Путь под лазурным небом (СИ) - Панютин Александр. Страница 2

Схему лондонского метро? Шрам? Надеюсь, я просто ослышался и не так всё понял, ведь даже думать над тем, как так вышло, я не хочу.

Великан Хагрид (а по-другому его назвать нельзя, ведь над всеми присутствующими он возвышался на добрые пару метров минимум!) бережно достал меня из сумки и передал Дамблдору.

— Могу я… Могу я попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид.

Он нагнулся надо мной и поцеловал меня в лоб. А затем вдруг завыл, как раненая собака.

— Тс-с-с! — прошипела неизвестная. — Ты разбудишь маглов!

— П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нем лицо. — Но я п-п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у маглов…

Что она ему ответила, я уже не слышал. Дамблдор, достигнув порога моих будущих опекунов, аккуратно опустил меня на ступеньки, достал из кармана мантии письмо, сунул его в одеяло и… Просто ушёл. Он что, идиот? На дворе поздняя, явно не тёплая, октябрьская ночь. А если я заболею? И вообще, как долго я ещё буду наблюдать со стороны за жизнью своего нового тела? Надеюсь, подольше, ведь я всё ещё ребёнок, и чувствовать, как хожу в туалет под себя, хочется не особо…

Глава 2 - Пробуждение

Когда эйфория от того, что я могу прожить новую жизнь прошла, меня захлестнула дикая истерика. Всё то немногое, что было мне дорого, а именно семья и друзья, остались там. Счастливые и не очень моменты, что я провёл с ними. Вся моя грёбаная жизнь осталась в далёком мире!

Я мог только кричать. И я кричал. Так сильно, как мог. До тех пор, пока не «выдохся». Дикая тоска сменилась на злость. Злость на то, что я всё помню всё в мельчайших деталях. На то, что я продолжаю чувствовать старые эмоции. И я снова кричал. И пытался вырваться из этой клетки. Но клетка была прочной, а мои крики и попытки — слишком слабыми. Я бился, плакал, и звал на помощь. Это был кошмар. Слишком реальный.

Но тюрьма не желала ломаться. Её железные прутья крепко держали меня в этой темнице. Я устал кричать и со временем просто выгорел. Злость сменилась апатией. Апатия сменилась надеждой на новую жизнь, и я обратил своё внимание к реальности.

И первое что меня ожидало в реальности — это ссоры. Опекунами нового тела стали родственники моей погибшей материи — Петуния, моя родная тётя, и её муж Вернон. Предметом ссор между ними, как можно догадаться, стал я. Тётя была настроена отрицательно, а вот Вернон «выбрасывать» новоявленного племянника желанием не горел. Петуния, кажется, что-то не поделила с моей мамой, но что именно — я не понял. Самым запоминающимся из всего этого был крик: «Я Нормальная! Мы нормальные!». Честно говоря, я снова боялся. Я не хотел провести часть своей жизни в приюте. К счастью, Вернон все же смог переубедить жену. С документами он обещал разобраться быстро, упоминая каких-то друзей где-то там.

Я был рад, что первые годы жизни я не имел управления над телом. Ходить под себя? Нет, спасибо, мне хватает и картинки того, что происходит. Время летело быстро, это я понял на третий день рождения Гарри. Хотя, нужно привыкать, что Гарри теперь не кто иной, как я. Что же такого странного в этом событии? Я не помнил второго дня рождения, и, скорее всего, значительного куска жизни тела после него. Я не замечал, что временами погружался в некоторое подобие сна на разное время. Это могло длиться как несколько минут, так и несколько месяцев.

На самом деле, чем больше проходило времени, тем больше возникали панические мысли о том, что я так и останусь сторонним наблюдателем. Ведь вдруг окажется, что я навсегда останусь лишь гостем в душе мальчика. Вторая истерика мне была не нужна — уж слишком сильно я поверил в надежду о новой жизни.

Отогнать эти мысли прочь помог мой сон. Точнее, все последующие сны. После каждого пробуждения этакий экран, через который я наблюдал за жизнью тела, как будто бы становился всё ближе. А уж после того, как я смог повлиять на тело, пусть и незначительно, подобные мысли и вовсе перестали возникать.

Если бы я мог прыгать от счастья и кричать, в тот момент я бы это делал. И очень долго. Я впервые за два с половиной года с момента смерти почувствовал тело. Смутно, как будто всё тело было ватным, но я ликовал. Жаль, что продлилось это недолго, всего несколько секунд. Это отняло у меня практически все силы, и я снова провалился в сон.

Запоминающихся событий за первые годы моей жизни произошло удивительно мало. Хотя, наверное, это нормально? Себя прошлого ребёнком я ведь и не помню почти. Точнее, как раз-таки и вспомнил, но, за неимением важных событий, эти знания снова начали затираться. Дни в основном сливались для меня в однообразную картинку. Я оказался очень тихим ребёнком, по сравнению с моим кузеном Дадли. Несмотря на это, мы вполне нормально играли вместе, ссор и драк у нас ещё не было.

С старшими Дурслями, в особенности с Петунией, всё сложилось удивление хорошо. Порой, я ловил на себе уж слишком странные и непонятные взгляды от тёти, но, к счастью, всё обошлось. Относились ко мне как к родному, ничем не обделяли.

Ходить я, оказывается, уже умел, причём весьма умело для годовалого ребенка, в то время как Дадли только начинал делать неуверенные шажки. А вот с речью была проблема. Когда кузен вовсю что-то щебетал, я обратил внимание на то, что тело молчит. Возможно, это связано с моим положением. Заметил не я один. Меня возили по различным врачам, но все разводили руками. Зато не оставили без внимания мою гетерохромию. В остальном я оказался полностью здоров.

Не сразу я задумался, а почему я вообще понимаю английский? Нет, через пару лет вполне можно было научиться, но я ведь понимал слова сразу же после попадания. Память маленького Гарри подсказала? Но почему тогда я не помню ничего до попадания? Решил даже не задумываться об этом и принять как факт, ведь вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ.

Помимо того, что я наблюдал за жизнью моего нового тела, я размышлял. И в первую очередь мои мысли касались магии. Да, магия здесь существовала, хотя и не в повседневной жизни. Скорее всего, маги скрываются от глаз обычных людей в подполье или даже в каком-нибудь волшебном мире, параллельном этому. Не знай я точно, что она существует, и подумал бы что просто переродился в своём же мире. Правда, в недалеком прошлом.

Конечно же, главной темой моих размышлений был очевидный вопрос — а являюсь ли я сам магом?

Впрочем, в скором времени все сомнения исчезли. Первое проявление магии принесло мне аж две радостных новости. Первой и самой очевидной было то, что я маг и могу колдовать. Развеивающиеся сомнения, что сидят где-то внутри, всегда приносят радость. Так что, будни попаданца, ждите меня! Вторая же принесла облегчение, что я точно не немой и говорить могу. Просто, когда я случайно спихнул со стола стакан и тот разбился, он починился на глазах Петунии. А затем я спросил: «Ты не сердишься?». Я видел борьбу внутри тёти, и, когда она что-то для себя решила, она просто подошла и обняла меня. Вечером об этом уже знал Вернон, но ничего в их отношении ко мне не изменилось. Исходя из этого, я сделал два вывода. Первый: мои опекуны знают о магии, более того, всё это время ждали от меня её проявления. Второй: я, несмотря на роль зрителя, кажется… Привязался к ним. В один момент, мои эмоции и эмоции тела начали сливаться воедино, влияя друг на друга.

Чем старше становилось тело, тем чаще и дольше я впадал в спячку. В конце концов, и моё «заточение» подошло к концу.

Просто в один момент понял, что на кровати лежу Я, а не тело, за которым я наблюдал столько времени. Минут двадцать я просто лежал и не мог поверить, что наконец-то это свершилось. Слёзы ручьём текли из глаз, а рукава пижамы уже были мокрыми оттого, что я постоянно вытирал ими лицо. Эмоции, долго время не находившие нормального выхода, взяли надо мной верх. Когда же я смог взять себя в руки, я осмотрелся. На часах было без пяти семь утра. Все ещё спали.