывало бы его с ограблением.

Но это еще не все. Они предусмотрели и другой вариант. На случай, если Брента узнают. Его мог выдать кашель. Что тогда? Деньги на месте, документы в порядке. А что касается Брента, пять докторов клятвенно подтвердят, будто он спятил из-за болезни. Он выкрутится, получит условный приговор, и единственный, кому что-то известно, это отец Шейлы. Но она заставит его молчать. Как видишь, они почти все предусмотрели. Спасибо Хельму. Благодаря его бдительности у них ничего не вышло. Брента узнали, и теперь его разыскивают за убийство и ограбление. И его жена арестована за то же самое.

– Она арестована?

– Все идет к тому. Она по-прежнему в больнице. Эти остолопы считают, будто ей необходимо прийти в себя после случившегося. Но за дверью дежурит полицейский, и завтра, когда она проснется, ее ждет сюрприз.

Я лежал, закрыв глаза, и пытался заставить себя думать. Мне следовало что-то предпринять.

Но голова была точно в тумане, я едва что-либо соображал. И тут я услышал свой голос:

– Лу.

– Что?

– Я знал об этой растрате.

– Хочешь сказать, подозревал?

– Я знал.

– А я говорю, ты мог только догадываться.

Лу почти кричал. Я открыл глаза. Он стоял напротив. Высокий и коренастый, с золотистым загаром. Но от прежнего Лу, веселого и добродушного парня, не осталось и следа. Будто его подменили. Лицо было бледным и подрагивало. А взгляд как у безумца.

– Если ты знал о растрате и не доложил, ты нарушил условие страхового договора. Ты что, не понимаешь этого, Беннет? Мы ничего не получим от страховой компании.

Только сейчас я вспомнил о страховке и о страховом договоре, который когда-то подписал. Договор этот подписывают все сотрудники, и в нем сказано: «Лицо, подписавшее настоящий договор, должно сообщить об известном ему мошенничестве, хищении или растрате любому из своих коллег по работе или начальству в течение двадцати четырех часов с момента обнаружения факта мошенничества, хищения или растраты. В случае невыполнения этого требования страховка считается аннулированной, а страховая компания освобождается от обязательств по возмещению ущерба, причиненного данным мошенничеством, хищением или растратой».

Губы у меня онемели, а ладони стали влажными, но я продолжал:

– Ты обвиняешь женщину в преступлении, которое она не совершала, и я знаю это, черт побери.

– Ты мне ничего не говорил. Ясно?

Он схватил шляпу и бросился к двери.

– И вот еще что. Если ты не свихнулся окончательно, то никому больше не станешь этого рассказывать. Иначе мы не получим ни цента от страховой компании. И это при том, что нас обокрали на девяносто тысяч долларов. Господи, девяносто тысяч! Девяносто тысяч!

Глава 11

Лучше не спрашивайте, что было дальше. Следующие три дня оказались настоящим кошмаром. Первым делом я отправился во Дворец правосудия и рассказал помощнику окружного прокурора, мистеру Гауденци, о том, каким образом замешан в этом деле. Он выслушал меня, все записал, после чего пошло-поехало.

Сначала я был вызван в суд, где меня попросили повторить под присягой то, что я рассказал ранее. При этом мне пришлось доказывать свою невиновность, и, если кто-то думает, что сделать это не составляло труда, пусть сам попробует. Я выкручивался как мог под градом идиотских вопросов, отвечая на которые сам чувствуешь себя полным идиотом. Никакой помощи или поддержки ни от судьи, ни от адвоката. Ты совершенно один перед окружным прокурором, стенографисткой и присяжными, от которых зависит твоя судьба. Так продолжалось два часа. Я рассчитывал, что смогу не отвечать, почему дал Шейле деньги. Не удалось. Пришлось признаться в том, что я попросил ее развестись с Брентом и выйти за меня замуж. Больше вопросов ко мне не было.

Когда я вернулся домой, позвонил Лу Фрейзер. Он был зол. Страховая компания уже известила о том, что отказывается возмещать пропавшие деньги. Сообщив об этом, Лу добавил, что я отстранен от работы вплоть до дальнейших указаний. Он бы уволил меня, если бы мог, но вынужден был ждать возвращения «старика» из Гонолулу. Все-таки я был в руководстве компании, и для моего увольнения требовалось согласие совета директоров.

Но больше всего мне досталось от газетчиков. К тому времени, когда в деле появился новый поворот, история об ограблении еще не успела сойти с первых полос, хотя и начала понемногу выдыхаться. Кажется, сказано было абсолютно все, и единственное, что оставалось, – строить догадки насчет местопребывания Брента. Одни уверяли, будто он в Мексике, другие – в Финиксе, а третьи – в Дель-Монте, где, по словам служащего местного мотеля, Брент останавливался в ночь ограбления. Но после моих показаний в суде история обрела второе дыхание. Газетчиков привлекла любовная подоплека, и то, как они обошлись со мной, было хуже убийства. Теперь историю окрестили «Ограбление в любовном обрамлении».

Газетчики наведались в дом к старику Роллинсону, куда Шейла отвезла детей. Они сфотографировали девочек, их деда и вдобавок выкрали по меньшей мере дюжину снимков Шейлы. Опубликовали и мои фотографии, все, какие только смогли найти, даже ту давнишнюю, на которой я был изображен в купальном костюме с однокурсницей в обнимку. Фото было сделано специально для одного футбольного обозрения.

И чего я добился своим признанием? За день до того, как я давал показания в суде, жюри присяжных признало Шейлу виновной в подделке банковских документов, растрате и соучастии в вооруженном ограблении. Единственное, в чем ее не обвинили, так это в соучастии в убийстве, и почему не сделали этого, было совершенно непонятно. Так что все наши старания оказались напрасны. Я влез в долги и пригвоздил себя к позорному столбу, только бы избавить ее от обвинений. И что же? Обвинения все равно были предъявлены. Теперь я шагу не мог ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь газетчика. Целыми днями я сидел дома и слушал коротковолновый приемник, настроенный на полицейскую волну, в надежде узнать что-нибудь связанное с поисками Брента. Еще я слушал выпуски новостей, В одном из них сообщалось, что Шейлу выпустили под залог в семь с половиной тысяч долларов и что деньги внес ее отец. С моей стороны вряд ли было бы разумно вносить залог. Я уже сделал для нее все, что мог.

В тот день я сел в машину и отправился покататься по городу, просто для того, чтобы не свихнуться в четырех стенах. На обратном пути я проезжал мимо банка. Сквозь большие окна было хорошо видно, что происходило внутри. За конторкой сидел Снеллинг, на месте Снеллинга – Хельм, Черч занимала место Шейлы. Кроме них, были еще два кассира, которых я не знал.

Вечером после ужина я включил радио, чтобы послушать выпуск новостей. На этот раз появились явные признаки того, что шумиха вокруг ограбления утихает. Сообщалось о том, что Брента по-прежнему ищут, но при этом не были упомянуто ни о Шейле, ни обо мне. Я успокоился, но ненадолго. Спустя какое-то время на душе у меня снова начали скрести кошки. Где Брент? Что если он и Шейла встречаются? Я сделал все, что в моих силах, чтобы с нее сняли обвинения, но это не значит, что я сам был уверен в ее невиновности. Мысль о том, что они могут встречаться, что она с самого начала водила меня за нос, вывела меня из равновесия. Я вскочил и принялся ходить взад и вперед по комнате. Я пытался заставить себя не думать об этом, но тщетно. Около половины девятого я не выдержал, сел в машину и отправился к ее дому. Я припарковался, не доезжая полквартала, в том месте, откуда мне все хорошо было видно, и стал ждать.